это повторяется снова и снова, но я всё ещё верю тебе
***
На полу углём начерчена огромная перевёрнутая пентаграмма, каждый её луч венчает чёрная свеча. Такая же, только с изображением дьявола – сигил Бафомета – висит на стене. Черные шторы задёрнуты и не пропускают свет. Внутри звезды на коленях стоит худой черноволосый парень и читает какую-то абракадабру на латыни – призывает Демона. Свечи вскоре гаснут, а по комнате распространяется запах сернистого газа, что свидетельствует, вроде как, о приходе тёмной силы. Брюнет делает на руке глубокий порез и расписывается кровью внизу заготовленного листа, продолжая что-то тихо говорить, а потом подносит бумагу к свече со словами: – Прими мою бессмертную душу, о Великий Демон, и забери её через тринадцать лет, а взамен на это... Он запинается. Он, чёрт возьми, знает, что хочет, но говорить об этом ему трудно. – А взамен дай мне любовь человека, которого люблю я.***
Саше шестнадцать, и он, вроде как, эмо. Его длинная чёлка, когда-то бывшая русой (того же цвета, как и длинные, ниже плеч, волосы), окрашена в странный оттенок зеленого не то басмой, не то зеленкой, не то хрен пойми чем. У Саши нет денег и головы, поэтому он подводит глаза обычным акварельным карандашом, сам бьёт себе татуировки иглой и чернилами, сам же делает себе пирсинг и ездит "зайцем" из маленького подмосковного городка в столицу на сходки неформалов. Мать постоянно пьёт, а отца у парня нет лет как пять уже, от него только и осталось, что мотоцикл. Этот мотоцикл Саша обожает, потому что скорость – то, что помогает ему хоть как-то отвлечься и успокоиться. Парень любит ездить по ночам и без шлема – он любит, когда ветер играет с его длинными волосами – только так он чувствует свободу. Саша любит вишневый блейзер и девочку по имени Лиза. Блейзер помогает забыться, а Лиза, лучшая подруга, выслушивает, помогает и просто всегда находится рядом, если что. Они видятся только по выходным, потому что Лиза живёт в Москве. Она тоже ходит на сходки в Лефортово. Там они с Сашей и познакомились когда-то, кажется. Саша носит безразмерные полосатые свитера, клетчатые рубашки или футболки в шахматную клеточку и рваные узкие джинсы. Рюкзак и куртка у него увешаны разнообразными значками, вполне соответствующими имиджу – их ему подарили в Москве друзья. Остальные шмотки он покупает в своей провинции на барахолке – сразу, как только появляются деньги, Саша идёт именно туда и тратит всё до копейки на одежду. Саше шестнадцать, и он, кажется подсел на наркоту, а ещё больше – на своего дилера. Большие глаза цвета льда куда красивее цветных галлюцинаций, от его касаний перед глазами плывёт не хуже, чем от двойной дозы, а секс с ним, если честно, стал важнее россыпи цветных таблеток. Саша, кажется, влюблен, он, если честно, не знает. Он давно забыл про гордость и принципы и готов делать всё, что ему прикажет Тёмный Лорд, но не ради наркоты, а так... Ради этого странного парня, имени которого он не знает. Тот никогда не представлялся – а Саша боялся спрашивать. Ну, Лорд и Лорд – и хрен с ним. Больше всего на свете Саша боится пауков, высоты и Тёмного Лорда. Пауки кажутся ему страшными, потому что большие и с мохнатыми лапками, высоты он боится просто так, без повода, а Тёмный Лорд... он просто пугает порой своим поведением. Он часто слетает с катушек, что вполне очевидно, и Саше очень везёт, когда он не застаёт это. Когда брюнет в аффекте – он становится злом вдвойне. У него частенько бывают сбиты костяшки и расцарапаны до мяса запястья, и Саша не дурак, понимает, что, кроме самого Лорда, никто не может так растерзать ему руки, но вот ему этот чертов придурок резаться запретил строго-настрого***
– Чего встал? Я, блять, тебе сказал, заходи. – Я... я... Тёмный Лорд закатывает глаза, подхватывает парнишку под так горячо обожаемую им задницу и закидывает через плечо, как добычу. Саша что-то невнятно мямлит, за что получает ладонью по вышеупомянутой части тела, и моментально затыкается. Брюнет, усмехаясь, тащит его в сторону комнаты, где сбрасывает парнишку со своего плеча на кровать. – У меня есть к тебе деловое предложение, шлюшка. – К-какое? – Саша чувствует себя кроликом, который попал в логово удава (или где там они живут). Ему, чёрт побери, страшно. – Сначала вопрос. Где ты живёшь? – Это... это разве так важно?.. – Да, в некоторой степени, – Лорд улыбается, влажно сверкая белыми зубами, два длинных острых