Мечта (из цикла The Chosen End)

4 октября 1957г. СССР запустил на орбиту первый искусственный спутник Земли. «В 22 часа 08 минут по московскому времени ракета Р-7 ушла в небо — не как оружие массового уничтожения, а как носитель человеческой мечты».

Фильм «Битва за космос»

5 октября 1957г. Дом Америки Благодаря тому, что Америка предусмотрительно заперся в подвале, дом в целом избежал разгрома. Увертюра из грохота ломаемой мебели отзвучала утром, сразу после выпуска новостей. После чего Альфред набрал номер Брагинского и крайне вежливо и официально заявил, что им «нужно срочно встретиться для обсуждения накопившихся межгосударственных вопросов». Но несмотря на все попытки совладать с собственным голосом прозвучало это почти, как пошлое и истеричное «дорогой, нам надо поговорить!» Но Россия неожиданно проявил хорошо воспитанную сторону своей натуры и согласился заехать вечером, тем самым предоставив Америке достаточно времени для того, чтобы отыскать среди груды обломков ключ, подняться наверх, пообедать, снова спуститься в подвал... и опять заметаться среди четырех стен. Но на сей раз это была не ярость с разочарованием пополам, а страх, от которого все тело свело болезненным спазмом, а лицо покрылось отвратительной маской из пота и слез. Тихо скуля на одной ноте, он забился в самый темный угол подвала. Воистину это мог быть один из самых несчастливых дней в жизни Альфреда Джонса, но Россия не передумал и приехал вечером, как и обещал. Америка заметил его появление только тогда, когда его рассеянный затуманенный взгляд остановился на паре знакомых сапог. «Ну, конечно же, у него есть ключи от моего дома. Еще бы, с таким-то штатом шпионов!» Альфред поднял голову и первое, что у него вырвалось: - Ты ведь не собираешься обстреливать меня из космоса или что-то в этом роде? - В ближайшее время... едва ли, - улыбнулся Россия. Но когда он разглядел выражение лица Америки, его улыбка увяла, между бровей залегла складка и в лиловых глазах отразилось понимание. Он опустился на пол рядом с Америкой. - Извини, я не подумал... - Русский нежно провел кончиками пальцев по тыльной стороне ладони американца. - Нет. Ну, конечно же, нет. Альфред приподнялся, встав на колени, но головы не поднимал, избегая встречаться с Брагинским взглядом. - Я слушал это весь день... - он слабо взмахнул рукой в сторону самой грандиозной груды обломков, из глубин которой доносился негромкий и мелодичный радиосигнал. Бип... бип... бип... - Д-думаю, я-я... д-должен тебя поздравить или как это... - Альфред рвано вздохнул, снял очки и уткнулся лицом в ладони. Россия мягко взял его за запястья и медленно развел их в стороны: - Ну же, Америка, - голос его был тихим и успокаивающим. - Да что случилось-то? Альфред судорожно вцепился в его руки: - Ты в космосе! - крикнул он и по его спине в который раз прошла крупная дрожь. - Я-я-я не могу отправить туда ерундовину в три фута весом, а ты запустил трехсотфунтовый шар и... и... ведешь себя так, как будто это не великое достижение! А-а я слушал это весь день! Бип... бип... бип... Несколько растерявшийся Россия притянул его к себе и пробормотал: - Это всего лишь спутник. Не человек. И даже не животное. Это поразительно, да... но разве великое дело отправить за пределы Земли кусок металла? Его голос смолк, и комнату вновь наполнила пронзительная трель «Спутника». - Наверное, - прошептал Америка, уткнувшись лбом в плечо России, - н-но мои люди испуганы и... и... - Тсс, - прервал его Россия, целуя в макушку, еще крепче обнимая и оглаживая по спине ладонями. - Ты и впрямь считаешь, что я смогу причинить тебе вред? Потянулись мгновенья мучительной тишины. - Нет, - пробормотал, наконец, Америка. Конечно, этот ответ не был правдивым, но он знал, что и Россия спросил о другом - «ты считаешь, что я смогу тебя убить?» - и вот в это-то он действительно не верил. Альфред запустил пальцы в рубашку России и нервно, прерывисто вздохнул. - Но они, мой народ, до сих пор боятся... Они думали, что я... Опять долгое молчание. И потом почти беззвучное: - Лучше, чем я есть на самом деле. Россия снова скользнул ладонями по его спине: - Они думали, что ты будешь первым. - Да, но... - Америка