Вкус любви

      Ризотто прислонился к тёмной сырой стене, тянувшейся вдоль переулка. Темнота поглотила так много пейзажа вокруг него, и всё, что он мог видеть – лишь чётко очерченные фигуры, сложенные друг с другом, образующие монохромную кубистическую картину. Чёрный чередовался с янтарным как на лоскутном одеяле. Хорошо освещённая улица справа от него была наполнена тёплым воздухом и ярким светом, но он старался не смотреть туда. Он не должен быть беспечным, потому что в этот самый момент его единственный друг – темнота.       Ризотто всё ещё ощущал лёгкий запах крови, не настолько сильный, чтобы заглушить зловоние уличного мусора, но достаточно заметный, чтобы встревожить кого-нибудь, кто подойдёт к нему слишком близко. Что ж, он пытался. Вышло грязно, и душ в этот раз отличался от всех душевых систем, с которыми он сталкивался раньше. Он никак не мог сообразить, как включается холодная вода. Летний ночной воздух был душным, и он не мог понять, было ли ощущение чего-то липкого на спине сейчас пóтом, или же капельками воды, которую он не вытер как следует. В любом случае, было некомфортно. Тело Ризотто всегда было очень чувствительным к малейшим изменениям температуры.       Дом, из которого только что вышел Ризотто, находился на самой окраине города. Так что, в этот час на улице стояла мёртвая тишина. Ризотто слышал что-то похожее на крики и вопли где-то вдалеке, но это его не настораживало. Во-первых, город кишел преступностью, особенно после наступления темноты. А во-вторых, Ризотто никогда никого не боялся.       Ризотто поправил полы своего пальто. Крики приближались, и он решил остаться на месте. Сейчас ему не нужно было прятаться – если кто-то и придёт, то, скорее всего, не обратит на него внимания. Такие переулки, как этот, всегда были набиты наркоманами, проститутками и прочими сомнительными личностями, чьё существование здесь считалось само собой разумеющимся. Ризотто вполне устраивало то, что его могли принять за кого-то из них. В конце концов, если люди узнают, кто он такой, всё пойдёт прахом.       И вдруг, шаги.       Шаги были быстрыми и настолько приглушёнными, что поначалу Ризотто не мог отличить их от общей суматохи. Но потом они начали слышаться всё отчётливее, и вскоре он почувствовал вибрацию, доходящую до него через толстый бетон под ногами. Ризотто подумал о том, чтобы ускользнуть в темноту, дабы избежать ненужной конфронтации, но прежде чем успел что-то решить, чья-то рука схватила его за запястье из переулка и потянула в тень. В его губы быстро прошептали:       – Помоги мне. Они идут за мной по пятам.       Поцелуй был небрежным, неуклюжим, и тот, кто его целовал, сильно запыхался. Мягкие губы посасывали, пожирали, пульсировали напротив его собственных, и тихие судорожные стоны отдавали отчаянием и безвыходностью. Глаза Ризотто всё это время были открыты, и он видел перечёркнутое пополам чётким контуром тени от здания лицо молодого человека приблизительно его возраста, может чуть моложе, со светлыми взъерошенными волосами, гладкой, будто восковой кожей и такими длинными ресницами, что от них падали тени на его точёные скулы. От него пахло дешёвым шампунем, сигаретами и потом. И никакого алкоголя, как ни странно.       Ризотто уже слышал, как они подошли вплотную к переулку. Его рот всё ещё был занят, хотя незнакомец уже не пытался изображать настоящий поцелуй. Он больше не двигался, его передние зубы прижимались к верхней губе Ризотто в предчувствии.       А потом он съёжился, должно быть, заметив странное ощущение, будто наждачная бумага скользнула по его коже. Ризотто обхватил его спину обеими руками и сквозь их смешавшееся дыхание пробормотал:       – Стой смирно.       Глаза незнакомца расширились. Они были цвета зелёного мха, хотя, Ризотто был уверен, это из-за того, что они были оттенены светом уличного фонаря. Не то чтобы это имело значение в ближайшие несколько секунд. Эти глаза, вместе с тонкими чертами лица их обладателя, начали исчезать, пятнышко за пятнышком, пока Ризотто не увидел перед собой лишь кривые кирпичи, скрепленные неравномерными комками цемента.       Металлические частицы впивались в поверхность его кожи и, хотя они покрывали только верхний слой эпидермиса, чувствовалось это так, будто они вливаются в поры. Его кровь замедлилась, стенки артерий выпирали. Блондинчик был в ужасе, и не удивительно.       Они дождались, пока ночь снова не станет тихой.       Незнакомец отпустил Ризотто и прислонился к стене, сползая по ней вниз нелепым дрожащим комом. Его лицо спряталось за скрещенными руками. Ризотто сухо произнёс:       – Прости. Всё никак не научусь делать это менее неприятно.       Незнакомец поднял голову. Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы перестать впиваться пальцами в собственную кожу.       – Ага. Это было стрёмно, – он вздохнул. – Но спасибо.       – И даже не спросишь, что я только что сделал?       – Я уже знаю, кто ты. Ты станд-юзер, – юноша пожал плечами. – У нас в банде есть несколько таких, как ты.       