***
Я проснулся. Впервые, спустя столь долгое время, мне кажется, что я по-настоящему проснулся. Наверное, мне следовало задаться вопросом «где это я?», и я задался, но потом. Первым делом я спросил себя: «Что со мной?» Я чувствую себя иначе. Как-то… моложе? Я, конечно, не жалуюсь, ведь в двадцать четыре года кости еще крепкие. Но сейчас кажется, что еще крепче. Я поднял руку и ахнул: как у ребенка! Маленькая пухленькая ручка. На ней нет шрама, который я заработал себе, упав с велосипеда, когда мне было восемь лет. На мне моя любимая в детстве майка и синие шорты, в которых я спал летом, когда было жарко. Что происходит? Я… снова маленький? Я присел и осмотрелся. Та самая комната: большой старый шкаф, рядом письменный стол, где стоит лампа, которой я, в общем-то, очень редко пользовался; на полу коврик, мягкость которого я ощущал раньше каждое утро, стоило встать с кровати; небольшое окно (мне это не очень нравилось, ведь я насмотрелся фильмов и мечтал о французских окнах) и обои, в некоторых местах порванные лично мной: в детстве я был тем еще проказником. Я слегка подпрыгнул. О, этот матрац на этой пружинистой кровати! Я помню, как мне было грустно, когда бабушка сказала, что его пора выкидывать. Потом мне купили хорошую кровать — из тех, какими пользуются сейчас все. Но на ней было уже не так весело прыгать, как на той, с пружинами. Я осторожно, с чувством, будто впервые использую свое тело, встал на кровати, смяв маленькими ножками белую простыню. Да, я маленький, и не удивился этому сильно. Потому что уверен: мне снится. Или передо мной проносятся воспоминания, пока я тону, что-то вроде «света в конце туннеля». Я подпрыгнул. Сначала слабо. Потом еще раз. И еще, и еще. Сильнее, и сильнее. Видимо, я создал много шума, потому что в какой-то момент дверь в мою старую комнату распахнулась, и я услышал: «Ах ты, маленький шкодник». В этом тоне не было ни капли злобы. Я вообще никогда не слышал в нем злобы. Этот голос… До боли знакомый, невероятно приятный и самый родной. Бабушка. Такая же чуть смуглая, как я, в своем любимом голубеньком платьице и мягких домашних тапочках, которые я постоянно забирал у нее, когда она смотрела телевизор в гостиной, и разнашивал, представляя, будто я монстр с такими большими лапами, ведь размер ноги у нас тогда сильно различался. Я был монстром, который должен напасть на соседскую девочку. К слову, ее рыцарем тоже был я. — Бабушка? — дрогнувшим голосом произнес я. Своим детским голосом. Он, оказывается, был таким забавным. — Конечно, а кто же еще? — она подошла ко мне, чтобы обнять, и я коснулся маленькими пальчиками морщинок на ее лице. В детстве я часто считал их, когда сидел рядом с ней, или когда она заправляла мне рубашку в штанишки. Она даже никак не реагировала на это, она и выходки мои многие терпела… Золотой человек. — Я же говорила тебе, что нельзя так сильно и часто прыгать на кровати! Я виновато опустил голову, как делал это каждый раз в таких ситуациях. Тогда она меня прощала. — Ладно, завтракать будем? Боже, если это сон, то хочу побыть в нем подольше. А лучше не просыпаться. Я кивнул, конечно. — Тогда иди умойся, а я пока приготовлю все к столу, — она меня поцеловала и ушла из комнаты. Это такой теплый поцелуй, каких я ни от кого не получал. Даже от папы и мамы. Да, тепло, но это тепло — другое. Не объяснить словами то, как я по этому теплу соскучился. Я спрыгнул с кровати и подошел к большому зеркалу около двери. Передо мной растрепанный темноволосый мальчик с пухлыми губами и синяками под глазами. Я что, во сне не спал прошлой ночью? Я улыбнулся себе. Да, все-таки эта «квадратная» улыбка у меня с детства. Я никогда не умел улыбаться по-другому. Последние молочные зубы еще не выпали.***
«Это не сон, — поясняет русалка, — Ты там, ты в самом деле там». «Тогда почему я чувствую, что тону?» И правда, дно притягивает все больше, без пощады. Русалка загадочно смеется. «Это уловка» Уловка? О чем это она? И пока настоящий он бьется в конвульсиях внутри себя, прошлый он садится за маленький кухонный стол и готовится уплетать свой любимый в детстве Пибимпап.***
