Главное

      Любовь — двигатель идиотизма.       Наруто давно уверовала в это довольно чёткое определение всех человеческих взаимоотношений, переходивших какую-то эфемерную грань, хотя бы по той простой причине, что наблюдала прямое подтверждение каждый мучительный день и только вздыхала на лепет подруги о её мировой любви, известном певце, который чёрт знает как попал в их школу.       Глупая, безнадёжно влюблённая Сакура, как и все прочие, не видела раздражение и равнодушие в чужих глазах, не слушала глас разума в лице Узумаки и продолжала надеяться на что-то, чего, вообще-то, никогда не было. Если это действительно мог понять хоть кто-то, то точно не Наруто. Но, в конце концов, просто сдалась, оставшись наблюдателем.       Возможно, ей просто следовало влюбиться, и тогда всё стало бы в разы понятнее, но… Если это ждало её в любви, то она без промедления закопает это чувство заживо и предпочтёт забыть о его существовании, потому что это тянуло на какую-то одержимость.       — Зачем вообще кого-то любить? — вылетело у Узумаки, и она тут же цокнула, осознав, что сказала. — То есть…       — В каком смысле «зачем»?! — поражённо вскрикнула Харуно, резко повернувшись к подруге. — Это самое важное в жизни! Что может быть важнее любви, Наруто?!       — Ну, кислород, например, — с абсолютной уверенностью ответила та. — А ещё еда, да и сон тоже. Безопасность по пирамиде Маслоу тоже важнее, чем любовь. Да и, в принципе, все естественные потребности, от удовлетворения которых напрямую зависит наша жизнь. Разве нет? Ты говоришь какую-то несусветную глупость, Сакура. В нашей жизни очень много вещей, которые следует ставить выше потребности отдавать всего себя кому-то.       — Как ты можешь так говорить? — нахмурилась в ответ Харуно и покачала головой. — Ты просто никогда не любила, вот и не понимаешь всего.       — М-м-м, — задумчиво слетело с губ. — Всё может быть. Но пока что я продолжу стоять на своём: ты слишком переоцениваешь это чувство и потребность быть кому-то нужной. Это может скорее уж навредить тебе, чем вознести к счастью.       — Не хочу ничего слышать!              

***

      

      И Сакура действительно не слышала, не слушала, игнорировала те крохи рациональности, что всё ещё пытались призвать её к благоразумию.       Любовь к Учихе подобна смертельной болезни. Что-то вроде рака: сначала ты даже не замечаешь её, а потом страдаешь от несвоевременной попытки спастись и в итоге умираешь. Она же умирать не хотела, да и всегда была на диво здоровой и крепкой телом. Но душа… Душа страдала. Умирала от безответной любви, и глас разума не делал лучше — лишь хуже день ото дня.       Когда она почти перестала есть? Когда стала не спать ночами в надежде получить ответ на простое «спокойной ночи»? Сколько ещё ей предстояло мучить себя этой глупой потребностью любить и быть любимой?       Наруто было сложно признать, что Харуно ей чисто по-человечески было жалко. Она не любила это удушливое чувство, но впервые не могла от него избавиться, молясь то ли Дьяволу, то ли Богу о том, чтобы подруга смогла с этим справиться, ведь Узумаки в подобном не помощник. Она скорее помешает, навредит, сделает лишь больнее, чем действительно поможет пройти этот этап жизни и попытаться снова улыбаться счастливо и беззаботно.       Любовь Сакуры также глупа и безрассудна, как попытки Наруто эту привязанность понять.       Глупа также, как вся эта ситуация, при которой в их жизни вторглись без всякого разрешения, громко выбив дверь.       Учиха Обито умел появляться эффектно. В самый последний момент.       — Герои всегда появляются последними! — рассмеялся он, потрепав Харуно по голове, и улыбнулся ещё ярче прежнего. — И я тот самый герой, принц на белом коне, который вызволит розовласую принцессу из башни тоски и одиночества! Вы ведь доверитесь симу скромному слуге?       Обито встал на одно колено перед Сакурой, и та смущённо отвела взгляд, пытаясь скрыть покрасневшие щёки за прядями волос. Этот весельчак всегда всех веселил, развлекал, и люди рядом с ним всегда были счастливы и любимы. Он так добр, что хотел помочь ей, совершенно незнакомому ему человеку, и улыбался так ярко, как не светило солнце на небосводе.       Когда-то, очень давно, Наруто улыбалась также.