Дело принимало интересный оборот.       – Я так понял, ты – мафиозо?       – Типа того. Да.       – Ну, ты наивный, – прямолинейно сказал Ризотто. – Этот твой трюк не смог бы никого обмануть. Ты смог скрыться только благодаря мне.       Парень не выглядел оскорблённым. Возможно, он слишком устал, чтобы проявить хоть какие-то эмоции. Его лицевые мышцы были неестественно напряжены.       – Попытаться стоило, – уголок его рта неловко приподнялся. – Злишься из-за того, что я украл твой первый поцелуй?       – Каким же образом ты так разозлил тех парней? – Ризотто ухватился за первый же шанс перевести разговор в другое русло. – Ты не похож на важного члена какой-либо конкурирующей банды.       Блондин нахмурился.       – Во-первых, грубо. Во-вторых, они из моей банды. Я отступник.       – Хах. И они все просто решили бежать за тобой как стая безголовых уток?       – Теперь они точно безголовые утки, – блондин облизал губы, всё ещё розоватые после контакта. – А я бездомный.       Ризотто тупо уставился на него.       – Ну ладненько, – незнакомец уперся локтями в стену, чтобы подняться. – Прощаемся.       Ризотто никогда не хотел привязываться к другим людям. Единственными, с кем он был почти друзьями, были люди его капореджиме, но даже с ними он держался на определённой дистанции. Он был ещё молод – совсем недавно присоединился к команде. У него было достаточно времени, чтобы подлизаться к начальству – чего, впрочем, он делать не собирался, – и его всё ещё остерегались. Последнее, что он сейчас должен был делать – это заботиться о каком-то чужаке. К тому же, чужаке из другой банды, неважно, отступник он или нет.       И всё же он не смог удержаться и протянул ему руку. Блондин мельком взглянул на него и остановился как раз в тот момент, когда собрался выйти из переулка. Его губы сложились в улыбку, такую незаметную, что Ризотто даже усомнился в том, улыбался ли он вообще, но это была искренняя улыбка.       – Ты милый, – он медленно потянулся к руке Ризотто, но она опустилась прежде, чем он успел её коснуться.       – Обещай, что никогда никому не скажешь ни слова обо мне.       – Конечно не скажу. Мне и разговаривать-то не с кем. Вообще, я думаю, что проживу всю свою оставшуюся жизнь на улице.       Такова была жизнь вчерашнего подростка, слишком рано познавшего жестокость преступного мира. Ризотто определённо мог его понять. Жёсткие черты его лица, из-за которых он казался старше, чем есть, смягчились.       – Как тебя зовут?       – Ризотто, – ответил он. Собственное имя, слетевшее с его губ, казалось ненастоящим. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз кому-то представлялся?       – А я Прошутто, – назвавшийся заправил выбившуюся белокурую прядь за ухо. – Вот и познакомились.       Может Ризотто и был особенно глупым этой ночью, но не настолько глупым, чтобы привести Прошутто в свой штаб, который на самом деле был особняком капореджиме отряда убийц.       Вместо этого он вернулся в тот дом, который только что покинул.       – Ох. Офигеть.       Именно тогда Ризотто понял, что Прошутто действительно член банды. Он проронил только два слова, когда в поле его зрения появились пять искалеченных трупов. Кровь просачивалась в трещины между плитками и уже начинала засыхать. Гостиная была наполнена тошнотворным запахом металла и желчи, перепачканная кровью мебель выглядела как туши животных, разрубленные на части и уже начавшие гнить изнутри.       – Это всё твоя работа? – Прошутто шёл по сухим участкам между пятнами крови.       – Ага.       – Это слишком рискованно. Что если сюда заявится босс этих людей?       – Они и есть боссы. С их бандой покончено, – холодно произнёс Ризотто. – Единственные, кто могут посетить это место – моя команда уборщиков и, возможно, полиция.       – Мы оставим слишком много улик.       – Ты мафиозо или как? Ты так боишься, что тебя арестуют?       Прошутто уловил презрение в бесстрастном голосе Ризотто. Он перестал задавать вопросы и продолжил следовать за убийцей на верхний этаж, где, должно быть, было почище.       Ризотто указал жестом в сторону ванной:       – Можешь принять душ. А потом ложись спать здесь, – он сел на огромную кровать в непропорционально маленькой спальне.       – Подожди, ты ведь останешься со мной, верно? – лёгкая дрожь пробежалась по телу Прошутто. Он бросил взгляд из-под копны своих непричёсанных светлых волос, и на его бледном лице промелькнуло почти очаровательное беспокойство.       – Возможно, уйду рано утром.       – И бросишь меня здесь, чтобы меня нашли копы?       Ризотто пожал плечами:       – Если это то, чего ты боишься, то постарайся завтра проснуться раньше меня и сбежать. Я не стану тебя останавливать.       Прошутто откинул волосы с глаз и огляделся в поисках сменной одежды. Потёртый комплект из толстовки и джинсов, который был на нём, определённо не подходил для сна, особенно в такую погоду. Он открыл шкаф и извлёк оттуда майку и пару спортивных штанов.       – Тебе подойдёт, – непонятно зачем, но Ризотто решил оставить свой комментарий.       – Они уродские, – сказал Прошутто. – Но сойдёт. Не хочу слишком долго рыться в шкафу, набитом дедовскими вещами.       – И даже в шкафу, набитом дедовскими вещами, тебе удалось найти что-то, что тебе подходит.       – Либо у него был сын, либо какие-то странные кинки, – Прошутто запнулся. – Отлично. Теперь я чувствую себя грязным.       Прозвучало потрясающе со стороны того, кто только что целовал случайного незнакомца на улице. Ризотто издал лёгкий смешок, но затем быстро сжал губы, встретившись взглядом с Прошутто. Возможно, ему показалось, но его глаза под ярким, чистым светом флуоресцентных ламп приобрели синий оттенок. Синий очень хорошо сочетался с его светлыми волосами и, наверное, будет также сочетаться с кремовой майкой, которую он собирался надеть.       Ризотто лёг на матрас. У этой комнаты была странная аура – тихая, успокаивающая и такая до ужаса комфортная, несмотря на то, что она находилась всего в нескольких метрах над бойней на нижнем этаже. Жужжание ламп, журчание воды, отдалённая городская суета – всё это несло в себе какое-то чувство безопасности, настолько синхронизированное и реальное, что Ризотто мог поверить в то, что он дома и ждёт кого-то, кто ему дорог.       Ризотто даже не подозревал, насколько удивительными для него могут быть чужие прикосновения. Когда Прошутто коснулся его, это было для него чуждо, но интригующе. Его телу хотелось одновременно и поизучать это ощущение ещё немного, и смахнуть его с себя словно слой уличной пыли. Он не просил об этом. Он до сих пор ещё не привык даже к тому, что в его теле поселился станд.       Поверхность матраса под его пальцами была тёплой. Он сел, снял с себя рубашку и отбросил её в сторону. В смене одежды не было надобности, но он, вероятно, не чувствовал бы комфорта от соприкосновения такой ткани с кожей. Его выбор в моде не всегда был практичным.       Рубашка приземлилась у ног Прошутто.       Юноша моргнул. Он вытирал волосы полотенцем, майка липла к его ещё влажной коже.       – Спасибо, – он протянул руку, чтобы поднять рубашку, и Ризотто громко прокашлялся.       – Руки прочь.       – Тебе следовало бы знать, что не стоит так разбрасывать улики по всему месту преступления.       – Ну вот, опять. Мне плевать, если люди узнают обо мне. Они умрут раньше, чем успеют провести хоть сколько-нибудь полноценное расследование.       Прошутто сел на кровать, заставив часть матраса продавиться под тяжестью его веса. Более высокому парню пришлось подвинуть свою задницу к стене.       – Ты действительно собираешься спать на одной кровати со мной?       Ризотто устроил голову на своих руках.       – Видимо так. Если только кто-нибудь из нас не предпочтёт пропитанный кровью диван этажом ниже.       – Или ты ляжешь на пол.       – Или ты.       Никто из них не хотел спать на полу.       Что было странно, поскольку Ризотто доводилось спать и в местах похуже. Возможно, он уже научился ценить комфорт нормальной постели. И он не был уверен, что Прошутто пережил то же, что и он. Конечно, жизнь на улице и принадлежность к мафии были у них общими, но от Прошутто веяло этой сбивающей с толку аурой оборванного, неуправляемого хулигана, и одновременно избалованного, величавого молодого господина. И последнее, кажется, перевешивало, особенно после того, как его золотистые локоны были отмыты, а грязный балахон заменён на чистую одежду.       Прошутто снова встал и прошёлся по комнате, разглядывая случайные картины, висевшие на стенах. За домом хорошо следили, на стеклянных рамах картин не было видно ни одной пылинки. Ризотто догадывался, что Дону даже такой маленькой банды мафиози нужно было поддерживать безупречный имидж.       – Как тебе душ? – спросил Ризотто.       – Неплохо. Хотя, вода была горячевата.       – Ага. Думаю, смеситель сломан.       – Не буду спорить. Давненько я не переступал порог настолько… разукрашенного дома, – прокомментировал Прошутто. – Мне и всем, кто как я, приходится ютиться в крошечных квартирках.       – Серьёзно?       – Ага. Не то чтобы у меня были какие-то привилегии в банде. Я практически никто.       Ризотто навострил уши.       – Почему ты стал отступником?       – Как раз поэтому. Я был никем и больше не мог это терпеть, – Прошутто пожал плечами. – Я хотел заслужить хоть какое-то уважение. Дон обращался со мной как с дерьмом, поэтому я убил одного из его подчинённых.       – Это безрассудно.       – Ну да, но мне всё равно. Всю эту шайку надо на костре сжечь.       – И теперь ты остался даже без своей крошечной квартирки и стал практически бездомным.       Прошутто повернулся к кровати.       – Мне интересно, а как выглядит место, в котором живёшь ты?       – Даже не думай. Когда наступит завтра, мы не будем знать друг друга.       – Конечно, я и не прошу тебя приютить меня у себя. Просто интересуюсь.       – Ну, я вроде как важная персона. Поэтому, да, я живу неплохо.       