***
— Ваше Высочество, Вам очень идет это платье, — услужливо произнесла молодая девушка, слегка склонив голову перед своей госпожой. Шицу повернулась лицом к большому зеркалу, что было в ее комнате, и принялась разглядывать себя, а заодно и свою служанку, которая продолжала затягивать корсет ее платья. «Высочество?» — про себя спросила ведьма. Это обращение здесь было применимо только к императорской семье, но хоть она для всех в замке и оставалась темной лошадкой, многие предпочитали обращаться к ней, как к императрице. «Я?» — усмехнулась она. Никто здесь не знал, кто она такая. Неизвестная фигура, однажды появившаяся рядом с девяносто девятым Императором Священной Британской Империи. Не жена и, вроде как, даже не любовница. Не советник и не защитник. И едва ли просто друг для человека, кто, как все считали, вообще не нуждается в друзьях, поглощенный дьявольской сущностью. Так кто же она такая? — Ты так считаешь? — безучастно спросила Шицу. — Конечно, Ваше Высочество. Шицу не знала и сама ответа на этот вопрос. — Вы очень красивая, несмотря на свой юный возраст, — ведьма усмехнулась. — И, если позволите… Служанка словно бы на секунду засомневалась в необходимости продолжать беседу, но все-таки решила закончить начатую фразу. — Я думаю, что Его Высочество, Император, тоже находит Вас очень красивой. Вот тут взгляд названной императрицы ожил, словно не было этих сотен лет между ней в прошлом и сегодняшним днем. — Вы… об этом не знали? — очень осторожно, буквально прерываясь на каждом слове, спросила девушка. И поджала губы. Даже она сейчас могла читать эмоции на лице императрицы, которая никогда не улыбалась с тех пор, как появилась здесь, которая всегда бродит по замку как тень. Шицу еще раз взглянула на себя в зеркало, осмотрев с ног до головы. Длинные зеленые волосы обрамляли мягкие черты лица и струясь спускались до самой талии. Ее особенная диадема поблескивала от яркого утреннего света, проникающего через окна ее комнаты; сережки из красных камней хоть и прятались в густых волосах, все равно были заметны. Верх черного платья, украшенный золотыми линиями, оформлял аккуратную грудь, чуть приподнимая ее. Осиная талия, руки с длинными перчатками; крылья по бокам юбки с яркими красными камнями. Стройные ноги, обутые в белые высокие сапоги, и белые хвосты, украшенные все теми же красными камнями, резко контрастировали с черной юбкой. От плеч сзади также отходили длинные хвосты с зелеными кристаллами на концах, которые едва касались земли. И нежные черты лица, розовые губы и непривычно живые золотые глаза. Шицу уже не помнила, когда в последний раз думала о своей красоте, которая раньше и без Гиаса могла заставить человека отдать ей все, что она попросит. Осознав, что своим вопросом она смутила императрицу, служанка поклонилась и, извинившись за свое грубое поведение, спешно покинула комнату через дверь для прислуги. Но Шицу даже не услышала ее извинений и не заметила, как осталась одна. Она подошла ближе к зеркалу и осторожно, будто боясь развеять свое отражение, коснулась его поверхности, как водной глади. Лишь бы лишняя рябь от касания не исказила ее, вернув привычный пустой взгляд ее отражению. — А ведь она права, — усмехнулся Лелуш, стоя у двери и облокотившись на нее. Девушку будто окатило холодной водой, и она резко обернулась на подкравшегося неожиданно парня. — Никогда не видел такой твой взгляд, — как-то печально и тихо произнес вдруг он. А сердце у Шицу пропустило удар. Оно все еще умеет волноваться? — Что ты здесь делаешь? — Мимо проходил, — зачем-то соврал Лелуш. А Шицу была слишком взволнована, чтобы разгадать даже такую очевидную ложь. — Ты правда красива. Лелуш вошел и приблизился к серой ведьме, встав позади нее и за плечи снова развернув ее лицом к зеркалу. — Я знаю, как я выгляжу, — съязвила она. Ладоней с плеч Лелуш так и не убрал. — А еще лучше — запомни. Забери с собой платье, когда придется уйти.Шицу показалось, что его руки сжали ее плечи чуть крепче. Лелушу показалось, что ее плечи дрогнули в этот момент.