О, это блюдо, которое давно перестало мне нравиться. Я просто обожал Пибимпап, когда его готовила бабушка. До сих пор не понимаю, чем он отличается от обычного, но какой бы я не ел после того, как ушел от нее, мне так и не понравился ни один. В детстве я постоянно пытался выяснить, что же она туда кладет, раз он такой вкусный, но когда спрашивал или смотрел, как она готовит, ничего не менялось: тот же рис, те же овощи и травы, то же яйцо и — только иногда — добавляла еще кимчи. Конечно, когда я чуточку подрос, то предположил, что дело в том, что это готовила моя бабушка и, как следствие, ее еда для меня — самая вкусная. Но я ведь сказал, что до сих пор не понимаю, верно? Это потому, что я не понимаю, как этот вкус может настолько отличаться от других. Например, Пибимпап, который готовила наша соседка, когда я был у той в гостях, являлся ужасным для меня. А вот Нэин он нравился. Нэин. Та соседская девчонка. Я вспомнил о ней, и на лице появилась улыбка, которая не укрылась от бабушки, конечно. — Вот смотрю на тебя и думаю: это ты с такой любовью о моей стряпне думаешь, или о Нэин, которая ждет, пока ты выйдешь на улицу? Я пропустил часть ее фразы мимо ушей и замер с палочками в руках, которыми вот-вот собирался взять немножко из тарелки. — Нэин ждет меня? Она ждет меня. Боже, она ждет меня. — Конечно, как всегда, — она изумленно посмотрела на меня и потрепала по голове, — Что-то ты сегодня сам не свой. Ах да, я же ребенок сейчас. Это… прошлое, и, конечно, в прошлом она постоянно ждала меня. Значит, и сейчас ждет. Мне вдруг захотелось сорваться с места и выбежать из дома на улицу, увидеть ее и — хоть мне на самом деле уже двадцать четыре — поиграть с ней в наши любимые игры или сходить на площадку, которая была в нескольких минутах ходьбы от нашего дома, где мы часто веселились и просто проводили время, даже когда стали старше. Но сначала Пибимпап. Я так давно не ел бабушкину стряпню, что просто не мог не уделить этому немного времени. Если русалка сказала, что это не сон, значит, я могу полноценно вновь ощутить этот прекрасный вкус. Я наконец взял немного и положил в рот. Это тот самый вкус: нежнейший, неповторимый, просто невероятный. Я хотел сказать что-то вроде: «Бабушка, ты готовишь лучше всех!», как обычно делал это, будучи маленьким, каждый раз удивляясь. Мне просто нравилось, как она улыбалась после этих слов, поэтому я часто говорил что-то подобное, нахваливая еду. Но вместо того, чтобы сказать это снова, еще раз, я заплакал. Это стало неожиданностью не только для бабушки, но и для меня самого. Я тут же зажал рот ладонью и закрыл глаза, чтобы слезы прекратились, а бабушка спохватилась: — Боже, что случилось? Слишком остро? Она знала, как я ненавидел острую пищу. Став старше, полюбил. — Нет, я просто… Растрогался? Я не знаю. В любом случае, иногда я мог быть сентиментальным. Она взяла первое, что попалось под руку — салфетку. — Давай-ка вытрем тебе слезки, — бабушка поднесла ее к моим глазам и салфетка сразу пропиталась солеными каплями. — Что случилось? — спросила она обеспокоенно. — Ничего, — я не нашел, что еще добавить, поэтому, улыбнувшись в тридцать два зуба, сказал: — Обожаю твой Пибимпап! Ты дашь добавки, когда я доем?***
«Объясни», — требует он. Парень чувствует, как длинные водоросли обхватывают его ноги и руки, пытается вырваться. «Я не могу, — отвечает русалка. — Ты должен сам понять». Уловка. Прямо сейчас он в ловушке. «Помоги мне выбраться!» «Я предлагала, ты отказался» «Я говорю о водорослях» Он не хочет, чтобы его спасали, но хочет выпутаться из этих водорослей, потому что они не дают ему покоя. Чувствуя себя заключенным в них, он против воли пытается выбраться, дергается. «Никакие водоросли не держать тебя сейчас», — спокойно отвечает она. Что? «Ты сам их придумал» О чем это она? «Ты в ловушке воспоминаний, и я не могу вырвать тебя из них» Это не водоросли, а воспоминания, в которые он себя заковал. Ему остается лишь одно — расслабиться и погрузиться в них с головой. Снова.***
