привычки

Соколова полной грудью воздух вдыхает и глаза прикрывает, пытаясь дыхание в порядок привести. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Юлия нервно рукава рубашки тонкой теребит, в собственных мыслях путается и запинается. Такая строгая и спокойная на лицо майор внезапно себя разбитой пополам почувствовала. Разбитой и опустошённой, хотя казалось бы – от чего? Она в самой себе запуталась, как муха в паутине, из которой не выберется, зная, что выхода нет, но всё равно всеми силами пытается. У Власовой лишь усмешка в уголках губ, и руки в карманы штанов плотных спрятаны – привычка давнишняя, ещё со скамьи школьной. Она так же все эмоции, которые наружу лезут, внутри себя прячет, никому не показывая. У Маргариты запах сигарет крепких от водолазки утеплённой и хвост тугой на затылке, она уже давно не мечтает и не думает о том, что будущее – светлое, для неё всё вокруг – рутина привычная, не более. Они обе сломаны. И обе по-разному. Соколова чай крепкий заваривает в буфете сидя, есть не хочется, кусок в горло не лезет совершенно, оперативница себя чувствует убитой морально. Ей самой себе сложно признаться, что она ошибалась, ошибалась во всём. Юля слишком гордая и прекрасно знает, что ошибки свои просто так не признает. И ей самой от этого ни горячо, ни холодно. У неё такое уже было однажды – с Лисицыным. И она никогда бы не подумала, что всё повторится, но по-другому, совсем по-другому. Она в своих словах и действиях путается, как влюблённая девочка, в те моменты, когда Власову рядом видит. А Власова совсем признаков собственной неловкости не подаёт, хотя её вагон и маленькая тележка, в те моменты, когда рыжая коллега ей улыбается или смотрит с прищуром. Рите не впервые собственные переживания и чувства скрывать, привыкла же, но что-то всё равно её выдаёт. Возможно, пунцовеющие скулы, а возможно то, что она глаза постоянно отводит – капитан сама не знает, но вот зато Соколова знала. Она её насквозь видела, даже тогда, когда та в себе замыкалась, и пряталась от людей, как черепаха в свой панцирь во время потенциальной опасности. Возможно, оно и свело их вместе. Такие разные, и в то же время похожие. Власова их первый поцелуй помнит, как будто он только вчера был, хотя с того вечера несколько месяцев уж точно прошло. На губах до сих пор вкус крепкого коньяка, который она для храбрости выпила, чувствуется, с липкостью блеска Соколовой смешанный. Им было как-то всё равно на оставшихся коллег на корпоративе, всё равно на лаборантов, всё равно, лишь бы не мешали. Рита на это не сразу решилась – не знала, как коллега отреагирует, а Юлю всё устраивало, кроме, разве что привкуса крепкого алкоголя на чужих губах, который она на дух не переносила. – Товарищ капитан, в следующий раз, если соберётесь со мной целоваться, будьте добры не пить так много коньяка. – Как прикажете, товарищ майор. Они так же пылко целуются, когда к Власовой домой приезжают, прямо с порога. Хозяйка квартиры ещё подшофе, её гостья – ни литра не выпила, но у Риты ощущение складывается обратное, судя по накалу страстей спутницы. Юля для неё буквально в новом свете открывается, в том, который она совсем не ожидала увидеть. – Не знала, что наша вся из себя такая невинная и правильная Соколова может быть настолько жаркой. У меня прямо температура поднялась. – Помолчи, Власова, а то сейчас тебе станет жарко, я гарантирую. – Вся в предвкушении. У Риты тепло такое приятное до кончиков пальцев разливается в тот момент, когда она просыпается рядышком со своей рыжей коллегой. Ей это всё странным кажется, не взаправду вовсе, но несильная боль в голове и ощутимые царапины в области спины сами за себя говорят – всё было, и было взаправду уж точно. Она к женской коже нежно прикасается, едва ощутимо, подушечками пальцев по щеке проводит, заставляя Юлю слегка поморщится, и на другой бок перевернуться. Власовой кажется, что тогда она впервые за долгое время искренне улыбнулась. У них был служебный роман – недолго совсем, но Рита каждому мгновению, вместе с майором полиции проведённому, радовалась, как будто впервые влюбилась. Ей казалось это глупым – вот так просто открыть все свои карты и переживания коллеге, с которой они хоть и были довольно тесно знакомы, но всё-таки, она большинству своих бывших женщин не открывала даже истинных эмоций, для неё это было крайне сложно, ведь вдруг не поймут? А для Соколовой она стала будто бы открытой книгой – Власовой было сложно врать или увиливать от ответов, при одном фирменном взгляде Юлии на неё, так что она даже не пыталась, выкладывала всё начистоту. Рита думает, что это несерьёзно абсолютно, но всё равно цепляется за рыжую коллегу, как за последнюю надежду. А потом всё резко оборвалось. Власова и сама не сразу заметила, как Соколова на её звонки телефонные не отвечает вовсе, а если и ответит, то на секунды две, лишь сказать, что занята очень и перезвонит. Не перезванивает. Не перезванивает, и лишь избегает пересекаться с оперативницей в ФЭС совсем. Сначала, конечно, капитану кажется, что она сама себе это внушила и придумала, но через время понимает – нет, майор действительно как видит коллегу, так в другую сторону идёт совсем. И на выезды общие не попадают, Юлька то с Николаем Петровичем, то с Лисицыным работает в паре. Лисицын… Рита на него с прищуром смотрела, каждый раз