Ты смотрел на меня, улыбался, И множество раз отдалялся.
Спустя несколько дней Надежде с дочерью поступила просьба суда явиться на заседание и подтвердить виновность Тимура Леонидовича Клыкова. Время длилось особенно медленно и томительно. В помещении находилось не так много людей. На первом ряду вытирала слёзы сестра Тимура под руку с женихом, где-то в конце втыкала в телефон Марина, как дополнительный свидетель побоев подруги. Полицейские и психологи, что присутствовали в тот знаменательный день равнодушно читали документацию. Надежда держала рот на замке и нервно поправляла лямку сумки, что подтверждало её волнение. Регина до боли сжимала руки в кулаки и кусала губы. Она жутко нервничала. Как на зло, Герман куда-то запропастился и не выходил на связь целый день. «Ты придёшь в суд?» «Я сейчас умру от волнения!!!!!» «Герман! Ты мне сейчас очень нужен!» «Мог и не игнорировать, а просто сказать, что занят. Я бы поняла.»Доставлено
— Итак, Регина Анатольевна, прошу, — деловито мовил судья в черном плаще и поседевшими волосками по бокам и показал на трибуну. Девушка поправила темно-синюю ткань свободного платья и на дрожащих ногах встала на возвышение, крепко ухватившись за стойку ногтями. От придирчивых и пристальных взглядов Регина сжалась и всеми силами пыталась избавиться от учащенного стука сердца и звона в ушах. Слова судьи звучали будто из-под толщи воды. — Расскажите историю с самого начала. Когда началось насилие со стороны Тимура Леонидовича? Что оно из себя представляло? Регина судорожно сглотнула и выдержала секундную паузу. — Он был… — дверь зала распахивается и в помещение входит тот, на чьё присутствие девушка уже перестала надеяться. Герман Романович. Герман. В клетчатой, синей, немного влажной рубашке, темном галстуке и мешками под глазами. Дождевые капли с черных прядей стекали по лицу. Волосы взлохмачены, под мышкой одна единственная папка. Ледяным взглядом обвел присутствующих и остановился на побледневшем лице девушки. Регина облегченно выдохнула и вытерла скатившуюся слезу. — Продолжайте, Регина Анатольевна. Сейчас ей более неловко и страшно говорить о том, что происходило за все те года. Герман наверняка уже всё узнал, но сказать это сложнее, чем предоставить доказательства. Каменное выражение мужчины выражало абсолютное спокойствие. Он сел за стул возле коллег и сложил руки на груди. Пристальный взгляд впивался в Регину и пронзал, словно иголками. — Мне было пятнадцать, когда… Тимур впервые появился в нашем доме. На следующий день он попытался меня… — запнулась и потупила глаза в пол. Мать не сдержала истеричного вскрика: — Что за чушь! Кого вы слушаете! Фантазерку и большую лгунью? — Прежде всего, она — жертва, потерпевшая насилие со стороны опекуна, — сдержанно ответила второй судья — не молодая блондинка в таком же черном плаще. Тётя Людмила схватилась за сердце. Побитый Тимур, что еле держался на ногах, сцепил зубы и молча уставился в одну точку. — Он вас… домогался? — задумчиво произнес главный судья и посмотрел на девушку поверх квадратных очков. — Да. — Что?! Тимурчик и мухи не обидит! — кричала Людмила и чуть ли не прызжав слюной на дрожащую, как осиновый лист, девчонку за стойкой. Судья несколько раз постучал молотком, приказывая всем замолчать. Герман оставался равнодушным ко всеобщему переполоху. Всё его внимание сосредоточилось на Макаровой. Он наблюдал за её эмоциями. Изучал её мимику, нервные движения. Считал разы, когда их взгляды пересекались. Это было ненормально. Гребанное помешательство на какой-то девчонке, что за бред! — Продолжайте, Регина. — Но я всадила вилку ему в руку. У него есть этот шрам. На левом предплечье, возле татуировки. После того раза только побои. Одна из полицейских протянула судье фотодоказательства. Адвокаты