клыка отчётливо вырисовываются на фоне пухлой алой губы, – я хочу, точнее, я настаиваю на том, чтобы ты переехал ко мне. – Зачем тебе это? – выдавливает из себя Саша, не зная, куда глаза деть. На Лорда пялиться он не хочет – слишком стремно. – Знаешь, как мне иногда не хватает тебя рядом? – ледяная рука скользит по шее вниз, и Саша забывает, как дышать. – Ты приходишь только днём, а ночью я остаюсь один, и иногда мне бывает чертовски скучно без моей любимой игрушки. А ты ведь знаешь, если я захочу, чтобы ты всегда был рядом, я это осуществлю. Так что говори адрес, и мы немедленно едем за твоими шмотками. Саша неверяще смотрит в голубые холодные глаза и, зачем-то хватая Тёмного Лорда за ледяную руку, быстро тараторит адрес. Брюнет усмехается, но не стряхивает тёплые длинные пальцы со своей руки. Ему даже хочется взять эту тонкую руку в свою, поднести к губам, поцеловать каждый пальчик, прижаться губами к раскрытой ладони... Но нет, этого делать нельзя. Он просто не должен позволять себе быть нежным, иначе потом ему опять будет больно. – Ну и райончик у тебя, – присвистывает Лорд, уже останавливая чёрный Hummer с тонированными окнами у дома Саши, – странно, что ещё никто не покусился на твой сладкий ротик. На районе у Саши каждый день кого-то грабят, убивают или насилуют. Самый частый гость тут – труповозка. То кто-то от передоза откинется, то у бомжей разборки, то убьют кого. Много чего видели эти изрисованные граффити стены домов и гаражи, в общем. – Повезло просто, – слабо улыбается Саша. Собираться приходится быстро. Мать пьёт на кухне дешевую бормотуху, и ей вообще на всё наплевать, кажется. Русоволосый горько ухмыляется, последний раз оглядывает стены квартирки и спускается по бетонной лестнице. Ему наплевать, где жить, в пятиэтижке в неблагополучном районе или в роскошной квартире богатого нарковоротилы. – О да, шмотьё с барахолки, – ржет Темный Лорд, оглядывая Сашу с головы до ног, он курит, облокотившись на капот, – а я ещё хотел спросить, нет ли у тебя часом богатого ебыря. – Не всем же шьют на заказ, – вяло огрызается Саша, – и не у всех есть возможность купить в Москве. – Наглеешь, сучка, – щурится Лорд, – нарываешься, можно сказать. Он знает, что нарывается. И знает, на что именно нарывается. Потому и продолжает нарываться. И свидетелем последующих событий становится только кожаный салон джипа с тонированными окнами.***
Никита и сам не помнит, сколько ему точно лет, но вроде как двадцать два или, может, двадцать три. Он уже сбился со счёта. Ему надоело считать бесцельно прожитые года. У него длинные чёрные волосы, почти белая кожа, голубые холодные глаза, которые он всегда подкрашивает чёрной подводкой. У него много денег, поэтому он позволяет себе делать много татуировок и пирсинга, ходить в брендовой одежде (как правило, чёрного цвета) и покупать дорогие сигареты. Ездит брюнет на дорогущей тачке или не менее дорогущем мотоцикле. Уже несколько лет он крутится в нелегальном бизнесе, продаёт наркотики и зарабатывает кучу денег. Никита держит в кулаке весь город, где его имени не знают и зовут его по прозвищу – Темный Лорд. Все боятся и уважают его, даже местные гопники. У Никиты есть вилла в лесу и вольер с огромными чёрными догами – именно они помогают справляться с серьезно или неоднократно провинившимися подчинёнными. Никита, конечно, знает, что он убийца, но ему как-то наплевать на это – он жизнь человеческую ни в грош не ставит. Закон? Тоже наплевать – его крышуют власти и ментовка. Темный Лорд не боится никого и ничего, даже смерти. Он поклоняется Сатане, вызывает демонов и прекрасно знает латынь. У Никиты даже есть созданный им демон-хранитель. Иногда Лорд выходит в люди, зависает в заброшках и тусуется с готами и металлистами. Эти ребята вполне нравятся ему – с ними у Никиты есть, например, общие вкусы. Родителей у парня нет – они погибли, когда ему было четырнадцать. Горе не сделало Никиту добрее и чувствительнее. Боль превратила его в ненасытного зверя, ненавидящего всё вокруг и совершенно бесчувственного. Никита обожает, когда ему больно. Иногда он раздирает себе ногтями кисти рук до мяса. Заживает долго и болезненно, но стоит того. Одно зрелище текущей по запястьям крови вызывает у Никиты непередаваемое чувство экстаза. Никита много курит и изредка может позволить себе выпить немного дорогого виски, чтобы расслабиться, но куда больше его расслабляет кое-что другое – секс с милым мальчиком по имени Саша, который спит с ним, правда, за наркоту, но, чёрт, он Никите очень сильно нравится. А ещё Тёмный Лорд, кажется, влюблён в свою персональную шлюху, но, спрашивается, кого это вообще волнует?.. Никита обожает любоваться этим мальчишкой. Смотреть в его бездонные карие глаза, прикрытые нелепой зелёной челкой, а потом наблюдать, как горят от смущения его очаровательные щечки. Долго разглядывать его манящие красивые губы, а потом отводить взгляд, чтобы ненароком не поцеловать его. Окидывать взглядом его изящное тело,пусть он и дальше думает, что это ничего не значит