Она запомнила этот день. День, когда в последний раз надевала это платье.***
Камни на хвостах, отходящих от спины на ее платье, как стекляшки звенели, встречаясь с каменными ступеньками, по которым бежала зеленоволосая девушка. Обычно бережно придерживаемые руками, сейчас все белые хвосты волочились за ней по лестнице, звеня своими драгоценными камнями. Белая грудь поднималась и опускалась от частого дыхания, а по лицу стекал холодный пот. Дышать было тяжело из-за затянутого корсета; ей еще не приходилось бегать в этом платье. Волосы растрепались, пряди спутались с золотой цепочкой и зеленым камнем на затылке. Но ей было уже все равно. День подходил к концу, сумерки сгущались, и в замке уже всюду горели люстры и бра, обнимая спешащую фигуру теплым желтым светом. Тень ровно на шаг отставала от своей хозяйки, иногда на шаг ее обгоняла и раздваивалась. Словно бы они играли в салочки, догоняя друг дружку по очереди. Шицу спешила в свою комнату, выбирая коридоры, в которых точно никого не могло быть. «Завтра. Это завтра», — билась в ее голове, как дикий зверь в клетке, одна единственная мысль. Она была заложником ее сознания, не способная выбраться и испариться, не оставив и следа. А было бы здорово. Заперевшись в своих покоях (или может заперев весь остальной мир за этой дверью), Шицу чувствовала себя такой защищенной, что не боялась в зеркале увидеть снова свое человеческое отражение. Хоть взгляд и был привычно-пустым, а на лице не было никаких эмоций, остатки самообладания испарялись, и над руками над первыми она теряла контроль. Стягивая сапоги и отбрасывая их от себя подальше, она торопилась скорее перейти к корсету, но самой было неудобно развязывать умело затянутую шнуровку. Она дергала тугие нити и ничего не могла с ними поделать. Взгляд сам собой начал искать на маленьком косметическом столике решение, и нож для писем показался идеально подходящим. Шицу смело ухватилась за маленькую рукоять, лезвие завела под тугую шнуровку и принялась распиливать ее, торопливо и криво двигая лезвием, пока корсет, наконец, не ослабил хватку на ее талии. Выскользнув из своего дорогого платья, она так и оставила его валяться перед зеркалом, теряя остатки ее тепла. Может, было его жаль, может, нет. Шицу наспех отыскала в шкафу свою тюремную форму, припрятанную ею самой еще когда она только поселилась здесь, и принялась натягивать грубую холодную ткань на себя. Просунув руки в рукава, девушка словно ощутила себя снова на своем месте. Лелуш когда-то грозился выбросить это тряпье, чтобы больше никогда не видеть его на эгоистичной до скрипа в зубах ведьме, но куда там. Может, останься Лелуш императором, на своей законной роли, брошенное ею платье императрицы могло бы стать для нее «домашним», но завтра… Болезненным завтрашним утром все должно было кончиться. И ощущение неизбежности хорошо сочеталось только с тюремными обносками, в которых ее старая раненая душа ощущала себя как в родном и знакомом месте. Шицу заставляла себя успокаиваться, и сердце, как выдрессированный цирковой зверек, подчинялось ее указам. А вот пальцы все не могли схватить мелкий замочек на ее костюме. — Позвольте помочь, — раздалось за спиной, и в отражении Шицу увидела свою служанку. «Черт. Убить ее, что ли», — промелькнула мысль в голове у ведьмы. Девушка суетливо подошла к своей императрице и легким движением застегнула замок на ее тюремной форме. — Если хотите, я никому не скажу, что Вы уходите. Ответ девушки опередил просьбу Шицу, и та молча кивнула. Не взяв с собой ничего, она направилась к выходу. — Я могу быстро заменить шнуровку на корсете, если вдруг захотите забрать платье с собой, — вслед произнесла служанка. Шицу остановилась, сжав ручку двери, будто задумавшись. Но ей это было не нужно, о чем она просила себя не забывать, а потому, все так же молча, она покинула комнату, чтобы больше сюда никогда не возвращаться. Служанка подняла с пола охладевшее платье и еще долго всматривалась в то большое зеркало, сидя перед ним на полу и стараясь хотя бы представить, о чем думала эта зеленоволосая девушка, когда стояла этим утром на этом самом месте. Кем она была? Куда уходит? Когда со стороны коридора до ушей девушки донесся размеренный звук шагов, она спешно поднялась на ноги и небрежно сложила платье госпожи в первую попавшуюся коробку, и задвинула ее ногой под кровать. В комнату вошел Император. — Ваше Высочество, — поклоном поприветствовала его девушка и так и осталась стоять, боясь поднять голову. Обеспокоенное лицо госпожи вызывало в ее душе такое сильное сочувствие, что она не подумав пообещала ничего не рассказывать Его Высочеству. Но врать самому Императору было до тряски в поджилках страшно. Она так боялась попасть под влияние его демонической силы и так и остаться на всю жизнь безвольной куклой, что тряслась как осиновый лист. — Ты не видела Шицу? В груди тут же заныло, и дышать стало