После завтрака я вышел во двор и со всех ног помчался к Нэин. Подумать только — я наконец-то увижу ее спустя столько лет! Правда, не ставшую взрослой девушкой, а ту маленькую, темноволосую и улыбчивую Нэин с огоньками в глазах, обрамленных длинными ресницами. Эта возможность радовала, как никогда. Я выбежал на улицу и свернул к дому ее родителей. Если ей я нравился, то ее предкам — нет. Они были против моей компании, потому что им не нравилась моя семья. По правде, наши родители учились в одной школе, и у них была какая-то своя история, в подробности которой я не вдавался, но думаю, оттуда и неприязнь. Я не совсем понимал, за что ненавидеть меня — я-то им ничего не сделал, да и родителей они тут видели раз-два в год, когда я приезжал с ними сюда. Они оставляли меня иногда у бабушки, в основном, на лето. Не успел я подойти к их дому, как заметил Нэин, сидящую на старой деревянной лавочке. Она была в своем любимом белом платьице и дергала красивыми ножками туда-сюда. Липучка на босоножках чуть ослабла, и они могли в любой момент слететь с нее. Я помню это, потому что каждый раз то подавал ей их, то помогал надевать. И так было до тех пор, пока спустя месяц ей не купили новые. Она подняла голову, и мы встретились глазами. Я готов поклясться, что внутри меня что-то рухнуло. — Привет, — звонко произнесла она. — Привет, — ответил на выдохе. — Пойдем на площадку или будем играть здесь? Площадка. Та самая площадка. Мне вдруг очень захотелось увидеть ее. Я выбрал площадку, она кивнула, хотя иногда любила и поспорить со мной. Нэин соскочила с лавочки, прошла вперед меня и не спросила, а поставила перед фактом, громко воскликнув: «Догонялки!», после чего резко побежала, а я кинулся за ней: — Эй, так не честно! Я сказал это обидчивым тоном, но на самом деле мне совсем не обидно, и она знала, что это в шутку. Я не смог обогнать ее. В детстве Нэин была быстрее меня, и это сильно задевало. Мы оба были довольно энергичными, непоседливыми, так почему же она была быстрее, если я тоже хорошо развит физически? Но став старше, уже она не могла меня обогнать, даже догнать ей было сложно. Когда мы прибежали на площадку, я не мог сдвинуться с места. Площадка, которую я так долго не видел. Признаться, я запомнил ее немного иначе: в моей памяти сохранились не три, а две горки; качели были красными, а не голубыми, разве нет? Возможно, я что-то перепутал. И раньше она не казалось мне такой маленькой… И тут я вспомнил, что хоть я и снова маленький, в душе все же взрослый, может, поэтому эта территория кажется мне небольшой. Но это странно, ведь смотрю я на все детскими глазами… Тем не менее, сейчас мне захотелось именно побыть ребенком, думаю, почти у каждого из нас было такое желание. Нэин дернула меня за рукав: — Ты чего застыл? Я вышел из раздумий и сказал, что просто задумался. — О чем? — Ну чего ты такая любопытная? — ответил я вопросом на вопрос и дотронулся пальцем ее носика буквально на секунду. Она надула розоватые губки и, схватив меня за руку, повела в сторону качелей. Я так соскучился по ее прикосновениям. Вдруг я понял, что все, что происходит сегодня, вызывает у меня странное чувство дежавю. Это было. И не потому что это прошлое, не потому что я помню, а именно — дежавю. Точно такой же день был, я уже переживал его в восемь лет. Да, это логично, что я перенесся в определенный день, но все, что я делал сегодня, словно было прописано по сценарию. Все было точно так же, за исключением некоторых моих слов и действий (например, когда я заплакал). Как марионетка — делаю то, что должен, не особо задумываясь. То, что я даже не собирался делать, просто повторял то, что было совершено мною много лет назад в этот самый день. У меня возникло дежавю конкретно этого дня. — Ты уже выполнил школьные задания на лето? — спросила она, когда мы, вспотевшие и уставшие после множества игр до самого вечера, возвращались домой. И что мне ей ответить? Я не помню, что сказал на это шестнадцать лет назад, но прекрасно знаю, что какая-то незначительная деталь может изменить многое. Надеюсь, мое утреннее поведение, которое заметила бабушка, ни на что не повлияло. Тогда я не совсем осознавал и не скрывал эмоции, но впредь стараюсь соответствовать восьмилетнему себе. — Еще нет. Если мне не изменяет память, в начальной школе я был не очень прилежным учеником, так что — скорее всего — я дал ей отрицательный ответ. — Вот негодник, оппа! — она дала мне слабый подзатыльник. Да, точно так и было. Теперь я уверен. Нэин делала так всякий раз, когда я что-то вытворял или поступал неправильно. Эти удары никак не портили отношения между нами, ведь мы оба понимали, что в этих действиях с ее стороны почти нет серьезности. «Почти», потому что она, правда, хотела, чтобы я учился хорошо — и в средней школе это произошло. В основном, это было ради нее и целостности моей шеи. Я помню свою первую пятерку не из-за того, что она первая, а из-за того, что в тот день Нэин поцеловала меня в