***
В подъезде душно и темновато, пахнет дешевыми сигаретами и блейзером. Саша делает глоток вишневой жидкости из бутылки и глубоко вздыхает. Обычно на сходках ему хорошо и весело, однако сегодня что-то не так. Не хочется ничего – играть на гитаре, болтать с друзьями на отвлеченные темы, играть в карты или бутылочку. – Ты чего такой? – Лиза тыкает друга в бок. – Да нет, ничего, все в порядке, – он натягивает искусственную улыбку, – просто завис. Лиз, а норм, что я в него влюбился? – В кого? В того самого парня, который тебя...? – Да, в него. – Нет, это не нормально, Саш. Он псих сумасшедший. У тебя вообще хоть капля гордости есть? Он же тебя насилует! – Сколько раз мне говорить, что мы делаем всё по обоюдному согласию?! – Мне кажется, ты его просто покрываешь. У тебя вечно разбиты колени, синяки эти дурацкие по всему телу... – Он просто любит погрубее, Лиз. И мне нравится это. – И всё равно, Саш. Он дилер. Убийца. Знаешь, сколько людей он скормил своим догам? – Я понимаю это, но он... – Ты даже не знаешь его имени. – Его не знает никто. Даже его шестерки. – Напрасно ты вообще влез в эту игру с наркотой. – Я знаю. Понимаешь... Мне теперь нужны не столько дозы, сколько он. – Такая любовь хуже наркотиков. – Я прекрасно понимаю это, Лиза. Дай мне, пожалуйста, гитару. И блейз забери, с меня хватит на сегодня.***
Саша не боится ходить по тёмным улицам. Он привык поздно возвращаться домой. У себя на районе его никто не трогал. Местные гопники знали его с детства и, хоть Саша и был эмо, считали его "ровным пацаном", алкашам же он был известен как сын "хорошей женщины". Однако возвращаться к Лорду по незнакомым частникам было не по себе. Он отказался от того, чтобы дилер заехал за ним, да и у того до кучи были какие-то дела. Саша поначалу даже не удивляется, оказавшись прижатым к забору. – Что за птичка залетела к нам на район? Русоволосого держит гопник ростом, наверное, с Тёмного Лорда (метра под два, если не выше), бритоголовый и накачанный. Его кореша – невысокий рыжий парень в потертом костюме с гордой надписью Abibas и незаметный, как тень, блондин, – стоят чуть поодаль, наблюдая. – Отъебись, – рычит Саша. Вырываться смысла нет – гопник выше его минимум на полторы головы и шире раза в два. – Так ты парень, значит? – усмехается громила. – Странно даже, я думал, что ты баба. Патлы длинноваты, штанишки узенькие и побрякушки эти... Пацаны, укоротим этому пидору патлы? – Отъебись, – повторяет русоволосый, – хуже будет. – Рил, давай не будем, Лех, – подаёт голос рыжий, – про этого вроде говорят, что он ну, типа, шлюха Лорда. – Вряд ли, слишком стремный, – выносит вердикт качок, – похуй, чо мне этот ваш Лорд сделает? "Пожалуйста, появись и спаси меня!" Саша слышит скрип колёс об асфальт. Громила замахивается и пытается ударить его по лицу, но парень ловко уворачивается. Гопник заносит руку второй раз и... Фонарь освещает движущуюся по улице высокую фигуру в чёрном. Исцарапанная белая рука с длинными ногтями, выкрашенными в чёрный, отодвигает капюшон мантии, и Саша пересекается взглядом со знакомыми голубыми льдинками. – Что здесь происходит? – рычит Тёмный Лорд, одним движением руки отбрасывая в сторону здоровенного гопника, и Саша замечает, что блондин куда-то слился, а рыжий стоит на коленях. – Прости, Лорд, – начинает мямлить он, – мы не знали... – Вы слишком много не знаете, – холодно бросает черноволосый, а потом резко выбрасывает руку вперед, и верзила-гопник рушится на землю. Из его плеча ручьем льёт кровь, а в руке дилера загадочно поблёскивает на свету окровавленный кастет. – Пойдём, – он почти бережно подхватывает Сашу на руки, стараясь не поцарапать оружием, и парень вздрагивает всем телом, – всё в порядке? Он тебя не задел? Голубые глаза не холодные – в них плещется искреннее волнение. – Всё хорошо, – хрипит