Бони и Клайд

Сплин - Бони и Клайд The Acid - Basic Instinct

Виктор не понимал, как это могло случиться. Он всегда был аккуратен, Юра — еще бдительнее. Никифоров устало потёр лицо руками. Голова раскалывалась — он не спал всю ночь. Под окном, кажется, собрались репортёры. Плисецкий жил с ним, но на время своей крохотной передышки махнул на выходные к дедушке. Отсутствовал всего три дня… Кто же мог знать? Виктору было страшно за него, и он не понимал, как тот собирается попасть домой. Но даже не думал звонить, пытаясь переубедить. Это всё было бы абсолютно бесполезным — таков уж его Юра. Упрямый, жесткий, целеустремленный. Он всегда добьется своего. Его ничто не сломает… Так ведь? Никифоров безумно волновался, корил себя, корил его, корил дурацких журналистов. Его телефон разрывался от постоянных звонков, пока он не выключил его. Ему написывали во всех соц.сетях, взрывающийся от злости Яков слал бесконечные письма на его рабочую почту. Кто-то даже ломился в дверь… Он даже находил письма с угрозами. Виктор вздохнул тяжело, не решаясь позвонить Юре. Вдруг промелькнула мысль о том, что Плисецкий может и не приехать. Не вернуться. Порвать с ним, в конце концов. Никифоров точно не был ангелом… Он столько раз нарушал свои обещания. Он столько раз отталкивал его от себя, пытаясь убить в себе эти разрушительные чувства. Он был настолько зависим, что язык не повернулся бы назвать это любовью. Он ломал его. Ломал себя. Бежал, потому что боялся. А теперь… Это ведь был конец, не так ли? У них нет будущего в этом государстве. Теперь Юра не сможет продолжить карьеру под знаменем родины. Другие страны примут его талант с радостью. Но друзья, семья — теперь это всё утеряно… Он и так уже достаточно разрушил Юрину жизнь, так может хватит с него? Он взял в руки телефон — бесполезную железку, и дрожащими пальцами попытался включить. Но тут же услышал лязг ключей. Не может быть… — Ты вернулся. — Я никуда не девался, — с улыбкой пожал плечами Юра. Плисецкий, на самом деле, был таким взрослым, что Виктор не мог к этому привыкнуть. Он прощал ему капризы и флирт с фанатками, смог забыть их неудачное прошлое и дурацкие обещания. Никифоров даже не хотел знать, как он пробрался через толпу надоедливых репортеров. Юра наскоро помыл руки, переоделся в домашнюю футболку и достал какую-то картонную коробочку. — Накуримся? — он протянул Виктору косяк. Он пожал плечами. Нечего терять. Он сделал первую затяжку, с трудом не закашливаясь, и спросил: — Думаешь, они когда-нибудь успокоятся? — Журналюги? Да, куда денутся. Погано только то, что вряд ли теперь удастся выступить на Гран-При. — Как вообще так вышло… Кто мог слить фотографии, я не понимаю… — Кто угодно, Вить. Фанатки — их целое море. И это не всегда так радужно, — парень усмехнулся, затянулся сильнее и притянул Виктора для поцелуя, выдыхая дым ему в губы. Никифоров не выдержал и всё же закашлялся, чем заставил парня засмеяться. Виктор посмотрел в его глаза — уставшие, вымученные. — И что теперь? Наверное, нам нужно уехать, — произнес мужчина. Плисецкий молчал. — Или, не знаю, надо сделать публичное заявление, объявить, что это подделка… Или отсидеться, но в нашей стране… Очень вряд ли мы потом куда-то сможем… — мужчина утих. — О чём на самом деле думаешь? — Плисецкий положил голову мужчины на свои колени. — О том, что я сломал тебе жизнь, — сознался мужчина. — Глупости, — ответил Юра. По его глазам Виктор мог прочитать: «Мы оба сломаны». — А ты? — Никифоров провёл по волосам парня. Перед глазами всё плыло от выкуренных сигарет. В ушах был какой-то непрекращающийся шум, но Виктор не хотел об этом думать. — М? — А ты о чём думаешь? — О том, что тебе нужно поспать. Уже светало. Всё заливало оранжевым светом. Сон был тяжелым, непонятным, почти галлюциногенным. Когда они проснулись, было уже далеко за полдень. Первым, что Виктор спросил, было: — О чём думаешь? — О том, что нам нужно взять паузу. — В отношениях? — с опаской спросил Никифоров. Он бы понял, правда. После всего… Их отношения никогда не были простыми. Но отказаться от Юры казалось невыносимым. — Нет. От всего. Уедем куда-нибудь, отдохнём, понимаешь? — А карьера? Гран при? Золотые медали? Ты ведь на пике славы! Тебе всего двадцать три, Юра… Рано уходить. Плисецкий огорченно мотнул головой. — Это был мой последний сезон. Я устал, Вить. Никифоров не мог поверить, что искра Юры угасла так быстро. Он даже заглянул в его глаза, чтобы убедиться. Но они были всё такими же. Тогда он догадался. — Неужели, нога? Плисецкий кивнул. Он не знал, что травма оказалась столь серьезной. Теперь путь в большой спорт ему закрыт… Навсегда. — Но в какой-то степени, это не так хуёво, как кажется. Не приходится разрываться. Можно выдохнуть, да? В самом деле. Всю жизнь куда-то бежали… И вот теперь, все пути отрезаны. Им пришлось остановиться. Взять паузу. Виктор уже заказал билеты и методично упаковывал вещи. Их ждал Париж. Плисецкий смачно орал матом, разгоняя оставшихся журналистов и поливал несчастных ледяной водой. Прошлое было зарыто — вернуться они не смогут. Будущее — туманно. А Настоящее было рядом с ним. Навсегда.