Счастье

      Жизнь в антиутопии заставила его привыкнуть к бегу.       Когда он был ребёнком, убегал от тех хулиганов, которые пытались унизить его перед школьными воротами. Когда он был клоуном, побежал ловить тех пятерых негодяев, которые украли плакат и в конечном итоге жестоко избили его. Он бежал каждый день, и дни превращались в недели, недели — в месяцы, месяцы — в годы. Время шло, и он понял, что бежал всю свою жизнь. Бегство для него было вопросом выживания.       Однако сегодня вечером Артур Флек перестал убегать. Может быть, и в прямом, и в переносном смысле; он встал, высказался и сел, но справился со всем этим с ясностью ума. Обычно, когда он ничего не делал, его мозг был занят жалкими суицидальными мыслями, и было утомительно, мучительно и изнурительно смеяться над этим. Артуру приходилось двигаться, раскачиваться и танцевать, у него был его собственный уникальный способ совладания с теми негативными факторами, которые пытались разломать его разумность (хотя он не был уверен, что у него был такой с самого начала). Но ему было хорошо там находиться... Руки в наручниках, заперт в полицейской машине. Они арестовали его сразу после того, как он убил Мюррея — Артур не сопротивлялся, совсем не сопротивлялся.       На протяжении десятилетий у него не было никакой цели. У него были только мать и ведущий вечернего шоу. Он был холоден, когда убил их обоих. И он верил, что они заслужили это за то, что разочаровали его до такой степени.       Артур только что достиг своей первой и последней цели.       Поэтому он перестал бежать.       Он быстро понял, что чувствует себя довольным. Его разум перешёл от психотического состояния к спокойствию, когда он вспомнил, как хорошо было определять чью-то судьбу. Он защищался, он убил тех, кто причинил ему боль, и, о боже, это принесло ему удовлетворение. Артур похвалил себя с лёгким смешком — он проделал отличную работу, не так ли? Этот мир, в котором они жили, уже рушился, и он изменил ситуацию, уменьшив количество мусора; лживая мать, фальшивый артист. Отбросы вроде тех трёх белых воротничков, которые даже не умеют уважительно относиться к женщине.       Он чувствовал себя усталым после всего этого безумия, как физического, так и психического, и чуть не упал в обморок, если бы его глаза не поймали происходящее за окном машины. Низший класс Готэм-Сити поднял восстание. Артур никогда ещё не видел такого огромного количества людей; на них были одинаковые маски клоунов, и они безудержно буйствовали по всему городу. Среди них не было лидера, они двигались сами по себе, потому что знали, что с системой действительно что-то не так и им нужно было исправить общество. Артур увидел в этом красоту. Он был поражён фейерверком и огнём, вызванными «коктейлями Молотова». Он забавлялся, наблюдая, как люди заявляют свои права на их дом — ах, посмотрите на старика, который украл телевизор, его внук, должно быть, счастлив, что наконец-то получил его.       Артур не мог сдержать смеха.       Его глаза блестели от волнения, как будто он был шестилетним ребенком, который только что получил свой первый рождественский подарок. (Хотя он так и не получил ни одного.) Искры огня подчёркивали черты его лица, и в темноте Артур был очаровательно красив с детской улыбкой на раскрашенном лице. Именно в этот момент его энтузиазм проник в его безумие, оставив его в безмятежности — это была самая первая минута удовольствия, которое он никогда не думал испытать. Если бы только он мог позволить себе роскошь почувствовать это по-другому, лучшим способом. Если бы только он мог добиться такой привилегии, которой пользовались богачи. Если бы только, если бы только... отбросы вроде него и тех бунтовщиков были продуктом дискриминации и отторжения. А месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным.       Если это чувство у него внутри не было счастьем, то Артур не знал, чем оно было.