Саша, крепче вжимаясь в тело Лорда, – я успел увернуться. – Ты весь дрожишь, – усмехается почти в самое ухо русоволосому дилер, – ты боишься? Или всему виной моя близость? – Твоя близость, – шепчет Саша, утыкаясь в костлявое плечо брюнета. – Хочешь, буду еще ближе? – тихо рычит Тёмный Лорд, заваливая парнишку на капот джипа и становясь между его широко раздвинутых ног. – Очень... Хочу... – еле слышно бормочет Саша. Духи любимого кружат голову, сводя его с ума. – Нет, давай не сейчас, – прерывает его Тёмный Лорд. отстраняясь, – дома, может быть. Ты сегодня устал. Он заботится? Он, чёрт побери, заботится?! – Я не очень устал, и если ты хочешь, Лорд... – Никита. Зови меня просто Никита. ... Это был первый раз, когда они уснули вместе. Никита и сам достаточно сильно устал, да и учёл, что Саша тоже пережил довольно насыщенный день. – Иди ко мне, полежим, – просит он, лёжа на своей высокой мягкой постели, – да не бойся, иди сюда. Саша неуверенно встаёт с дивана, садится на край кровати. – Раздевайся и ложись. Саша дрожащими руками стягивает с себя одежду и, оставаясь в одном белье, неловко залезает под одеяло, сразу оказываясь лежащим на татуированной груди. – Что скажешь, мой мальчик? – мурлычет куда-то в светлые волосы Никита, он напоминает сейчас какого-то большого кота. – А что я могу сказать? – шепчет Саша, прижимаясь щекой к щеке брюнета. Пока есть шанс наслаждаться моментом... – И правильно, лучше молчи, – Никита проводит холодным носом по шее Саши снизу вверх, обнимает его за талию, – давай полежим просто так. Он ведёт себя так, как будто любит Сашу, но русоволосому кажется, что такого не может быть. А холодные пальцы Никиты тем временем скользят по телу вниз, вырисовывая контуры домашних наколок. – Завтра мы поедем в салон и сделаем тебе нормальное окрашивание, – легонько кусает Сашу за шею, – а потом съездим в Москву, и ты накупишь себе кучу шмоток, каких хочешь и сколько хочешь. У тебя должно быть все, что ты пожелаешь. – С чего вдруг такая забота? – Ты мне нравишься, мальчик. Я давно не встречал таких. Ты идеальная игрушка для меня, черт бы тебя побрал. Почему ты приходил ко мне? – За наркотой? – Я же знаю, что у тебя осталось минимум четыре дозы. Не ври. Ты приходишь, чтобы отдаться мне. Тебе это тоже нравится, Саш. Он, наверное, впервые называет Сашу по имени, а не шлюхой или сучкой. Оба замолкают. Саша жмется к Никите, пока это возможно, и дилер, кажется, не против этого. Так русоволосый и засыпает – прижавшись к Никите, наполовину лёжа у него на груди и чувствуя на своей талии сильные руки, а рядом чужое тепло; в тревожном ожидании завтрашнего дня – потому что понимает, что вся эта нежность временна, а никакой любви нет и не будет, ведь Никита – неспособный любить хладнокровный убийца, и завтра Саша опять будет выполнять свою роль подстилки богатого наркодилера. Он уже смирился, что никогда не будет чем-то большим.***
Никита постоянно молчит, когда находится в компании, и парни-металлисты к этому привыкли. Они принимают закидоны странного молчаливого паренька по имени Никита. Они не знают, что юноша, выпивающий с ними по выходным, и есть тот самый Тёмный Лорд. В компании тот ведёт себя совершенно по-обычному, и его, видимо, принимают за простого неформала. Никита молчит и никогда не рассказывает о своей семье и жизни – его понимают и не спрашивают. Иногда после пары бутылок пива его удаётся немного разговорить, и он рассказывает что-нибудь о том, о чём читал или о том, что видел своими глазами. Но – ни слова о наркотиках, ни слова об образе жизни, ни слова о доме в лесу и клетке с голодными догами. Парни знают, что он всегда носит с собой кастет, но никогда не спрашивают, зачем. Правда, если бы они заглянули за отворот его мантии, они нашли бы там кое-что поинтереснее какого-то жалкого холодного оружия. Никита, если честно, счастлив даже от того, что у него есть люди, которые знают его настоящего, сами того не ведая. Под настоящим именем, с настоящим характером – таким, какой он есть. Когда кто-то из парней рассказывает, что кто-то из его знакомых или одногруппников внезапно пропал неизвестно куда и не выходит на связь, Никита никогда не подаёт вид, что знает что-то, а в голове у него тем временем маячит образ неудавшегося барыги и клетки с голодными догами. Он часами зависает с металлистами, пьёт пиво и слушает металкор. А потом уходит. Уходит, оставив их в прекрасном неведении, что они только что пили на брудершафт с убийцей.***
