Неоправданные ожидания

Тсунаеши вертит ручку, резко зачеркивает правильный ответ на листе с тестом и улыбается. Нахально, грубо и довольно, настолько, что аж щеки начинают болеть. Дома отец ждет от нее лучших результатов, ждет, когда она наконец станет самой умной, самой красивой, самой-самой. А Тсуне наплевать на чьи-то ожидания и она из принципа пойдет на все, чтобы их не оправдать. Ей пятнадцать и выполнять чьи-то мечты, рвать связки ради чужих надежд, становиться лучше из-за возложенных на нее ожиданий она не обязана. Отец хочет, чтобы она стала лучшим боссом, чтобы смогла победить всех врагов Вонголы. А сама Тсунаеши — неуклюжая, мелкая девчушка, спотыкающаяся о каждый камень на дороге. Ее мама мечтает о доченьке-принцессе, прекрасной девочке, маленькой и аккуратной леди, которая мило переступает с ножки на ножку в красивых туфельках. Нана мечтает о девочке-помощнице, девочке-солнышке, а сама Тсуна ходит с синяками, в коротких шортах и длинной-длинной толстовке. У нее в углу стоит бита, лежат пластыри, и каждый вечер в девять она идет гулять. Ей на все это, будем честны, поебать. Она гуляет по заброшенным зданиям вместе с пусто улыбающимся Такеши и слишком неправдоподобно веселым Рехеем. От них тоже многого ждут. Ямомото с какого-то перепугу должен быть лучшим в спорте, самым добрым, самым ответственным. Тсуеши хочет вырастить мужчину, который будет на все смотреть с ласковой улыбкой, а самому Такеши она настолько въелась в лицо, что уже не отмыть и не поменять. Она теперь всегда, ругают его, смеются ли с ним, или он вместе с Тсуной под ручку избивает хулиганов. Ямомото смотрит на мир грустными глазами, пытается сказать отцу, что ему больно улыбаться, что он уже устал. У него щеки сводит судорогой. Тсунаеши на это кивает головой, пытается выразить какое-то сожаление и сочувствие, но его выбил из нее под дулом пистолета Реборн — единственный, кто может изменить Тсуну (только потому что она сама не против). Савада — подросток, который заебался прогибаться под взрослыми, который хочет свободы, а потому согласна на вроде бы страшную мафию. Реборн никому не подчиняется, никого не слушает и делает только то, что сам пожелает, даже если ему заплатили за противоположное. Тсуна хочет быть такой же. Савада протягивает руку в царапинах к Такеши, чья катана сверкает в лунном свете рубинами. Они не хотят меняться для кого бы то ни было, лишь для себя. Они приглашают Сасагаву, что уже не знает, как посмеяться, как прокричать, чтобы заметили, что ему не весело. И свою сестру он защищать не хочет, неужели он родился только для нее? Рехей избивает грушу и своих соперников с горящими, темными глазами, а после неловко что-то бормочет, но Тсуна видит: нихуя ему не жаль. Ему надоело казаться смелым и бесстрашным старшим братом, чья единственная цель в жизни — защита милой и маленькой Киоко, которая то ли притворяется, то ли и вправду дура. Киоко вообще именно такая, какой бы Нана хотела видеть Тсуну, и от этого еще больше тошнит. Она вся из себя правильная, аккуратная, улыбается ласково и блестит своими широкими глазами там и сям. Смотришь на нее, и, кажется, тебя ослепляет свет, такой противный и режущий. Она приторная до невозможности со своими короткими юбочками, белоснежными блузочками с бантиком. И самое отвратительное во всем этом то, что смотришь ей в глаза и видишь, что это все, блять, настоящее. Наверное, Рехею тоже противно, хоть он и не признается. Когда Тсуна приводит домой своих друзей, и отец, и мама радуются, как же, доченька одумалась, завела друзей: смешного и активного Сасагаву и доброго и ласкового Такеши. Они втроем вечером убегают, потому что хотят, потому что это было запрещено. Может по-детски, но они чувствуют себя лучше. Они встречают Хаято, который дерется с Хибари. Кея, кстати, давно принял их компанию, которая периодически также выходит по ночам «на охоту». Хибари был странным, холодным до невозможности и серьезным. Вот только, после того, как к Тсуне пришел Реборн, она увидела: Хибари держится лишь на своем пламени Облака. Где-то там, глубоко внутри, Кея почти сломался под всеми этими ожиданиями, мечтаниями и надеждами. Он — наследник своего клана, а это пиздец как много обязательств уже с самого детства. Тсунаеши его почти что по-настоящему жаль, а потому она протягивает ему руку, лаская и притягивая к себе его отстраненное пламя, что взяло над ним контроль. Они вчетвером останавливают Гокудеру и, всматриваясь в отчаявшиеся, но жутко злые глаза, знают: он такой же. Только потом они узнают, что его мать умерла, и теперь никто не запрещает Бьянки ломать своего брата, что еле стоит на своих ногах из-за требований отца. Он хочет