Методы

– Ну что, Франни-кун, мои методы лучше твоих? – горячо шепчет Даббл прямо на ушко, до боли впиваясь острыми коготками в бритые блёклые щёки, а в следующую секунду, когда он переводит взгляд на лицо связанного парня, его пробивает на немного истеричный смех, и он отпускает чужое личико, небрежно отталкивает подбородок от себя и продолжает смеяться. Этот звук бьёт по барабанным перепонкам и заставляет поёжиться, жмурясь от жжения под натёртой, грубой толстой бечёвкой, кожей. По телу проходится небольшой холодок сырого подвала. На нём нет ровно никакой одежды, если, конечно, путы шибари и ошейник, сдавливающий шею до хрипа, не называть одеждой. Кто-кто, а Фран это так не называет. Как и смех. Это нельзя назвать смехом. Так не должны смеяться здоровые люди. Потому Даббл и смеётся так прерывисто, щурясь и широко ухмыляясь. – Ю Севен, я уже говорил, что это была не моя воля, – хрипло, едва ли не задыхаясь под натиском ошейника, выдыхает пленный, но не сопротивляется. Судя по маленькому окошку в углу подвала, пошла вторая неделя его прибывания здесь, и он просто знал, что сбежать не получится, этот демон его найдёт везде, отомстит и накажет за побег. Да и голос звучит, в какой-то мере, даже предвкушающе, не по-злому. – Я пытался помочь вам сбежать. Вы были схвачены не по приказу гл... – смех утихает, и по помещению проносится звук хлёсткой пощёчины. Тонкие белые, словно у альбиноса, брови хмурятся. Но мрачность быстро сменяется, вроде бы, детской улыбкой, однако Цукигамори знает, что, пусть его мучитель и ведёт себя, как ребёнок, в голове у него царят пекло и адские пытки, а в глазах нехорошим огоньком горит безумие. Он пытается снова что-то сказать, но его тут же затыкает грубый, требовательный поцелуй. Садист не сдерживается, до болезненного мычания кусает чужие губы, зарывается тонкой рукой, своими изящными пальцами, во влажные, от недавней холодной "профилактики" из шланга, волосы, притягивая ближе. Это должно казаться безумным, вызывать отвращение, но Фран лишь несдержанно мычит в поцелуй и впускает чужой язык в свой рот, сдаваясь и разрешая там хозяйничать, не сдерживая дрожь и полустоны-полувдохи. Парень боится признаться даже самому себе, но он слишком уж быстро бросил попытки сбежать из этого места. А день на третий со стыдом подумал, что действия некогда подопечного архидемона сводят его с ума. И Фран не знает, правда ли W7 стал не таким жестоким, или ему просто сорвало башню, когда вместо пыток, вырванных ногтей и поплавленной кожи он получил, пусть и добровольно-принудительный, но прекрасный секс с таким очаровательным и немного сумасшедшим подопытным. Он считал последним извращением, в его-то положении привязанного к деревянному крепкому стулу пленника, стонать и выгибаться каждый раз, когда деланно, напущенно невинный Ю Севен дразнил его, постепенно раздеваясь и садясь на его член, будто это обычное дело, так и не развязывая его, используя, словно живую секс-игрушку, цепляясь за его плечи, насаживаться как можно сильнее и с удовольствием протягивая на ушко горячими стонами имя того, кто когда-то был вынужден быть его охранником, охранником эксперимента над бессмертным чудо-демоном, созданным вне ведомости босса. Каждый раз он царапал ему спинку, проходясь коготками по татуировке организации, повреждая изображение и, будто насмехаясь, портя надпись на латыни глубокими царапинами, оставленными не то просто так, от презрения к глазу в треугольнике, не то действительно от удовольствия и забвения. Но сейчас всё было иначе. Разорвав поцелуй, слизывая капельки крови с истерзанных губ, Даббл улыбается. Не ехидно, не наигранно, не напущенно невинно, а... По-обычному. Нет, эти изогнутые в полудуге губы даже излучали ласку, нежность, такую неприсущую Ю Севену. Его крашенная радужная чёлка лезет на глаза, и он наклоняет голову, приближаясь и... Цепляет с характерным щелчком карабин поводка на колечко ошейника. Бледная рука проходится по волосам, будто гладя парня, а демон выпрямляется, щёлкает пальцами, и путы спадают, освобождая пленного и открывая взору буро-жёлтые и синюшные гематомы на натёртых плечах, груди, ребрах, запястьях. Затёкшие руки отзываются колющей болью и онемением, и Фран не то шипит от этого нестерпимого чувства, не то стонет, жмурясь в удовольствии до звёздочек перед глазами. – Франни-кун, сегодня ты будешь спать со мной. Идём в душ, – как ни в чём не бывало, мурчит садист и тянет за поводок, поворачиваясь к выходу. Но тот, пытаясь встать, падает на колени, ноги отвыкли от ходьбы. Второй, будто, что-то вспомнив, оборачивается к нему, приподнимая за подбородок измученное, осунувшееся лишь за неделю, лицо. – Как там говорят иллюминаты? У всего есть плата? Так постарайся заработать место на поверхности, рядом со мной. Ты же хороший мальчик? – намотав на руку поводок, Ю Севен притянул чужую голову к себе, настойчиво утыкая лицо Франа в свой пах, а тот, на удивление, послушно кивает и начинает расстёгивать ширинку брючных шорт зубами, смотря на своего хозяина снизу вверх и лишь капельку улыбаясь. Ему окончательно сорвало крышу, раз он получает от этого унижения такое удовольствие. Он сошёл с ума, раз больше не хочет сбежать. Но кто в этом мире не сумасшедший?