Больше всего Саша ненавидит футбольных фанатов и всё, что с ними связано. Он не понимает, зачем проявлять такую жестокость и агрессию фактически без повода (он считает, что у Лорда всегда есть этот самый повод). Он не понимает, чем отличаются друг от друга футбольные команды – для него все футболисты на одно лицо, туповатые качки. Он не понимает, зачем избивать неформалов или простых людей, которые никого не трогают и даже ничего им не сделали. Когда они стадом, им ничего не страшно. Иногда на выходных они тоже приезжают в Москву на матчи, и в такие дни неформальным компаниям приходится быть осторожнее. В своём маленьком городке футбольных фанатов всё-таки держат в узде негласные уличные законы, но здесь, в Москве, они, очевидно, чувствуют себя свободными от них. Саша ненавидит их примитивизм и ограниченность, их фанатизм. Он не понимает, почему человек, которому наплевать на футбол, для них не является человеком. Саша смотрит на толпу подростков, идущих на стадион в шарфах с логотипами излюбленных футбольных клубов, без страха, но с презрением. Он не боится уже ничего – слишком много пережил, чтобы бояться. Саша не любит и скинхедов. Он не видит смысла ненавидеть людей другой национальности или ориентации. Он слышал много про эту субкультуру и просто поражается, как многим видам скинов удалось настолько исказить суть, в принципе, неплохих начинаний. Саша никогда не понимал и уверен, что не поймёт необоснованной агрессии и озлобленности. Он понимает, что люди, которые испытывают эти чувства, априори не могут быть свободными.***
У Никиты есть прекрасная привычка всегда выполнять обещания, и поэтому на следующий же день они с Сашей едут в Москву. Спустя некоторое время и муки выбора вместо ужасного, согласно авторитетному мнению Никиты, домашнего окрашивания, волосы Саши полностью приобрели изумрудно-зелёный оттенок. Никита непрестанно восторгается, говоря, что Саша теперь "ну просто конфетка", долго таскает паренька по магазинам, разрешая покупать всё, что нравится, а напоследок кормит в кафе. Глотая дорогущее мороженое истошно голубого цвета, Саша думает, что Никита странно добр к нему. Никита тепло улыбается, глядя на своего счастливого мальчика и, кажется, понимает истинную причину его счастья. Дело не в дорогих вещах, не в деньгах вообще, а в том, что Никита рядом с ним. Темный Лорд по-прежнему надеется на то, что Саша всё же любит его. Ради того, чтобы почаще видеть огоньки счастья в любимых глазах, Никита, наверное, мог бы даже измениться, если был бы готов к этим переменам. Он ведь не знает, что Саша и так его примет таким, какой он есть.***
Пустота – это все, что у него осталось. Вокруг него валяются в хаотичном порядке куски красно-розового окровавленного мяса, ещё совсем свежего, кое-где среди кровавого месива белеют косточки. Буквально в паре шагах от Никиты лежит оторванная кисть руки. Ему от этого зрелища становится почему-то невероятно смешно, и Темный Лорд заходится в припадке безумного смеха. Огромный черный дог тыкается носом в костлявое бедро своего хозяина, тот, успокаиваясь, обнимает собаку за шею, начинает гладить ее окровавленную шерсть. В голове пусто. Она в последнее время как улей. Но сейчас пчёлы улетели. Дай бог не поехать крышей, думает Никита. На него словно само небо давит. И где смысл жить? Дог трется окровавленной мордой о колени своего хозяина, и Никита говорит тихонько, глядя в умные глаза собаки: – Как же я хочу умереть.***
Никита приезжает поздно. Встрёпанный весь какой-то, вымученный, перепачканный кровью. Кажется, даже говорить не в состоянии. Саша сразу замечает, что в его глазах нет привычного блеска. Взгляд у Никиты тусклый какой-то, устремленный в никуда, и зеленоволосый понимает, что у того что-то случилось. – Что с тобой? – спрашивает Саша, перехватывая ледяную руку молодого дилера. – Выглядишь неважно. – Заебался, – шипит Никита, сбрасывая от своей руки теплые пальцы, – Саш, отстань, пожалуйста, не лезь ко мне... Он скидывает с себя затасканную косуху, оставляет у выхода берцы и молча направляется в ванную, однако через некоторое время его хрипловатый голос снова разрывает тишину: – Иди сюда. В мгновение ока Саша оказывается в ванной комнате. Никита сидит на полу, облокотившись на ванну, и его взгляд по-прежнему ничего не выражает. Он смотрит куда-то в никуда, мимо Саши, мимо каменной стены, словно