Прошутто наконец лёг рядом с Ризотто, когда его волосы полностью высохли. Свет был погашен, и темнота окутала дальние углы комнаты. Теперь перед взглядом Ризотто на потолке вырисовывались, будто по трафарету на фоне глубокого оранжевого света городских огней, призрачные очертания деревьев, тихо шелестящих во влажном воздухе. Он повернул голову. Прошутто лежал к нему спиной, майка мягко облегала его фигуру. Чужак был гибким, его лопатки выпирали сквозь тонкую ткань, тело вырисовывалось соблазнительной дугой вдоль линии бедра. Его спина поднималась и опускалась в такт дыханию, тени на майке колыхались взад-вперёд с каждым вздохом. Его пшеничные волосы рассыпались по их общей подушке, открывая тонкую шею.       Ризотто положил ладонь на изгиб линии бедра Прошутто. Контакт будто ударил током. Он и представить себе не мог, насколько тёплым может быть другой человек.       Его пальцы встретились с пальцами Прошутто, и голос юноши прозвучал немного хрипло:       – Чувствуешь себя одиноким?       Ризотто не ответил. Прошутто повернулся к нему лицом, не убирая его руку с бедра. Он провёл рукой по щеке Ризотто, их взгляды встретились, но никто из них ничего не сказал.       Странно. Когда наступит завтра, у Ризотто не будет никого, к кому он мог бы вот так прикоснуться. Но он знал, что удержать Прошутто было невозможно. Этот молодой человек был слишком уязвимым и таинственным, чтобы позволить ему приблизиться к Пассионе.       – Мы спим на куче трупов, – прошептал Прошутто. – Я бы тоже боялся, если бы не был один.       – Я не боюсь, и нет, я не обниму тебя, – сказал Ризотто. – Слишком жарко.       – Я и не прошу, – Прошутто убрал руку. Но это странное чувство не ушло. Напротив, Ризотто чувствовал, как незримые искорки интимности витали между ними, когда они отодвинулись друг от друга. Будто бы можно было просто провести рукой по этому пространству, и Прошутто почувствовал бы его прикосновение.       Ризотто закрыл глаза. Если бы это была любая другая ночь, он бы даже не заснул. Он всегда старался держать часть своего мозга бодрствующей, как те люди, о которых он читал в научных статьях. Это может помочь ему стать превосходным убийцей – как он думал, – поскольку убийцам тоже приходится иметь дело с врагами, борющимися против них.       Но он хотел позволить себе расслабиться, только на одну ночь. Никакого гипер-изменённого сознания. Никаких странных реакций на молекулярном уровне из-за спонтанно активирующегося станда. Никаких звуков автомобильных шин, ни наяву, ни в галлюцинациях, отравляющих его сны.       Под полуночную колыбельную привычной городской атмосферы и слабого ритмичного дыхания Прошутто Ризотто почувствовал, как его сознание уплывает прочь.       Когда Ризотто очнулся ото сна, он обнаружил, что место рядом с ним было пусто. Он не открывал глаз, просто почувствовал, что температура, кажется, упала, и в комнате стало удушающе тихо. Ризотто не знал, сколько времени прошло. Место Прошутто было ещё тёплым. Уже рассвет?       Завеса глубокой, непроницаемой тьмы, перемежающейся оранжевыми пятнами – вот и весь ответ, который нужен был Ризотто. Он несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Его рука схватила лишь воздух, а простыня, скомканная под пальцами, начинала холодеть. А потом из завесы вышла фигура, таинственная и непостижимая. Показалась её кожа, бледная, усыпанная шрамами и ничем не прикрытая. Она наступила на что-то на полу, по звуку похожее на ткань, а затем скрипнула кровать. Рука Ризотто отодвинулась, освобождая место для пары чужих рук, обнимающих его.       – Проснулся?       Шёпот. Ризотто почувствовал прикосновение к своей груди, прямо над сердцем. Было щекотно.       Губы Прошутто сложились в лёгкую улыбку. Его ладонь начала кружить вокруг соска Ризотто. Что-то напоминающее тлеющий под кожей огонь пробежалось по нервам Ризотто, заставляя мышцы слегка сокращаться. Он инстинктивно перехватил рукой запястье Прошутто и крепко сжал его.       – Что ты делаешь?       – Возвращаю долг, – дыхание Прошутто столкнулось с дыханием Ризотто. – Я знаю, что ты помог мне не просто по доброте душевной. Ты хочешь этого.       Какое наглое заявление, подумал Ризотто, и в то же время такое восхитительное. Он никогда не думал, что встретит кого-то подобного или услышит нечто подобное, адресованное ему. Эти синие глаза поглотили всю его рациональность, и на этот раз он не хотел забирать её обратно.       – Хочешь ведь? – спросил Прошутто, проводя пальцем по подбородку Ризотто, который даже не двинулся, когда тот ответил.       – Да.       А затем всем, что чувствовал Ризотто, стало присутствие Прошутто. Чужак во второй раз поцеловал его в губы – на этот раз менее неуклюже и гораздо более страстно. Их языки встретились, каждая точка соприкосновения потрескивала как фейерверк, их хриплые стоны смешались. Прошутто оседлал Ризотто, и тот осознал, насколько соблазнительным может быть тело другого человека под его ладонями. Самое интимное место Прошутто прижималось к низу его живота, разбухая от желания и источая любовное тепло.       – Ах…       Голос Ризотто сам собой вырвался из его горла, и всё его тело содрогнулось, когда Прошутто разорвал поцелуй, он полностью потерял контроль над собой. Пальцы Ризотто теперь были на спине Прошутто, проводя по чувствительным бугоркам позвонков, пока тот обводил языком его сосок. Он посасывал каждый из них до тех пор, пока не почувствовал, что Ризотто задрожал у него между ног. Блять. Он хотел почувствовать этого мужчину глубоко внутри себя. Ризотто был довольно мускулистым, хотя и ненамного больше его самого; черты его лица были не то чтобы захватывающими, но приятными, а голос был необычно глубоким для человека его возраста. И то, как он отвечал на ласки Прошутто – невинность в каждом движении, такой покорный под его руководством, – было очаровательно. Он едва сдержал смешок, застрявший в горле. Как кто-то в свои двадцать может быть настолько неопытным? Но в любом случае, Прошутто это нравилось.       Прошутто снова двинулся, чувствуя, как каждый дюйм его кожи обжигает пламя страсти. Его хорошо подготовленное тело так сильно жаждало глубокого проникновения, что он чувствовал, как его внутренности скручиваются в узлы. Он подцепил пальцем штаны Ризотто и потянул их вниз ровно настолько, чтобы его член выскользнул наружу. Просунув руку под уже возбуждённый член Ризотто, он принялся водить ею вверх-вниз по стволу. Его ладонь была гладкой, каждое движение посылало болезненный, но пьянящий жар к головке, будто он мог управлять потоком крови Ризотто.       Они уже не целовались, но их стоны по-прежнему звучали, отражаясь от ближайшей стены, становясь всё громче и безудержнее с каждым движением, пока Прошутто направлял ствол в своей ладони к своему проходу.       – Стой… – пропыхтел Ризотто сквозь тяжёлое дыхание. – Не нужно…       В ответ послышался смешок, и Ризотто увидел ухмылку, появившуюся на лице Прошутто. Боже, какой он дурачок. Отверстие Прошутто было восхитительно тёплым и скользким, и когда Ризотто коснулся входа в него, на его пальцах осталась густая жидкость. Ризотто не знал, когда Прошутто успел подготовить себя, и почему, но он был рад, что блондин не покинет комнату сейчас и не оставит его одного в смущении. Всё, что ему нужно было делать – лежать спокойно и позволять теплу чужого тела обволакивать его.       А затем Ризотто затянуло в вихрь необузданных, захватывающих ощущений, которых он никогда не испытывал раньше. Прошутто издал вздох эйфории, громче, чем другие звуки, которые он издавал, когда чужая плоть начала растягивать его. Она скользила по его внутренним стенкам, вызывая цепочку взрывов удовольствия, и он направлял её всё глубже внутрь круговыми движениями бёдер. Ризотто слышал своё имя, выкрикиваемое в промежутках между вдохами и выдохами.       – Блять, а ты хорош, – обхватив одной рукой свой член, а другой упершись в живот Ризотто, чтобы удержаться ровно, Прошутто обратился к нему. – Но этого недостаточно… Дай мне почувствовать тебя глубже.       Ризотто подчинился, схватив Прошутто за бёдра и толкнувшись вперёд. Сам он тоже что-то говорил, но его собственный голос слышался ему только неясным шумом в ушах. Всё, что он мог чувствовать, это беспорядочные вздрагивания человека над ним, то такого властного и доминирующего, то вдруг чувственного и просящего. Нутро Прошутто было таким горячим, таким тугим, таким манящим, очертания его фигуры в темноте захватывали дух. Его бёдра и ягодицы образовывали идеальный изгиб, покачиваясь, когда Ризотто толкался в него. Капельки пота усыпали его кожу, как звёзды, и блики света отражались от его тонкого члена.       – Боже, – Ризотто был загипнотизирован. – Ты прекрасен…       – Заткнись и… ах… сосредоточься… – приказал Прошутто, зажимая ладонью свой рот. Такое бессмысленное действие – после того, как он уже до краёв наполнил эту маленькую комнату своей эротичностью. Ризотто приподнялся и дотронулся до лица своего партнёра, размазав что-то мокрое в уголке его глаза.       – Тебе больно? – обеспокоенно спросил он. И тут же его рука оказалась прижатой к матрасу.       – Не… Боже… Не спрашивай меня об этом больше. Я хочу, чтобы ты затрахал меня до полусмерти. Ты… такой удивительный… Я сейчас кончу…       – Я тоже…       Ризотто хотелось сделать так, как и сказал Прошутто. Смысл слов до сих пор размывался в его мозгу, но он всё ещё хотел удовлетворить человека, с которым познакомился всего несколько часов назад. Ему казалось, что он мог бы заниматься этим вечно. Прошутто продолжал стонать:       – Да. Так держать… Мне нравится. Твоё тело… твой член… гораздо лучше, чем у Дона…       Эм. Что?       Инстинкты Ризотто требовали, чтобы он сейчас же замер, но его тело уже не было ему подконтрольно. С последним толчком, таким сильным, что тело Ризотто выгнулось дугой, а Прошутто почувствовал, как его внутренности острым копьём пронзает блаженство оргазма, они достигли разрядки. Тёплая жидкость заполнила Прошутто, угрожая выплеснуться наружу, а его собственная сперма растеклась по животу Ризотто. Суставы его рук и ног будто расплавились. Но он пока не хотел разрывать их связь. Он начал покрывать горячими поцелуями ушную раковину Ризотто, его речь была невнятной:       – Знаешь, он трахал меня почти каждую ночь. Его член был толстым, и он никогда не позволял мне доминировать… Я бы солгал, если бы сказал, что не хотел его. Он был хорош, когда приходило время заняться любовью, и я позволял ему делать со мной всё, что ему было угодно, но какая-то часть меня испытывала отвращение к самому себе за это… А ты другой. Теперь я вижу, что ты другой.       