щеку, поздравляя. Сначала я проводил ее домой, потом пошел к себе. Если родители и отпускали ее куда-то, то я нес ответственность за нее, и это было странно для меня раньше, ведь я прекрасно понимал, что они меня недолюбливали. Присматривал с самого детства до тех пор, пока наши пути не разошлись. Мне так не хотелось прощаться с ней, потому что я испугался, что как только этот день закончится, я вернусь в настоящее. Скорее всего, так и будет. Я бы обнял ее, сказал, как сильно люблю и не хочу отпускать, сказал бы, что если она решит в будущем уехать, я не буду против, я поеду с ней. Но если я сделаю это, скажу это, то все может поменяться, и неизвестно, в какую сторону. Мне пришлось сжать зубы и не говорить ничего из того, что было в мыслях. Перед сном бабушка зашла ко мне в комнату и я, снова почувствовав дежавю, попросил рассказать сказку о зимнем медвежонке. Боже, моя любимая в детстве! Слышал я ее только от бабушки, потому что это была сказка, придуманная кем-то из ее предков. Иронично, что про Зимнего медвежонка она рассказывала летом. Ну, и зимой, конечно, когда мы приезжали на Новый год. На самом деле, она не очень любила, когда я спрашивал об этой сказке, ведь она немного грустная. Но тогда, в детстве, я не находил в ней ничего грустного, для меня она закончилась хорошо. А сейчас, когда я уже взрослый (пусть и не внешне), я слушаю и понимаю… «Жил-был Зимний медвежонок. Звали его так, потому что он отличался от других медведей одной особенностью: зимой его окрас менялся с бурого на белый. Другим медвежатам это казалось очень странным. Еще более странным для обитателей леса являлось то, что он не впадал спячку зимой. Он гулял, валялся в снегу, играл сам с собой и не нуждался в еде, в это время года он не голодал. Заходил в берлогу лишь за тем, чтобы согреться. Одно только заставляло его грустить: у него совсем не было друзей. С ним боялись дружить другие медведи, потому что считали его странным, неправильным медвежонком. Однажды летом он гулял по лесу и встретил маленького мальчика: темноволосого, пухленького, с чистыми глазами и доброй душой. Ребенок не испугался его и протянул руку. — Ты совсем не похож на меня, — попятился назад медвежонок. — А ты — на меня, — он улыбнулся. Мальчик увидел в нем нечто такое близкое, такое родное. Он столько раз говорил другим детям фразу «Давай дружить», но она не имела почти никакого веса. Ему он не сказал, а просто протянул руку. Мальчику кажется, что сейчас эти слова, по сравнению с тем, как он дружелюбно на него смотрит, ничего не значат. — Я… странный, — запнулся медвежонок. — Я тоже, — кивнул мальчик. Подумать только… Он тоже странный. Для Зимнего медвежонка это было сродни тому самому «Давай дружить». Он сделал первый шаг к нему, мальчик тоже. — Как тебя зовут? — Зимний медвежонок… — А меня — ТаТа, рад знакомству, Медвежонок! Прозвучало это с такой искренней нежностью, что медвежонок ткнулся мордочкой в его ладонь, от которой исходило тепло. Все последующие дни лета они проводили вместе. Они играли, веселились, семья ТаТы даже не знала, с кем он гуляет. Каждый раз он говорил: «С очень хорошим другом». Осенью мальчик к медведю приходил реже, потому что было уже холодно, но в предпоследний день перед зимой — обязательно. В зимнее время года он совсем не мог его навещать. Это была очередная осень, очередной предпоследний день, когда медвежонок в очередной раз ждал его, стоя недалеко от поля, которое никак им в такое время года не назовешь. Его берлога была далековато, но ТаТа не мог пойти дальше поляны, ведь было холодно, отпускали его ненадолго. В этот день они просто сидели и общались. Совсем чуть-чуть. До прихода весны они не увидятся. Только в этот раз мальчик не пришел. Зимний медвежонок ждал час-другой, но его не было. Подождал и третий — безрезультатно. Он прилег на землю и решил ждать до тех пор, пока мальчик не придет. Знал ли он, что друзья тоже уходят? Нет, даже не догадывался, ведь это его первый друг и первый опыт. «Нет, ТаТа ни за что не бросит меня, мы обещали всегда быть вместе.» Надо дождаться. Или пойти к нему? Но это опасно, люди не примут на своей земле такого, как он. Не все люди такие же, как ТаТа. И пока он ждал, пока он думал, ТаТа тоже думал, только не ждал. Он попрощался с ним мысленно, обещая когда-нибудь встретиться. Не у него дома, где он был сейчас, зная, что его ждут; не в