ничего не замечая. Саша падает на колени рядом с ним, взволнованно вглядывается в красивое безучастное лицо. Кожа у Никиты до жуткого бледная, почти совсем белая; из-за этого на сухих синеватых губах ярче вырисовываются рубиново-алые капли крови, и Саше становится не по себе. Он окидывает брюнета быстрым взглядом – одежда, руки, шея парня перемазаны чем-то густым, липким и тёмно-красным. От этого зрелища Сашу передергивает ещё сильнее. – Что случилось? – с трудом выговаривает он, жмурясь. На кровь смотреть сил у него нет. – Все хорошо, – выдавливает из себя Никита, – просто у меня больше нет сил. Саша склоняется к нему; глаза у Никиты как океан, огромные, глубокие, синие-синие, наполненные влагой; Саша проводит ладонью по бледной острой скуле, а Тёмный Лорд и не против; он обвивает рукой тонкую талию зеленоволосого, вжимая в себя плотно-плотно его тёплое дрожащее тельце, пачкая кровью. Саша смотрит прямо Никите в глаза, а потом невольно переводит взгляд на его пересохшие окровавленные губы. Решимость приходит моментально; младший подаётся вперёд, слизывает солёные капли и осторожно целует. Губы наркодилера ледяные, как мрамор; он не отвечает на поцелуй, продолжая по-прежнему сидеть. Саша отрывается от его губ, намереваясь встать и уйти. Ему больно и обидно, он не понимает, почему, черт возьми, нельзя просто взять и ответить, однако уйти он не успевает – Никита сам целует его. Парные колечки пирсинга приятно поцарапывают и холодят разгоряченные губы Саши; он чувствует скольжение холодных рук под одеждой – длинные пальцы проходятся по позвоночнику, оглаживают его спину, а потом уже впалый живот и ребра, поднимаются выше и как бы невзначай цепляют соски. Саша тихо скулит в поцелуй, и левая рука Никиты опускается на его ягодицу, аккуратно сжимая. Никакой грубости нет, и сейчас как будто первый раз, самый первый в Сашиной жизни. Сейчас всё так нежно, аккуратно, трепетно как-то и совершенно непривычно. Саша подставляет тело под неторопливые, тягучие, как мёд, касания Никиты, чувствуя нарастающую сладостную тяжесть в низу живота; лёд этих тонких рук который раз уже заставляет его гореть и сгорать дотла. Он тянется к рубашке Никиты, порывается расстегнуть верхние пуговицы на ней, но дилер аккуратно перехватывает кисти рук Саши. – Не надо, – тихо просит он, – потерпи немного. Он подхватывает зеленоволосого под задницу, прижимает покрепче к себе, встаёт рывком, заставляя Сашу обвить ногами его бёдра, и направляется в какую-то комнату; конечно, он проебывается (или это специально задумано?), но из горизонтальных поверхностей в комнате только стол. – Ты хочешь всю мебель в доме переломать? – не без иронии интересуется Саша, когда Никита заваливает его на огромный черный письменный стол, явно очень дорогой. – Да похер, – отмахивается брюнет, – всё лучше, чем на полу в ванной. Этот довод кажется весьма убедительным; через минуту парни уже вовсю страстно целуются, полулёжа друг на друге на этом чертовом столе, и руки Никиты опять скользят по Сашиному телу. Оба думают одно и то же: сейчас всё правильно. Так, как должно быть. Всё правильно. Никита аккуратно раздвигает языком мягкие влажные губы Саши, проникая в его жаркий рот, сплетаясь с ним языками и случайно сцепляясь штангами пирсинга; позволяя пересчитать скайсы и пройтись по полукольцу пирсинга в уздечке верхней губы языком; поглаживая и мягко сжимая ладонями мягкие изумрудные прядки. Всё правильно. Саша расстёгивает чёрную рубашку Никиты наощупь, не отрываясь от его губ, мягко спускает её по плечам любовника; тот, на секунду убрав руки от младшего, снимает её до конца, открывая вид на многочисленные татуировки, и снова целует Сашу, на этот раз ещё яростнее и жарче, ощутимо прикусывая его губы; зеленоволосый тихонько поскуливает прямо в поцелуй; Никита снова забирается рукой под его футболку, изучая все изгибы изящного гибкого тела – как будто впервые, – и наконец разрывает на нём футболку ровно на две части; Саша недовольно шипит что-то вроде "сука, да она дороже твоей жопы", но быстро тает, когда его быстро целуют за ушком; Никита посасывает и прикусывает нежную мочку его уха рядом с толстым металлическим колечком пирсинга; оставляет поцелуи по всему телу любимого, кое-где захватывая губами нежную кожу и оставляя багровые метки, хотя на Саше и так живого места нет от его засосов; расцеловывает тонкую молочную шею, выступающие ключицы, острые