сделать из него достойную замену себе, обучает его, тренирует его, требует с него. Требовал — поправляет Хаято, усмехаясь. Сбежал, освободился, теперь с радостью принимает рукопожатие Тсунаеши и идет по ночным улицам с сигаретой в зубах. Реборн рад тому, что Тсунаеши сама смогла собрать своих Хранителей и внутри догадывается почему. Он ждет, когда же к нему приведут последнего, самого сложного, но такого правильного для них. И дожидается. Даже без его помощи, на спор каких-то отморозков, Тсуна вместе с друзьями тащится в заброшенный парк. Встречает Мукуро, и они расходятся даже без битвы. Когда они наконец приходят все вместе к нему, он начинает рассказывать про Первое поколение. Эти дети являются их потомками, а потому обязаны знать свою историю. Он рассказывает про спокойного Угетсу, про хладнокровного, но преданного Алауди, про сообразительного Джи, который был все время рядом со своим боссом. Он рассказывает про доброго, открытого всему миру Джотто, что желал Вонголе, да и всей Италии, лишь процветания. Он рассказывает множество историй про их благородные дела, наблюдая, как Тсуна кривится в отвращении, как искрятся ее глаза при любом упоминании его подвигов. Джотто был слишком наивный, слишком мечтательный, слишком искренний и мягкий, особенно смотря на то, во что выросло его детище. Как и все остальные, Тсунаеши ни за что не хотела бы встретиться с духом своего предка в кольце: тот обязательно начнет говорить ей про мир во всем мире, про важность милосердия, он захочет ее поменять и вылепить второго себя. Десятое, новое поколение сражается импульсивно, потому что подростки, озлобленно на весь мир, потому что заебали со своими обязанностями, раскованно, потому что они теперь свободны и могут делать лишь то, что сами хотят. Они выжигают пламенем пустоши, дышат пеплом и дымом. И где-то там они встречают Примо с его Хранителями. Он именно такой, как рассказывал Реборн, — с добрыми, мягкими, янтарными глазами, теплым пламенем во лбу, с ровной спиной, поднятым подбородком, но ласковым взглядом, что осадком лежит на душе Тсуны, которая давно не чувствовала такого. Он легко идет к ней и ее друзьям со своими товарищами за спиной. Идет тихо, благородно. Он хочет положить свою руку на волосы Тсунаеши, но та дергается, отстраняется, будто от нечисти и сглатывает. Злится на себя за заминку, пламя бурлит и шипит в венах. Только не снова, она не хочет, чтобы ей опять говорили, как она должна жить, как ей вести Вонголу, потому что взгляды у них двоих уж точно разные. Джотто хотел помогать людям, Тсунаеши — уйти от них подальше. — Вам нас не изменить, — притворно-печально махает головой Тсунаеши. И смотрит прямо в глаза тому самому Примо Вонголе. Сзади нее друзья, которые только начали жить, и она не позволит никому менять их, даже попробовать. Джотто вглядывается в ее глаза, и его улыбка становится шире, даже более настоящей, и пламя зажигается на лбу другое — настоящее. За ним фыркнул Джи, знакомо и нахально. Сверкнул глазами Алауди, а Угетсу усмехнулся (тоже знакомо и пусто). А десятое поколение будто током ударило, потому что то, что они видели — зеркало. Те, кто насмехается, ложно пытаясь соответствовать чужим ожиданиям, те, чьи глаза блестят совсем по-другому. — Мы, в общем-то, и не хотели менять вас, — разводит руки в стороны Джотто, и также притворно-ласково улыбаясь. — Менять так, как вы думаете. Вот оно, то самое Первое Поколение. Тсунаеши обещает ударить себя дома и дать Реборну в зубы, потому что поверила, что настолько сильные люди вдруг ушли из Вонголы, не контролируя ее. По глазам теперь видно, Джотто прекрасно, как никто другой, знает про мафию, про ее дела, кровавое прошлое и будущее. Потому что сам же обрек ее на это. — Да ладно, — не выдерживает Хаято, поднимая брови. — Охуеть. И с ним согласны все подростки, потому что люди, призраки, или кто они там, перед ними — не благородные джентльмены из легенд, а настоящие монстры с демонами, танцующими рядом с их сердцами. Тсуна вместе со своими Хранителями просто хотели быть свободными, они могли быть самими собой, даже избивая хулиганов. Вот только настолько темными они быть не собирались, они, конечно, жестокие, немного сумасшедшие, но они, блять, еще дети, даже с пистолетом в руке. Если сначала Десятое поколение просто не хотело становиться другими, то теперь им страшно, учитывая, кто хочет это сделать. — Вам нас не изменить, — повторяет Тсунаеши, вот только смысл совершенно другой, и голос дрожит. Этого не получилось ни у родителей, ни у учителей, ни у Варии, даже у Реборна не до конца. — Это мы еще посмотрим, — прикрывает глаза и демонов вместе с ними Джотто, приторно-ласково улыбаясь.