лесу, не на поляне. Во сне. Когда-нибудь во сне. Кашлянул в последний раз и опустил веки. Зимний медвежонок на то и Зимний, что зима ему не страшна. Он мог находиться на улице долго, мог ждать, только надо было хоть немного согреться, а до берлоги идти далеко. А вдруг он уйдет, а в этот момент придет ТаТа? Он может повернуться и уйти обратно. Нет, он останется. Так Зимний медвежонок и заснул. Заснул, как ТаТа. «Когда-нибудь во сне» Во сне они встретились, и это была самая счастливая встреча в их жизни, потому что истинная дружба — та, которую ничто и никто не разрушит.» — Конец. Будучи маленьким, я думал, что у этой сказки хороший конец, а сейчас понимаю, почему она не любила ее рассказывать. Просто мама однажды взболтнула лишнего, мол, есть сказка, которая передается в нашей семье, как легенда — из поколения в поколение, и я за это зацепился. Еще и уперто просил называть меня Зимним медвежонком, и это давалось бабушке, как я замечал по ее глазам, с трудом. А еще я сам ее так называл. Даже чаще, чем она — меня. — А теперь спи, мой Зимний медвежонок, — она нежно поцеловала меня в лоб и, хорошенько укрыв тонким одеялом и выключив светильник, вышла из комнаты. Я впервые боялся уснуть. Не из-за сказки, нет. Просто когда я засну, я буду в настоящем, наверное. А мне так нравится здесь, в прошлом, где рядом бабушка, рядом Нэин… Я чувствую себя тем самым Зимним медвежонком.***
«Тебе нужно вернуться», — вторит русалка. «Я не хочу…» Он больше не чувствует водорослей, обтягивающих его ноги, ему так хорошо. «Если не вернешься, можешь потеряться», — отзывается в голове. Он не видит ее, глаза закрыты. «Ты можешь случайно поменять ход событий и даже не заметить этого, а изменение истории — не всегда хорошо» «Что может быть хуже того, к чему я пришел в настоящем?» Повисло молчание. Он больше не слышит ее. «Русалка?»***
Я проснулся. Только теперь уже не в кровати. Я стоял посреди школьного коридора. Перемена, шумят ученики, но я будто не слышал. Передо мной Нэин, которая сообщила, что улетает в Англию, чтобы учиться в Кембридже — она мечтала поступить туда. Тогда я закатил ту еще сцену, во мне разбушевался эгоист. Потом я понял, что это было глупо, сожалел о том, что мы расстались на плохой ноте. Если бы я мог все изменить… Но ведь я могу. У меня появился такой шанс, и грех им не воспользоваться! — Но ведь ты еще даже не сдала экзамены, — сказал я в тот день, надеясь, что она не поступит. Это было так неправильно… Если любишь кого-то, дай ему право выбора, дай возможность следовать за мечтой К сожалению, я понял это слишком поздно. В этот раз я не позволю себе совершить ошибку. — Я тоже думаю о Кембридже. Я оперся руками о подоконник, сопровождаемый изумленным взглядом из-под очков. Дурашка, говорил ей не смотреть дорамы до поздней ночи, а она не слушала и испортила себе зрение. — Ты не говорил, что хочешь поступать туда. — Ты не спрашивала, — пожал я плечами. Лицо Нэин засветилось от счастья: — Вот здорово! Значит, будем учиться вместе и в университете! Я испытал самое приятное чувство на свете: тепло, радость, трепет сердца, и все из-за одного: ее улыбки и блеска в глазах. Мне хотелось провести этот день с ней, а не так, как несколько лет назад, когда мы просто разошлись после ссоры и не разговаривали. Все люди совершают глупости, и мы с ней тоже. Особенно в таком возрасте. Но теперь — я уверен — все будет иначе. Мы пойдем гулять после школы, сходим в кафе, может, в кино. Этот день будет лучшим, и все последующие — тоже, потому что теперь нас точно не будет разделять пропасть в несколько лет.***
Он тонет и больше не чувствует, что приближается ко дну. Нет этого ощущения, вместо него другое — он чувствует пропасть. Этому нет конца, мукам нет конца, он обречен на вечность без кислорода. Оно и так понятно, ведь он собирался исчезнуть на всегда. Заснуть, как Зимний медвежонок. «Нет, верни меня, — молит парень, — Верни меня, русалка.» Она снова появляется и больше не игнорирует его. «Я бессильна, пойми. Я не могу отправлять твое сознание туда, куда ты хочешь…» «Но кто же?..» «Это делаю не я, а ты» Как? Как он мог это сделать? Он не маг, не волшебник. Самый обычный человек, как и все. «Хочешь знать, почему? — игриво протянула русалка, — Я дам тебе ответ после того, как ты кое-что увидишь» Все эти разы он сам отправлял себя в прошлое, но кое-что она все-таки может сделать: показать ему прошлое как иллюзию. Парень чувствует, как его вновь затягивает в сильный водоворот, а перед закрытыми глазами проносятся события из прошлого, которых на самом деле не было. Или не было бы, если бы не изменил ход истории…***