по-прежнему молчали. — Вам есть сказать что-то в свое оправдание, Тимур Леонидович Клыков? — Нет, ваша честь. Это правда, — ухмыльнулся мужчина. Надежда театрально схватилась за сердце громко всхлипнула. — Что ты такое говоришь?! Вы же мне оба сказали, что просто царапина! — Зачем вы врали, Регина Анатольевна? — Как ты мог, подлец! — Это каким моральным уродом нужно быть, чтобы лезть в трусы к ребёнку?! И пока судья подбирал дальнейшие слова, зал шумел, а Регина растерянно оглядывалась по сторонам в поисках поддержки, Герман медленно закипал и сжимал руки в кулаки. Он не хотел, чтобы девушка испытпывала вину или стыд. Она всё сделала правильно. Её не за что винить. А то, что её мать полностью под воздействием супруга — проблема сугубо её, а не дочки. Спустя полтора часа долгих и нудных переговоров, каждый добился для себя справедливости. Тимур сядет за решётку, но вопрос, на сколько его хватит, остается открытым. Конечно, он имеет большие деньги и может сократить срок перебывания до трех лет, минимум. Регина, заплаканная и раздосадованная бросилась в объятья матери. Женщина тоже плакала. И Людмила плакала. А Герман… стоял в пяти метрах и ждал, когда Она обратит на него внимание. Заметит и также обнимет, он прижмет её крепче, она снова переночует у него. Нет. Нельзя. Он не имеет никаких полномочий, чтобы подойти первому. Не имеет права просить её остаться у него. Да ровным счетом, на что он надеялся? Что маленькая, наивная девчонка воспримет взрослого полицейского, как кого то больше, чем знакомого? Нет. Вовсе нет. Что за глупости. Мужчина отряхнул рубашку и вышел из помещения прямо под проливной бесконечный дождь. — Стой! — знакомый женский голосок и девушка лбом врезается в широкую спину капитана. Тут же отстраняется, ждет, пока Герман обернется и… Крепко-крепко обнимает, утыкаясь носом в грудь. Мужчина не сдерживается и прижимает ближе. Мимолетное прикосновение губ к светлой макушке и тихий шепот: — Всё закончилось.***
Он довез их до дома. Регина сидела впереди и что-то заливисто рассказывала, смотря только на водителя. Ему рассказывала. Ему улыбалась. Смеялась под его пристальным мимолетным взглядом. Шутила и прикасалась к предплечью виском. А он не слушал. Смотрел на дорогу, постоянно отвлекался на буйную пассажирку и впервые за долгое время… искренне улыбался. Только ей. Совсем немного, краешками губ. Но и этого хватало, чтобы девушка прямо-таки искрилась от радости. Что не ушло от внимания матери. — И где вы успели познакомиться? — женщина недоверчиво покосилась на мужчину и поспешно отвела взгляд. — В полицейском участке, конечно же, — усмехнулась Регина и сразу поймала насмешливый взгляд капитана. Он пытался скрыть улыбку, от которой уже болели щёки, но глаза не умеют врать. Показались знакомые серые пятиэтажки. Надежда незаметно смахнула слёзы и поспешила выйти из машины. Регина грустно вздохнула, и почти нажала на ручку двери, как Герман невесомо притронулся к пальцем девушки и тут же отпрянул. Макарова снова обняла полицейского и, наверное, в последний раз вдохнула полюбившийся мужской одеколон. — Это всё? Конец? — наивно пробубнила куда-то в шею капитану и заглянула в зеленые глаза. — Посмотрим, — односложно ответил коп и посмотрел вдаль. Сейчас бы закурить, так сигареты закончились. Три недели назад. Одна секунда. И она выходит из автомобиля, не сильно хлопнув дверью. Улыбается, машет рукой на прощание, берёт маму под руку и ведёт к подъезду. А Герман замер. Щеку жжёт от мимолетного прикосновения мокрых девичьих губ к трехдневной щетине. Проводит пальцами по влажному месту и выдыхает. Резко заводит авто и мрачным взглядом окидывает двор. Дождь закончился, а на его место пришло яркое осеннее солнце, что вовсе не греет. Вдалеке виднеется бледный след радуги.