Я задыхаюсь

Алекс сильная. Алекс такая сильная, что порой самой страшно: а не пришелец ли она? Алекс сильная. Алекс знает это. Алекс не боится. Вот только, когда замок в ванной комнате заедает, вся сила испаряется мгновенно. Как будто и не было нескольких лет ежедневных восьмичасовых тренировок, как будто и не было тренировок самоконтроля и тестов на психологическую устойчивость. Которые она всегда сдавала на отлично. После похищения всё изменилось. Она изменилась. Пути назад нет. Алекс сползает по стенке, прикрывая рот рукой, чтобы не кричать слишком громко. Ей кажется, что сейчас её крик разобьёт эту тишину вдребезги, и все услышат, какая она слабая на самом деле. Вот только она знает, что не может издать и звука. Слёзы льются сами, их не остановить. Им нет конца, как не было конца той пытке. Этот куб. Чёртов куб. Стеклянный, на обозрение всем, кого она увидеть в темноте была не способна. В качестве демонстрации её слабости, её никчёмности. Так ей казалось. Потом она поняла свою ошибку. Там, во тьме, никого не было. Никто не наблюдал за ней. Никто не усмехался. Никто не видел ужаса на её лице, когда вода начала выливаться из труб. Никто не мог спасти её. Тут только она, и этот ужас. Ужас, с которым нельзя бороться. Ужас, который врос в тело, пронзил кости и плоть, обвил органы, окутал душу, затуманил разум. А потом… Был холод. Было так чертовски холодно, и некому было согреть. Алекс дрожала, и единственный вопрос, который её интересовал: за что? За что, почему, где справедливость? Почему я? Ответ скользким голосом из самых тёмных глубин выползал сам собой: потому что ты недостаточно хороша. Ты заслужила. Тебя недостаточно. И от этой мысли Алекс стала задыхаться раньше, чем воздух стал заканчиваться. Воды было чуть ниже пояса, воздуха было ещё предостаточно, до заполнения куба водой было пару часов, но лёгкие Алекс уже сковали слёзы. Всхлипы никак не прекращались. Самоконтроль не помогал. Бессчётное количество видов разных дыхательных упражнений тоже не помогли. Какая разница, как ты дышишь, если воздух всё равно скоро закончится? Спасите меня. Спасите! Пожалуйста. Я не хочу. Не хочу умирать. Слышите? Не хочу! Я так много ещё не сделала. Я не сказала Мэгги, как сильно её люблю. Не помогла Каре добиться её горячей лучшей подруги. Не смогла спасти отца. Не уничтожила Кадмус. Не спасла мир. Не воспитала детей. Я не надышалась вдоволь, слышите? Алекс была сильной. На самом деле, она уже спасала мир. Она была героем, который помог Супергёрл спасти планету от нападков криптонианцев. И даксамитов. Она каждый день трудилась не покладая рук, чтобы отыскать какие-то зацепки, найти способ противостоять Кадмусу. Она спасала людей. Врывалась в здания, набитые вооруженными преступниками или пришельцами. Она была героем. Но также, Алекс была человеком. Хрупким, маленьким, уязвимым человеком, коим себя не считала. Теперь, она была сломленной. Испорченной. Неправильной. Алекс успела забыть, что она человек. Алекс успела забыть, что людям свойственно быть слабыми и сломленными, чтобы потом стать сильнее и лучше. Но вот, у Алекс появился страх, свойственный слабым. У Алекс развилась клаустрофобия. Она сильная. Очень-очень сильная. Такая слабая. Она сползает по стенке. Лёгкие сковывает рыданиями, хочется кричать от ужаса, воспоминания накрывают, словно цунами, а воздуха снова не хватает. Мэгги врывается в ванную, услышав всхлипы. — Алекс, я здесь. Тише. Ты в порядке. Ты в безопасности. Слышишь? Я с тобой. Я держу тебя. — она подбежала к Дэнверс и обняла её, начав успокаивающе гладить её по голове и нашёптывать, как мантру: «я держу тебя». — Мэгги, я… я…я задыхаюсь, я задыхаюсь, Мэгги, тут слишком мало воздуха, я не могу дышать, спаси меня, Мэгги, спаси, я задыхаюсь… — зубы стучали в ознобе и истерике, легкие пытались хватать воздух, слёзы лились ручьём. — Тихо, тихо, детка, тут достаточно воздуха, видишь? Дверь в комнату открыта, а в ней — окно нараспашку, воздуха достаточно, ты только дыши, ладно? Сделай глубокий вдох. Вдохни столько, сколько сможешь, чтоб распирало лёгкие, чтоб живот приклеился к позвоночнику, вдохни как можно глубже. Давай. Ты справишься. — Так холодно, Мэгс, там было так холодно, так страшно, так одиноко, я боюсь. Я так боюсь. — Тшшш, детка. Тот подонок в тюрьме. Ты в безопасности. Ты дома, слышишь? Я с тобой. Давай, помогу согреться. Пойдём в постель? Там мне будет проще тебя согреть. Там тебя никто не тронет. Я обещаю. Мэгги помогла Алекс дойти до кровати. По дороге они прошли мимо открытого окна, вдохнуть как можно больше кислорода, выдохнуть как можно больше боли, избавиться от неё. Летняя ночь. Шёл дождь. Было прохладно, но в объятиях любимой девушки это была приятная, освежающая прохлада, но точно не тот ледяной ужас, который она испытывала пару минут назад. — Я чувствую себя такой слабой. Уязвимой. Я подвела всех, я не должна быть такой слабой, я должна защищать Кару, защищать тебя, должна быть сильной, я не должна чувствовать это всё. — Детка. Ты не можешь быть сильной всегда. Ты можешь быть слабой, это нормально, Ал, слышишь? Ты человек, такой же как и я, и нам положено иногда быть слабыми, иногда чувствовать себя так, как мы не хотим. Сегодня ты слабая. Завтра это сделает тебя сильней. А пока, я защищу тебя, обещаю. — Спасибо тебе. Я люблю тебя, ты ведь знаешь? И, Мэггс. — Ммм? — Спой мне колыбельную? Алекс лежала на ногах своей девушки, пока та гладила ей волосы, как делала в её детстве Элайза, когда Дэнверс снился кошмар, и напевала ей незамысловатый мотив какой-то мягкой, успокаивающей колыбельной. Из глаз Алекс всё ещё катились слёзы, и она, засыпая, подумала:"Небо ведь плачет. Значит, и мне можно».