Я увидел себя, только уже не в зеркале, а реального себя. Вот только… мы были похожи и не похожи одновременно. Он сидел на стуле в крохотной комнатке, которая находилась в ужасном состоянии: везде разбросаны бумажки, вещи, упаковки из-под еды, пустые бутылки. Сам он был в грязных штанах, запачканной белой майке. Голова лежала на столе, в руке железная банка из-под пива, лицо уставшее, под глазами отеки, лицо заросло бородой, за состоянием и ухоженностью которой «тот я» точно не следил. Его взгляд пустой. Пустой абсолютно, и не потому что он не может меня видеть, а потому что выглядит так, будто утратил всякий смысл жить. Я тоже думал, что утратил смысл, но мои глаза не были такими пустыми. Почему это произошло? Я ведь попытался изменить все в лучшую сторону. Я подошел к нему поближе, чтобы рассмотреть настенный календарь. День меня не волновал, только год. Боже, это я в двадцать четыре. И не сказать, что здоров. По нему видно, что он страдает алкоголизмом (может, и не только), но я уверен, что у него много других болячек, особенно если учитывать этот факт. Но что привело к такому? — Бабушка, — хрипло произнес он. — Нэин… Мама, папа, кто-нибудь… Он поднял голову, выдвинул ящичек, достал оттуда купленный когда-то моей мамой нежно-розовый блокнот и принялся рассматривать. Я помню этот блокнот. Мама пришла однажды из магазина с покупками и сказала, что его дали в подарок. Я был тогда в старшей школе, а старшеклассников сильно нагружали, и записные книжки были просто необходимы на случай, если ты не хотел забыть о каком-то задании, потому что иногда в дневнике просто не было места, чтобы записать его. Она решила, что этот блокнот как нельзя кстати, я кивнул, но на следующий же день купил себе «мужской», а его вроде бы отдал ей. Но почему он тогда у меня? — Никому я не нужен, — сказал себе мой двойник. Он взял лежавшую на столе ручку и начал что-то писать. А подошел ближе, чтобы увидеть, что именно.«Ты ушла, мой Зимний медвежонок. Но я приду к тебе, очень скоро приду.
Твой ТаТа»
Что? Нет, бабушка… Но от чего?.. Я не успел даже осознать это, как он сказал: — Да, Нэин подарила мне красивый блокнот. Как я мог раньше не ценить этого? — Нет, — воскликнул я, — Это подарок мамы! Но в глубине души я осознавал, что в этой реальности родителей даже нет. И Нэин. Это будущее, в котором мы все-таки не вместе. Наверное, мы в любом будущем не вместе. Он встал с места и взял с не заправленной кровати, видимо, единственную куртку. — Нет, остановись! Он вырвал лист из блокнота и прошептал: «Подожди еще немного». — Не делай этого! Я подбежал к окну. Вид на море, как из моей квартиры, хотя она совершенно отличается от этой. Черт. Что же я наделал…***
Голова внезапно перестала кружиться, водоворот больше не беспокоит его. Тишина и покой, разрезаемые только звонким голосом русалки: «Вся правда в том, что меня тоже нет. Ты уже тонул, помнишь? А кто спас тебя тогда, помнишь?» Раньше бы он без колебаний ответил: «Ты», но сейчас не уверен в правильности своего заключения. «Неужели я сам?..» Он не видит ее, но чувствует, что она кивает. «Потому что я — это ты» Эта русалка в его воображении, этот голос, образ — все это соткано из призраков его прошлого. Все люди порой так жалеют об ошибках прошлого, думают, что было бы здорово вернуться, изменить хоть что-то. Но кажется, фраза «Все к лучшему» имеет неслабый вес. Почему он бросился в морскую пучину? Потому что устал. Ему не нравится будущее, которое он получил. Очень хотелось бы его изменить, и он получил шанс увидеть, что произошло бы от одного действия, одной фразы, одного решения, сделанного иначе. Один момент, когда он был несчастлив, стал противоположным. Но стоит ли это целого будущего? «Только ты можешь спасти себя. Сам». Возьми себя в руки. Возьми себя в руки, возьми себя в руки. Если не прошлое, то всегда можно изменить свое настоящее.***