тяжелее. Воздух ей показался настолько горячим, что обжигал все внутри, причиняя боль. На самом же деле это был панический ужас. — Её Вы-высочество еще не возвращалась, — голос предательски дрожал, и девушка боялась даже оторвать взгляд от пола. Лелуш молчал. Она не видела его лица и не могла знать, злится он или нет. Но если бы он приказал посмотреть на него, служанка бы тут же упала на колени и завопила о пощаде, и наверняка сразу же рассказала бы все о том, что видела. Молчание затянулось. Откуда-то сбоку, наконец заметила девушка, что-то поблескивало. Она, не поворачивая головы, нашла взглядом маленькую вещицу, и ей показалось, что она сейчас же умрет от новой волны страха, который вот-вот захлестнет ее с головой. Истерика подкатила к горлу, а в глазах потемнело. Один из камней, что носила Ее Высочество, оторвался от платья и лежал рядом с кроватью. Девушка не могла знать, что сейчас ее взгляд встречается со взглядом императора в одной точке. И каждый думал о своем. — Понятно, — необычно хриплым голосом вдруг произнес Лелуш и стремительно покинул покои. Служанка еще несколько минут простояла в поклоне, прежде чем обессиленно упасть и заплакать. Я сдержала обещание, Госпожа Шицу.***
Шицу спешно покидала замок, не взяв с собой ничего. Она серым призраком передвигалась по коридорам, оставаясь незамеченной никем. На сердце было тяжело, но не от вечной жизни, груз которой всегда был с ней, куда бы она ни направилась. Может, в сердце теплилась надежда на то, что Лелуш еще сдержит данное ей обещание, но Шицу старалась заставить себя забыть об этом, вновь отодвигая свое желание на задний план. Было столько вещей, важнее ее смерти, что она не желала больше говорить о своей усталости. Свобода от ненависти всех людей на этой жалкой планете, наверное, была дороже даже желания серой ведьмы. Она чувствовала, что, наверное, не должна уходить сейчас. Что зачем-то она сидела в тот день рядом, когда обсуждалось неизбежное завтра. Зачем-то Лелуш ел с ней по вечерам пиццу, зачем-то… она чувствует все это. Но к душе, в отличие от рук и ног, в мире С нет запчастей. И болеть будет постоянно от воспоминаний о том, чего забывать не хотелось бы. Может, оставшись, она бы познала муки всех кругов ада, но пожалела себя. Поэтому уходит сейчас. — Сбегаешь? — одним словом собрал все ее мысли в одно Сузаку, подловив случайно на входе. Как обидно было слышать это слово, но не ему она покажет это. Шицу повернулась к Сузаку, а на лице — ее обычное лицо. Она даже усмехнулась. — Лелуш не смог исполнить мое желание. Мне больше нечего здесь делать. — И ты смеешь считать себя его соратником?! — Сузаку едва ли не задохнулся от возмущения. — Вы друг друга стоите! — А вы? Куруруги промолчал. — Убивать тебе не впервой ведь. Так что советую пересмотреть свою точку зрения. Своими словами Шицу задела первого рыцаря за живое. Он сжал руки в кулаки — только бы не наброситься на нее сейчас. Ведь человеком, на которого он так злился сейчас, была вовсе не она. — Прощай, Куруруги Сузаку. Шицу покинула замок, закрыв за собой бесшумно одну из дверей для слуг, и Сузаку остался один.***
— Шицу только что ушла, — произнес Сузаку, входя в кабинет Лелуша. Он знал, что тот еще не спит. Лелуш безучастно взглянул на Куруруги и облокотился на спинку стула. — Я уже понял.***
Когда от ликования толпы дрожали стены храма, Шицу казалось, что она сейчас оглохнет от этих голосов, что на самом деле были лишь едва слышными отголосками. В груди, где все еще билось сердце, будто она еще была человеком, словно образовалась дыра, словно ее чувство одиночества усилилось многократно, или словно вся боль, которую она перенесла за свою жизнь, обрушилась на нее в один момент. Кого сейчас пронзил Сузаку? Лелуша? Или ее саму? И кому тогда посвящались эти слова? «Убивать тебе не впервой ведь.» Кто все-таки держал в руках меч, от которого мгновение назад погиб Лелуш? Сузаку? Или она сама? Никогда еще чувство вины не съедало ее настолько сильно. Может, если бы они тогда не заключили контракт, он был бы жив и не проходил бы через все это. И пусть она не знала бы, но в мире был бы такой человек, которого бы звали Лелуш Ламперуж, который пусть и ненадолго, но заставил ее почувствовать себя живой. Но кто-то будто отвечал ей, что если бы Лелуш знал, что все так обернется, он сделал бы все именно так. Может, он не сожалел о встречи с ней? Шицу стояла на коленях, соединив перед собой ладони, и читала про себя какую-то старую молитву. Губы рисовали силуэты беззвучных слов, а мысли были где-то далеко. Не здесь. Слезы снова обжигали щеки. Те, что не успевали упасть на пол, скатывались на шею. Она молилась богу, которого больше нет или даже не было никогда, не задаваясь вопросом о том, можно ли молиться человеку, у которого давно нет души.Но у нее оставалось одно желание. И она надеялась, что это не конец, что обещание, данное ей, все-таки будет исполнено.