пожал плечами. Что тут сказать - он и сам понимал, что люди по обе стороны океана искренне верили, что первенство останется именно за их страной. - Просто... я даже близко не подошел. - Альфред чуть отстранился, чтобы, наконец, посмотреть Ивану прямо в лицо. - Но мой босс так спокоен... и ты тоже... я просто не знаю.... Он зажмурился и снова ткнулся России в плечо. Тот прижался щекой к его волосам, продолжая водить пальцами по лопаткам, шее, спине. - Помнишь ту историю, которую я рассказал тебе тогда, в Берлине? Про крепостного, который пытался улететь на деревянных крыльях? - Спросил он, когда Альфред чуть расслабился под его руками. - Да, он погиб жуткой смертью или что-то вроде. Все твои истории так заканчиваются. Тихий смех. - Да, он разбился. Но лишь потому, что ошибся в замысле. Ему не хватило терпения, знаний и времени. - Он погладил шею Альфреда двумя пальцами. - Терпение - вот что тебе нужно. Космос — это... вечность, он никуда от тебя не денется. Какое-то время Америка молчал, потом, опять чуть отстранившись, скользнул по лицу России рассеянным взглядом и облизал пересохшие губы: - Я всегда хотел научиться летать. С первых своих дней, наверное. Он выдавил из себя вымученную улыбку. - Помню, когда я был маленьким... Англия спросил, хочу ли я вырасти процветающей колонией. А я ответил, что хочу вырасти птицей. Невыразимая нежность коснулась глаз России, отразившись в них, как свеча в темной комнате. Он обхватил лицо Америки ладонями и кончиками пальцев проследил его овал. - Ты все еще растешь, - выдохнул он. - Сто семьдесят шесть лет это невероятно мало, как бы не казалось тебе самому... У тебя еще есть время, чтобы научиться летать, птенец. Последнее слово, произнесенное по-русски, прозвучало на грани слуха. Америка покраснел и опустил взгляд. - Когда я начал строить самолеты, то думал, что вот она — самая большая воля, которую только можно обрести под звездами. Но потом... в 20-е... появились все эти книги про полеты по ту сторону неба, и... Россия... - Его голос опять прервался всхлипом. Иван коснулся губами его век: - Это не значит, что все, что лежит вне Земли - теперь моя собственность. Приподнял за подбородок и заглянул в глаза: - Я не отниму его у тебя. Обещаю. Америка обнял его за пояс: - Я знаю. Космос... космос бесконечен и открыт для всех, просто... Опять недосказанность, опять тишина и резкое: - Я бы хотел с тобой поменяться! - Он не знал, правильно ли, вежливо ли так говорить, все это лишь эмоции, но... - Как я хочу, чтобы это ты первым получил бомбу, а я — вышел в космос. Потому что... потому... да, наверное, это глупо, и это простой шар, вроде тех, которыми играют на пляже, только из стали и умеет пищать, но... но я слушал его весь день и... Я отдал бы все! - Я знаю, - прошептал Россия. - Знаю. Я понимаю тебя, Америка. - Его дыхание скользнуло по изгибу шеи, там где она переходит в плечо, и от этого по всему телу Альфреда опять прошла дрожь. - Когда ты... когда ты получил бомбу... я хотел ее так сильно, что дышать не мог. Это было наваждением. А ты вел себя так, словно не понимал, чем владеешь. - Он коснулся губами его щеки. - Я все-все понимаю. - Я тоже все-все понимаю, - несчастным голосом повторил Америка, зарываясь лицом в волосы России. - И если ты... если ты попадешь туда первым, сам или глазами человека... Наверняка, это превратится в какую-то грязную политическую пьесу с самым непредсказуемым финалом, но... чтобы не произошло, - он стиснул пальцы, зарываясь ими в ткань рубашки на спине у России. - Обещай, что расскажешь мне обо всем! Я... я хочу знать на что похожа вечность..., полет и возвращение из нее. Руки России — крупные, сильные - не замирали ни на миг, пройдясь по каждому сантиметру спины Америки. Не остановились и тогда, когда он ответил и приоткрытых губ Альфреда коснулось его дыхание: - Обещаю. Я обязательно расскажу тебе, какими там выглядят звезды. И наша Земля. Америка моргнул - глазам стало горячо и влажно: - Такие обещания не нарушают. Но Иван легко выдержал пристальный взгляд Альфреда — на лице его были написаны такие открытость и безмятежность, каких, наверное, на нем не видел никто и никогда. - Не нарушу.