Он лежит на берегу и откашливается. По свисшим волосам и одежде стекает вода. Парень встает и осматривается: тот же город, который он, как казалось ему раньше, видел в последний раз; та же дата на таблоиде: двенадцатое мая две тысячи двадцатого года. Да, на месте, в настоящем. Он все изменит. Первым делом парень возвращается домой, не обращая внимания на прохожих, озадаченных его потрепанным и мокрым внешним видом. Достает из-под коврика ключи, заходит внутрь и сразу проходит в свою комнату, идет прямо к шкафу, открывает его и достает свой единственный приличный смокинг. Произошло многое за эти годы. Да, Нэин улетела, а он поступил в университет в Южной Корее. Она ждала его в аэропорту, но он не пришел. Он хотел ее увидеть, но в то же время это казалось слишком невыносимым — сознание того, что это последняя встреча перед долгими годами разлуки, а может, вообще навсегда. После этого их общение прекратилось, хотя они думали, что близки как никто из друзей. Оба были слишком упертыми в столь юном возрасте, и ждали, пока один из них напишет первым. Никто не писал, а потом они забыли друг о друге. По крайней мере, он пытался забыть, а что она — неизвестно. Будучи первокурсником, он познакомился с одной прекрасной девушкой: скромной, доброй, нежной, любящей, умной — идеал. Так считал он, но совсем иначе ее воспринимала его бабушка. Парень пригласил ее на семейный ужин, где помимо родителей, была и она. Девушка понравилась всем, кроме нее, и он долго спорил и ссорился с ней из-за этого. — Я уже многое повидала в жизни, — говорила она, переводя взгляд с родственников на девушку. — Гораздо больше, чем каждый из вас. Я вижу ее насквозь. — Ты ошибаешься в ней, — ответил он. — Ты тоже человек, тебе свойственно ошибаться. Она не такая, и я все равно женюсь на ней. — Ради всего святого, очнись! — перешла бабушка на тон выше. — Неужели не видишь? Да эта змея тебя ужалит так, что… Договорить ей не дали слезы, появившиеся на глазах девушки. Он обнял ее и укоризненно посмотрел на старушку. Та тяжело вздохнула. — Хорошо, — сдалась она. — Делайте что хотите. Сейчас ты слишком слеп, чтобы услышать меня. Бабушка даже не пришла на его свадьбу. Его горячо любимый медвежонок. Это окончательно разорвало отношения. В конечном итоге, она оказалась права. Его бывшая жена была просто хитрой и расчетливой. Ей удалось прочистить мозги не только ему, но и его окружению, а потом — скрыться, сбежать с его честно заработанными деньгами. Он всегда отличался проницательностью и внимательностью, но она слишком хорошо лгала и выдавала себя за другого человека. Такие люди и должны играть в кино, она заслуживала Оскар. Потом ее поймали (не без помощи бывшего мужа) и выяснилось, что он был не первым таким, а вторым и уж точно не последним. Сейчас она за решеткой. До того, как она так с ним поступила, он работал в офисе и имел неплохой доход. Только офис арендовал, и поэтому часть денег откладывал, чтобы потом купить его, а не оплачивать каждый раз. Но так как она забрала и потратила все сбережения, парень больше не мог содержать офис, так что и ему, и остальным сотрудникам пришлось уйти. Конечно, он винил себя — из-за его слепой увлеченности это и произошло. Парень пытался устроиться на работу, но каждый раз проваливался. Он хороший специалист, но все, что случилось за последние несколько лет, расшатало уверенность в себе. Каждый раз на собеседовании он, сам того не желая, уходил мыслями в прошлое, думал, что если бы поступил иначе, уже купил бы офис и продолжал бы руководить отделом, работать в свое удовольствие, а не сидел бы здесь сейчас под хмурым взглядом грузного мужчины, который явно хотел его завалить. Его не принимали на работу, появилось множество долгов, пару раз он просыпался в участке из-за ночного вандализма, которое устраивал, когда был сильно пьян. За освобождение тогда заплатили родители. Он ощущал стыд и отвращение к самому себе, почувствовал, что это конец. Но почувствовать, что это начало чего-то нового, даже не постарался. Теперь все будет иначе. Парень договаривается о собеседовании в новую компанию и, когда ему назначают время, идет туда, отбросив все посторонние мысли. Он отвечает на сложные вопросы, на скучные вопросы, на вопросы, пропитанные негативной энергетикой работника напротив. Отвечает так, будто поддерживает дружескую беседу, улыбается, в голове такая легкость, что кажется, он и не тонул сегодня, а только проснулся, и тело все еще полно сил. Получает работу, обещая самому себе пойти в скором будущем на повышение, возвращается домой и делает уборку, избавляясь от старых ненужных вещей. «С