плечи с торчащими косточками; поочередно играет губами и языком с затвердевшими от возбуждения сосками парня, заставляя того развязно и до неприличия громко застонать; поцелуи опускаются всё ниже, по тощим ребрам и впалому животу вниз, к ширинке джинс; длинные пальцы Никиты тем временем сильнее сжимаются на ягодицах Саши, рука которого намертво вцепляется в его чёрные длинные волосы. – Хочу тебя, – выдыхает зеленоволосый, с трудом сдерживая стон, – Никита, пожалуйста... – Проси, – тихо мурлычет Тёмный Лорд, расстёгивая ширинку на джинсах Саши и скользя прохладной рукой под тонкую ткань белья, – проси, сучка. – Отъеби меня так, чтобы я забыл свое имя, – невнятно мямлит зеленоволосый; больше всего он ненавидит все эти грязные разговорчики, когда ему уже безумно хочется большего, а Никита решает поиздеваться над любовником, хотя тоже умирает от желания, – пожалуйста... Всё правильно – именно поэтому Тёмный Лорд стягивает с Саши узкие джинсы, а затем и боксеры, оставляя того совершенно обнажённым; возится со своим ремнем и наконец освобождается от оставшейся на нем одежды, которая сейчас кажется ему и его партнеру столь ненужной; раздвигает пошире длинные ноги зеленоволосого, заваливая его на стол так, чтобы было удобнее; поддразнивает слегка, касаясь напряженного колечка мышц головкой разгоряченного члена и тем самым провоцируя очередной стон; и наконец входит, резко, как обычно, на всю длину сразу. Саша прикрывает глаза длинными ресницами, томно, громко и развратно стонет, слегка покачивает бедрами, сам насаживаясь на возбужденную плоть любовника, подставляет податливое тело под нежные касания холодных рук Никиты. Когда член дилера проезжается по его простате, зеленоволосый вскрикивает и впивается короткими накрашенными ноготками в спину партнера, раздирая почти до мяса его лопатки и плечи... ...– Ты в порядке, малой? – А? Да, конечно. Саша бессильно откидывается на стол, и Никита не в силах не залюбоваться им: изумрудные волосы юноши разметаны в стороны, щеки рдеют алым пламенем, глаза лихорадочно блестят, припухшие от поцелуев губы приоткрыты, а на светлой коже расцветают свежие багровые следы. – Всё хорошо? – Темный Лорд мягко целует любимого в лоб, поглаживая по пушистым волосам. – Ты не обижен? – Конечно, нет. Всё в порядке. Правда. Саша, конечно, успокаивает этими словами Никиту, но в первую очередь себя. Он не в порядке. Совершенно. Ему больно. Очень больно и тошно от себя. От осознания, что его не любят, и он – простая игрушка. Средство, чтобы что-то забыть. Им пользуются. Им пользовались и раньше, но это воспринималось спокойнее. Сначала Никита был груб с ним, и всё было понятно, а сейчас?.. Зачем вся эта нежность, эти ласки... а теперь ещё и поцелуи? Зачем быть таким жестоким по отношению к нему? Зачем так разбивать его сердце?..***
В тот же вечер они лежат в темноте, как всегда, рядом, крепко прижавшись друг к другу, и Саша решается всё-таки задать этот вопрос. – Никита, – он берет парня за руку, глядя в его глаза, – ты ведь не любишь меня? – Спи, малой, – Никита смеется, коротко целуя его в губы, – спи. И сердце Саши словно распадается на осколки.***
Через какое-то время Никита все же даёт знать Саше о своих чувствах. Через пару недель в Москве и намечается какой-то крупный матч, и один из дней матча как раз совпадает со днём сходки. – Ты завтра подвезешь меня до Москвы с утра? – на минуту отвлекаясь от игры на гитаре, Саша поднимает от инструмента глаза на Никиту, который роется в несгораемом сейфе. – На сходку, куда обычно. – Я не отпущу тебя завтра на сходку, – недовольно хмурится брюнет, вынимая из шкафа небольшой пакетик с порошком, – завтра матч, и я буду волноваться. – Ну и что, что матч? – Саша откладывает гитару в сторону, обиженно сводя бровки на переносице. – Чего в этом такого-то? – Ты себя в зеркале вообще видел? – потуже затягивая резинку на "конском хвосте", Никита раздраженно закатывает глаза. – Они запросто могут доебаться до тебя и... не знаю, что сделать с тобой. Избить, изнасиловать, да все что угодно. Ты хоть понимаешь, что мое покровительство не безгранично? – Мне похуй на твоё покровительство, я сам могу постоять за себя! – возражает Саша, не замечая, что срывается на крик. – И вообще похуй! Сам доберусь! Подумаешь, подвезти отказал! Да ты для меня вообще ничего не значишь! Совсем! Я всё равно поеду! – Я, блять, не отпущу тебя, уяснил? – Никита закрывает сейф, хлопая