замечая, думала – что такого Соколова могла найти в нём, чего нет, допустим, в ней? И ответ сам по себе нарисовывался, и совершенно капитану не нравился, но факт оставался фактом – хотя бы то, что он мужчина. Мужчина, с которым у Соколовой было что-то. Власова ни разу себя хуже своих коллег-мужчин не считала, иногда даже лучше, но проблема была в том, что отношения с мужчиной, который за тобой столько лет ухаживал и до сих пор продолжает, лучше гораздо отношений с коллегой-женщиной, которая в твоей жизни появилась недавно относительно. Рита думает, что на месте Юли она бы тоже предпочла первый вариант собственной персоне. И всё равно в глубине души что-то надламывается со звуком громким. Надежда последняя, наверное. У Соколовой привычка давняя осталась, из тех ранних лет работы в ФЭС, на ухаживания Лисицына отвечать, даже если они ей не особо-то и интересны, и чай крепкий заваривать в полном одиночестве в буфете. У Власовой – лишь привычка сигареты крепкие покупать в ларьке за домом, всего за день выкуривая пачку целую, и все эмоции под замок прятать, подальше ото всех. Такие же разные, как их привычки, и такие же похожие, как они сами. Им обеим по одному сложно. И ни одна из них это признать не хочет. Власова через два месяца сдаётся, она не привыкла вот так просто мириться с происходящим, ей нужны были слова Соколовой о том, что она ей не нужна. Больно, неприятно, обидно – да, но всё лучше обычного молчания. Молчание всегда даёт ложную надежду, а Маргарита ненавидит, когда её кормят ложью. Пусть лучше Юлия её куда подальше пошлёт, чем будет молча избегать повсюду. Власова её в коридоре ловит, вечер поздний уже стоит, да и пятница, половина сотрудников уже по домам разошлась благополучно. Ловит, внимания не обращая на чужие попытки вырваться и вопросы Соколовой о том, что она творит. У капитана ровно такой же вопрос к рыжей коллеге был месяца так два назад, но почему-то Юле было не до ответов совершенно. Поэтому она для себя решила – либо сейчас, либо никогда. В тире ни души, эксперты уже по домам разошлись, а лаборанты без их ведома в комнату точно не зайдут, Рита знает. Она майора к стене прижимает и прямо в чужие серо-голубые глаза смотрит, не отрываясь. Соколова чувствует себя крайне напряжённо, подмечая прожигающий насквозь взгляд Власовой, и понимает, что назад пути нет. Она сейчас должна во всём разобраться и дать ответ на вопрос очевидный. – И зачем ты меня сюда притащила? – А ты не понимаешь разве? – оперативница язвит, чувствуя прилив ненужной раздражительности и слабость какую-то душевную. Ей хочется сейчас лишь запереться, где подальше, чтобы её никто такой не видел. Даже Соколова. – Юля, почему? Почему ты меня всё это время избегаешь? Просто скажи почему, мне большего не нужно. Майор молчит, лишь глаза отводит и вздыхает, чувствуя эмоции со слезами вместе подступающими. Она такая слабая, слабая до жути, хоть и пытается побороть это в себе всеми силами, но вновь и вновь понимает – сильная она только внешне для коллег своих, а на самом деле сломанная полностью, от начала и до конца. У Юли пальцы подрагивают, она края рубашки сжимает, губы поджимая. Слова нужные комом в горле встают. – Ты так и будешь молчать? Пойми, мне от тебя просто нужен ответ, если ты мне скажешь «потому что я не хочу больше иметь с тобой что-либо общее» – я пойму, правда. Лишь скажи. – Нет. Я… – голос сам по себе надламывается, выдавая себя. Соколова не выдерживает, прижимается к чужому плечу и всхлипывает. Она впервые себе в присутствии коллеги разрыдаться даёт, хоть и понимает, что в дальнейшем жалеть об этом будет долго. А Рита никогда плачущих людей успокаивать не умела. Да и не плачущих тоже. Но она всё равно к себе Юлию прижимает, по волосам проводит нежно, в макушку целуя, и лишь шепчет «всё хорошо, всё будет хорошо…», хоть и не уверена в своих словах вовсе. Но лучше уж так, чем стоять столбом и делать вид, что тебе всё равно, потому что Рите далеко не всё равно. Чёрствая – да, холодная – да, язвительная – да, но никак не безразличная к близким людям. Она ведь такая же, как и майор –сломанная, надломленная, просто по-своему. Соколова ткань плотной водолазки сжимает, полностью в чужих объятьях утопая, и думает, что она дура. Но раз уж Власова до сих пор не отпрянула и её к себе прижимает, попутно шепча успокаивающие слова, значит ли это то, что ей не противно рядом с майором находиться? – Прости меня за это всё, Рита. Не знаю, что на меня нашло, правда. Я… Больше это не повторится, обещаю, – Юля отстраняется, дыхание восстанавливая, и подмечает, что плечо капитана, в которое она и уткнулась минут пять назад, всё в слезах её. Соколовой стыдно очень, она хочет побыстрее удалиться из комнаты и от Власовой, чтобы та больше не видела её такой сломленной. Но Рита удерживает её, за руку берёт и пальцы переплетает, целуя в солёную от слёз щёку. – Я люблю тебя, Юлька. Очень, – капитан улыбается едва заметно уголками губ. Соколова хмыкает. – Кто ты такая и куда ты дела Власову? – Ой, да иди ты к чёрту, всю романтику испортила! – оперативница усмехается по-доброму, а майор выбившуюся прядь чужих рыже-каштановых волос за ухо заправляет, и в висок целует. – Я тоже тебя люблю, Рит. Тоже. У Соколовой привычка осталась ещё с незапамятных времён – возвращаться. У Власовой тоже. Может быть, это всё-таки и свело их вместе.