чистого листа» Из ящика комода он достает старую фотографию в рамке. Бабушка. Хочет ли он ее увидеть? «Да, однозначно, да» Боже, как он соскучился. Иногда надо переступать через гордость. В ссоре или нет — он хочет навестить ее. Примет она его или нет — ее решение. Она мудра и любима им, и он больше не будет держать на нее зла, как маленький ребенок. Никогда. Потому что Ким Тэхён повзрослел. Он уезжает сразу же, как получает первую зарплату. Эти деревья, эти дома, эта дорога… Почти ничего не изменилось. Путь проходит мимо той самой детской площадки, хранившей в себе множество воспоминаний, и парень не может удержаться — он должен ненадолго остановиться. А вот она изменилось, и это было ожидаемо. Он садится на лавочку и видит новые качели, новые горки, песочницу, где прямо сейчас играют детишки. Одна девочка улыбнулась ему. Она так похожа на Нэин. Все поменялось и непонятно — грустно это или наоборот. Наверное, без разницы, ведь это та же площадка, пусть внешне выглядит иначе. Кто-то садится рядом, и для него не имеет значения, кто, пока женский голос не произносит: — Привет. Он поворачивает голову и видит ее — взрослую девушку с красиво уложенными темными волосами, прямой осанкой, аккуратным легким макияжем. Она улыбается ему — он узнает эту улыбку из миллиона подобных. Только подобных, потому что никто не освещает все вокруг своей улыбкой так же, как она. Она смотрит — он узнает этот озорной взгляд, потому что с блеском в ее глазах не сравниться самый сверкающий алмаз на солнце. Девушка поправляет тонкое персикового цвета пальто и в ожидании смотрит на него. Узнал же? — Нэин… Конечно узнал. — Я рада видеть тебя, Тэ. Он честно отвечает тем же. Это неожиданная встреча, к которой не был готов ни один из них. Нэин призналась, что закончила учебу и работает сейчас здесь, в Южной Корее. На выходных она решила навестить родителей. На его вопрос о том, почему она не сказала ему, девушка смущенно ответила, что думала, он не хочет ее видеть. — Мы закончили на не очень приятной ноте, помнишь? Он кивает. — Тогда может исправим это? — предлагает он и протягивает руку. Малышка, что улыбалась парню до этого, подошла к ним, схватила ее за ладонь и сказала: — Давай уже, я устала слушать нытье о том, как сильно ты скучаешь! Это вызывает неловкий смех. Нэин подает ему руку. Оказывается, это ее сестра, и ей уже пять лет. Зовут ее Сона. Нэин словно только замечает хороший костюм на нем и спрашивает про работу. Потом про место жительства. Потом и про друзей — и не думает останавливаться. — А ты… женат? Он усмехнулся и повторил то же действие, что и давным-давно — коснулся пальцем ее носика. — Ну чего ты такая любопытная? Это вызвало улыбку у обоих. На самом деле, она пришла, чтобы забрать сестру домой, и если они сейчас не вернутся, те начнут волноваться. Этот июнь выдался каким-то холодным, а уже вечереет. Он понимающе кивнул, и они попрощались, пообещав друг другу встретиться еще раз. Возможно, завтра, если бабушка его примет. Он с удовольствием останется, поест еды, приготовленной ею, послушает ее истории, просто обнимет ее. Что ж, у него есть цель — увидеть ее, поэтому парень, еще немного посмотрев с улыбкой на играющих детей, встает с лавочки и идет к ней. Чувства бушуют, когда он видит дом, в котором прошла большая часть детства. Подумать только — внутри сердце этого дома. Она, наверное, вышивает сейчас или смотрит телевизор. Все, что он знал о бабушке — то, что она здорова. Об этом он спрашивал родителей всякий раз, когда говорил с ними по телефону или виделся лично, ведь они к ней заезжали и присматривали. Теперь будет присматривать он. Это его желание. Он стучит в хорошую новую дверь — с ремонтом постарались — и сначала не слышит ничего, а потом до него доносится «Иду» любимым голосом, затем — слабый звук тапочек по полу. Она открывает дверь. Он замирает. Сердца обоих пропускают удар. — Бабушка, — находит в себе силы парень. Как он вырос, Боже, как он вырос. — Я… я не жду, что ты простишь, я… Женщина подносит руку к его щеке и не дает договорить: — Тише, — на глазах выступают слезы, и эти эмоции передаются ему. — Ты… пришел, мой ТэТэ… — Я пришел, — он заключает ее — теперь такую маленькую рядом с ним — в объятия. — И больше не оставлю тебя, мой Зимний медвежонок. Может, у той сказки все-таки счастливый конец? А может, настоящая сказка только начинается…