Прошутто снова скользнул языком в рот Ризотто, но тот был слишком размякшим, чтобы ответить. Слова чужака были непонятны, возможно возмутительны, но его рот всё ещё был безнадёжно опьяняющим. Ризотто начал посасывать его извивающийся язык. На вкус он был как кофе – горьковато-сладкий, с лёгким привкусом миндаля…       А потом до него дошло.       Прошутто смеялся. Его невозмутимый фасад обрушился. Выражение его лица было искажено смесью радости и сожаления, а по растянутым в улыбке щекам текли слёзы.       – Ты!       Ризотто зарычал, но на этот раз не от удовольствия, а от чистейшей ярости. Он схватил Прошутто за горло и швырнул на матрас, меняя их положение. Но в его действиях больше не было ничего возбуждающего и сексуального. Ризотто увидел кровь. Metallica активировалась ещё в тот момент, когда он уже понял, что что-то не так, но всё ещё боялся, что не сможет этого сделать. Он почувствовал тошноту, его лёгкие с трудом справлялись со своей функцией.       Прошутто, кажется, было не лучше. Предатель тяжело дышал, и его разглагольствования становились всё бессвязнее – но теперь Ризотто всё понимал.       – Я думал, что, когда он умрёт, я буду скучать по нему. Очень сильно скучать. Но теперь понимаю, что не буду. На самом деле, у меня стоит от одной только мысли о том, что я трахаюсь с другим прямо над его гниющим трупом. Но будь я проклят, если скажу, что не умер бы за этого человека. Он и его банда – всё, что у меня было.       Ризотто не мог поверить в то, что был так беспечен, так наивен и абсолютно глуп, попавшись в такую примитивную ловушку. Каждая молекула в его теле чувствовалась так, будто его выворачивало наизнанку, когда Metallica начала свою работу. Ризотто чувствовал, как Прошутто пытается вырваться из его хватки, и не понимал, зачем он это делает. Он дурак, он глупец, и, как он предполагал, останется дураком и глупцом до конца своей жизни.       – Почему?.. – только и смог выдавить из себя Ризотто.       – Ты не знал, кто я, верно? Как я и сказал, никто. Моей единственной работой было обслуживание Дона, – произнёс Прошутто сквозь слёзы, всё ещё улыбаясь. – И всё же я обзавёлся несколькими довольно видными врагами в банде. О, как они меня ненавидели, – он горько рассмеялся. – Они настолько меня ненавидели, что, увидев труп Дона, сразу подумали, что это я виновен. Но это имеет смысл, правда? Я остался единственным выжившим в ночь, когда в этом месте состоялось тайное собрание. И моё имя, скорее всего, даже не попало в твой список, иначе бы ты меня искал.       Его рука скользнула по щеке Ризотто.       – Я не пытался обмануть тебя в том переулке. Когда всё это произошло, я был в подвале и понятия не имел, что это сделал ты. Я просто хотел скрыться ненадолго, прежде чем решу, что мне делать дальше. Однако, ты спас меня. И, к сожалению, единственный способ отблагодарить тебя – это дать тебе что-нибудь, прежде чем я сделаю то, что должен…       Хватка Ризотто стала крепче, и пальцы Прошутто инстинктивно впились в его тело. Ему казалось, что он убивает опасное животное голыми руками, вот только животное этим наслаждалось. Ризотто никогда в жизни никого так не презирал. Он хотел стереть эту улыбку с чужого лица, и казалось, что единственный способ сделать это – заставить его почувствовать нестерпимую боль.       Из горла Прошутто вырвался булькающий звук, и Ризотто решительно прищурился. Из открытого рта блондина показались иглы, и из ран хлынула кровь, быстро пропитывая постель. Прошутто закричал, когда ярко-красная жидкость начала сочиться из его пор, его пальцы отчаянно пытались вырвать иглы. Некоторые из них прилипали к его рукам, некоторые отлетали, беззвучно падая на матрас.       Но Ризотто не хотел, чтобы всё так просто закончилось сейчас. Металл выходил намеренно медленно и мучительно, кровь сочилась тонкими струйками, образовывая багровую паутину, тянущуюся по лицу Прошутто. Он был прекрасен. И в момент, когда иглы начали разрывать его красоту на части, он выглядел только ещё прекраснее.       Ризотто почувствовал, как его сердце упало. Всё должно быть совсем не так. Этого не должно было произойти.       На миг замешкавшись, он наклонился и накрыл рот Прошутто своим. Ризотто никогда не пробовал столько металла на вкус, и ощущение скольжения игл по зубам было чем-то, что он никогда не хотел бы испытать снова. Но он всё равно вытягивал их, отбрасывая в сторону. Ризотто совсем не собирался убивать Прошутто. Это было наказание для них обоих.       – Так приятно, правда? Отомстить? – Прошутто сплюнул большой глоток крови. – Я рад, что смог столкнуться с твоими способностями вблизи перед тем, как мы умрём. Ни у кого из ребят не было такого крутого станда, как у тебя.       Месть.       Шум автомобильных шин.       Эта невинная улыбка.       Глаза Ризотто затуманились.       – Мы не умрём, – сказал он. – Ты недооцениваешь мой станд.       Что-то неясное промелькнуло в выражении лица Прошутто.       – Нет! – выплюнул он. – Убей меня! Заверши свою работу, чёрт возьми!       – Ты будешь жить, – Ризотто обхватил ладонями лицо блондина и прислонился к его лбу своим. Его слёзы всё ещё не остановились, начав переходить в рыдания.       – Просто убей меня, прямо сейчас, – Прошутто расплакался в плечо Ризотто. Его движения стали вялыми. Он дрожал, как осиновый лист. – Я не знаю, что мне делать… Я не знаю, куда мне теперь идти…       Ризотто обхватил его руками прежде, чем он успел договорить. Его тело стало холодным, как и ночь, напряжение между ними полностью исчезло, и всё же Ризотто не хотел его отпускать.       – Ты слышал о метгемоглобине? – спросил Ризотто, выжимая воду из носового платка. – Это форма гемоглобина, но железо в его структуре находится в трёхвалентном состоянии и поэтому не может соединиться с кислородом. Однако, он может соединяться с молекулами цианидов, тем самым предотвращая ингибирование функций трансмембранных белков.       Прошутто сидел на полу ванной, прислонившись спиной к стене. Он потерял приличное количество крови. Его лицо было бледным, взгляд отрешённым, несмотря на то, что он смотрел прямо на Ризотто, и казалось, что он долго не сможет сдвинуться с места.       Ризотто опустился на колени и осторожно провёл влажным носовым платком по подбородку блондина, там, где только что были иглы. Шрамы были не слишком заметны, но кожа была обесцвечена. Ризотто провёл большим пальцем по его пересохшим губам и заметил, как они задрожали от его прикосновения.       – Что ты собираешься сделать со мной?       Глаза Прошутто были пустыми, но его светлые брови опустились в выражении обиды.       – Отвезу тебя в больницу. Я не слишком уверен в своих медицинских способностях, – Ризотто взял Прошутто за подбородок и приподнял его голову. – И даже не думай убивать себя. Я специально ослабил тебя настолько, чтобы ты не смог сделать этого.       Пальцы Ризотто держали профиль Прошутто под таким красивым углом. Его бледные губы, к которым медленно возвращался цвет, приоткрылись, но он не издал ни звука. Ризотто продолжил свою одностороннюю беседу за него:       – Теперь ты мой, ты знаешь об этом? И я не позволю тебе сделать какую-нибудь глупость. Я не позволю тебе убить себя. Я не позволю тебе мутить дерьмо в моей банде. Теперь ты будешь слушать меня и только меня.       Прошутто ухмыльнулся:       – Итак, из игрушки Дона я просто превратился в твою собственность.       – И? Тебе это, кажется, нравится.       – Не льсти себе. Я остаюсь с тобой просто потому, что у меня нет другого выбора. Можешь занять его место и трахать меня, пока моя задница не лопнет, но для меня ты просто тупое дилдо, которое я подобрал на улице.       Ризотто не принял эти слова близко к сердцу. Взгляд Прошутто прожигал его кожу, и эта ненависть была странно притягательна для него. Он мог бы наклониться и поцеловать Прошутто прямо сейчас, и этот поцелуй вышел бы фантастическим, когда Прошутто попытался бы откусить ему губы. Он мог бы воспользоваться моментом, пока тело Прошутто было ослабленным. Он мог бы сделать это, но он был выше этого.       Кроме того, что-то внутри него буквально умирало, когда Прошутто смотрел на него вот так. Что-то заставляло его сиюминутный садизм исчезнуть.       – Я не стану этого делать, – сказал Ризотто, не совсем уверенный в том, какую позицию ему занять. – Ты мой подчинённый. Я дам тебе то, что твой Дон, вероятно, и не думал тебе давать.       Он продолжал промокать носовым платком шею и плечи Прошутто. Было больно думать о том, что каждый след прошедшей ночи должен быть стёрт, но у него не было выбора. Рука Прошутто безвольно повисла в его руке, и он крепко сжал пальцы блондина, поднося их к губам.       – После того, как ты хорошо восстановишься, я постараюсь убедить моего капо принять тебя в нашу банду. Он даст тебе испытание, после которого ты можешь умереть, можешь обрести станд, а можешь получить отказ. Однако, если ты всё-таки получишь станд… – Ризотто сглотнул. – Думаю, однажды ты попытаешься убить и меня, – он улыбнулся. – Тогда у нас будет нормальная, честная битва, в ходе которой решится, кто из нас умрёт.       Прошутто застыл в ошеломлённом молчании. В его голове складывались образы будущего, о котором он никогда не думал. Он собирался было отказаться в порыве гнева и неповиновения, но в его сердце начала просачиваться надежда, прорастая крошечными бутонами.       – Почему ты ведёшь себя так? – ему потребовалось время на то, чтобы наконец заговорить.       – Я не знаю, – ответил Ризотто. – Может, мне просто нужен подчинённый, которым я мог бы командовать. А может, я хочу найти самый простой способ погреть свой член.       – Или ты влюбился в меня.       Ризотто ничего не сказал. Синие-синие глаза Прошутто читали его, как открытую книгу. Чужак усмехнулся:       – Это глупо, и ты это знаешь.       – Не думаю, что тебя должно заботить то, что я чувствую. Давай, – Ризотто потянул Прошутто за руку. – Отвезём тебя в больницу. Я знаю способы сделать так, чтобы люди ничего о нас не заподозрили.       После минутного колебания, Прошутто попытался подняться, но тут же оступился, наваливаясь всем телом на дверную ручку. Ризотто подумал, что слегка переборщил. Он обхватил его спину, чтобы поддержать, несмотря на ожидаемый стон протеста. Прошутто был лёгким, как пёрышко, и слишком худым. Его бывший Дон, наверное, плохо его кормил.       Когда они спускались по лестнице, Прошутто уложил голову на плечо Ризотто и прошептал:       – Хотя бы дай мне посмотреть на него в последний раз.       – Нет, – сказал Ризотто. – Он этого не заслужил. Никто из них.       – А ты заслужил?       – Надеюсь.       Прошутто закатил глаза.       Запах крови всё ещё наполнял воздух. Скоро всё здесь будет убрано – трупы, мебель, даже следы их судьбоносной ночи вдвоём. Ризотто вдохнул этот запах в последний раз и почувствовал, как над горизонтом занимается рассвет. Похоже, теперь ему есть чего ожидать.       Это что-то появилось перед Ризотто три дня спустя, даже не предупредив ни его самого, ни его капо. Высоко поднятая голова. Выглаженный костюм, подчёркивающий его худощавую фигуру. Горящие синим пламенем глаза. Ризотто видел, как солнечный свет пляшет на выбившихся прядях золотистых волос, развевающихся возле его шеи. Даже от утреннего сияния за его спиной захватывало дух.       – Я вернулся, – безэмоционально объявил Прошутто.       – Ты жив, – ответил таким же бессмысленным высказыванием Ризотто.       – Ты знаешь, что тебя ждёт.       Ризотто знал. Он мог остановить Прошутто прямо здесь и прямо сейчас. Каким бы ни был станд Прошутто, если Ризотто начнёт действовать достаточно быстро, он выведет его из строя. Но вместо этого Ризотто просто стоял на месте как дурак. Его Metallica, возможно, уже активировалась, но он защищался лишь тем, что закрыл глаза и почти не дышал.       Прошутто схватил Ризотто за плечо и припечатал к стене позади него. Воздух тут же наполнился гнетущими миазмами. Они были прозрачными и не имели запаха, но всё же Ризотто чувствовал, как они обволакивают его, словно смертельное объятие. Он мог видеть станд позади Прошутто. Он был бледным, с бесчисленным множеством глаз. Он был омерзительным. В то время как его хозяин был идеально вылепленным шедевром, смотрящим на него не мигая. Его губы приоткрылись, а взгляд стал необычно нежным. Ризотто ждал смертельного исхода. Он видел успокаивающую, приветливую улыбку самой Смерти.       – Ты чувствуешь?       Ризотто едва осознавал, что происходит с его телом. Его разум оцепенел. Его мышечная структура таяла. Его позвоночник угрожал переломиться сам по себе. Все его ощущения будто перемешали в блендере, и в итоге из них вышел аморфный, бесполезный комок каши.       Прошутто припал губами прямо уху Ризотто и повысил голос, чтобы убедиться, что каждое его слово дойдёт до отвердевшей барабанной перепонки:       – Ты только что превратился в жалкого старика, – он ухмыльнулся. – И в таком состоянии я могу сломать тебя пополам так легко, что ты толком ничего и не почувствуешь. Это будет как потеря сознания.       Ризотто не ответил. Он не мог. То немногое, что осталось от его инстинкта самосохранения, позволило ему лишь поднять руки и упереться ими в грудь Прошутто в тщетной попытке оттолкнуть его.       – Но мне не хочется этого делать, – сказал Прошутто, и его станд исчез, вместе с его ужасающим эффектом.       Чувства Ризотто начали возвращаться к нему, медленно, но верно. Его ладоням вернулась чувствительность, слух снова стал чётким, а перед прояснившимся зрением возник образ Прошутто, прижавшегося к нему и целующего его в губы с шумным мычанием. Ткань его костюма была мягкой и приятной на ощупь. Вкус его языка пробудил воспоминания, ещё не до конца стёршиеся из памяти Ризотто.       – Твой капо, кажется, очень ценит тебя. И я хотел приобрести этот потрясающий станд вовсе не для того, чтобы тратить его силы на противодействие вашей организации, – проговорил Прошутто в губы Ризотто, впиваясь ногтями в кожу его горла. – На самом деле, я даже рад тому, что буду работать с тобой, по крайней мере, пока не решу, что мне надоело твоё существование.       Ризотто готов был поклясться, что его растерзали бы прямо здесь и сейчас. Он мог быть разорван в клочья лапами ненасытного зверя, и только те кусочки, которые могли бы быть этому зверю в чём-то полезными, остались бы нетронутыми. Но с того самого момента, как Прошутто появился, он больше не чувствовал в нём этого. Ни жажды мести. Ни желания покончить с ним. Ни звериной ярости.       Всё, что он чувствовал – это вкус извращённой, торжествующей, собственнической любви.       И вновь, он с нетерпением ждал грядущих дней.