дверью сильнее нормального. – Ни на какую сходку завтра ты не поедешь. Да я от волнения весь изведусь, если пущу тебя туда. – Кто ты такой, чтобы мной командовать? – на этой реплике Саши брюнет уворачивается от летящей в него чашки с газетного столика. – Думаешь, трахаешь меня и можешь мной управлять? Как бы не так! Завтра я поеду на сходку. Мои друзья мне куда важнее тебя, гребанный ты придурок, понял? – Безмозглая ты блядь, – рычит Тёмный Лорд, подрываясь с места и хватая зеленоволосого за воротник футболки, – как тебе ещё объяснить, что я, блять, волнуюсь за тебя, идиот? Я понимаю, что тебе на меня плевать, но, сука, я-то переживаю! – Убери от меня свои руки, уёбок! Не смей больше трогать меня и пытаться мне указывать! – и Саша больно кусает Никиту за руку. Напрасно. И бессмысленно. – Раз ты так, – шипит Никита, усиливая хватку, – пиздуй куда хочешь, к кому хочешь, ебись с кем хочешь, делай что хочешь. Свободен. Понял, тупая шлюха? Он наотмашь бьет зеленоволосого ладонью по лицу, отпуская его футболку, и быстрым шагом покидает комнату. Саша бессильно опускается на диван. Зачем? Какая глупая ссора! Опять он ведёт себя как маленький капризный ребёнок. Зачем он наговорил Никите такого? Ведь тот, кажется, правда волнуется за него. А Тёмный Лорд тем временем, похоже, всерьёз на него обижен. Весь день с Сашей не разговаривает, даже не смотрит в его сторону, только на ночь как-то отстраненно целует его в лоб и сразу поворачивается к парню спиной. И опять больно и обидно. Никита устаёт сильно, засыпает всегда быстро, и Саша наконец даёт волю слезам, утыкаясь в подушку и сотрясаясь в беззвучных рыданиях, выплёскивая в них все свои чувства.***
Наутро Никита едет по делам, а Саша, конечно, собирается на сходку. Особого желания ехать нет, как и настроения, а голова болит, как с похмелья, но Саша всё равно едет – то ли чтобы Никите насолить, то ли чтобы показать свою независимость. Не хочется никуда ехать – хочется обнять Никиту за шею и уткнуться в его черные, как вороново крыло, волосы. Или целоваться долго-долго, перебирая мягкие темные прядки и пропуская их, как воду, между пальцами. Но Саша едет – неизвестно, зачем... ... – Ну и где доза, дорогуша? – насмешливо-спокойно спрашивает Тёмный Лорд, не сводя глаз с тощей невысокой девушки. – Где доза и мои деньги? – Я... ничего не знаю, Т-тёмный Лорд... – мямлит она в ответ, не зная, куда глаза деть. – У меня н-нет никаких денег... – Есть, – с мертвенным спокойствием утверждает Тёмный Лорд, – кому, сука, ты слила дозу вместо заказчика и куда дела деньги? – Я... не... – Кому, тварь? –рычит молодой мужчина, ударяя кулаком по дверному косяку. – Кому? – З...знакомой... – девчонка начинает психовать, валится на колени. – Не убивай меня, прошу, Лорд! – Ты думала, что наркоторговля – путь к хорошей жизни? – презрительно щурится дилер. – Ошиблась, девочка. Это путь к смерти. Путь в никуда. Где мои деньги? – Вот, вот, – она подползает на коленях к ногам Никиты, вкладывает ему в ладонь веер смятых купюр, – пощади, прошу! – Цена твоей жизни – доза мефедрона? – Никита ухмыляется, отодвигая от глаз черные прядки. – Как низко. – Тёмный Лорд, прошу тебя! Я заплачу! – Мне не нужны твои деньги, грязная сука, – дьявольская усмешка скользит по красивым губам черноволосого, – у меня их много. Мне от тебя ничего не надо. Ты не искупишь свою вину, потому что заслужила наказание. За шиворот он волочит провинившуюся до вольера, а потом, открывая дверцу, буквально кидает ее туда, запирая за собой. Сразу на неё набрасывается четверка самых сильных догов – три молодых кобеля Цербер, Адонис и Люцифер и матёрая сука Лилит. Девушка орет и отбивается, но Адонис ставит лапу на ее грудь. А Никита погружается в свои мысли. Мысли эти, конечно, о Саше. Никита, конечно, не сомневался, что тот всё же на сходке. И то, что он вчера наговорил... Саша просто взял и собственноручно разрушил совершенно всё. Ничего не было, конечно, и не могло было быть. Никита просто проебался, как всегда. Поверил в любовь, как дурак какой-то, повёлся на показушную нежность... (Лилит перегрызает девушке горло, и та бьется в агонии несколько секунд, а на кровь сбегаются остальные доги.) Да, действительно, стоило ему хоть на каплю нежнее, чем обычно, повести себя по отношению к Саше, как тот причинил ему несказанную боль. "Да кто ты такой", "мои друзья мне важнее тебя", "гребанный придурок", "уебок"... Каждое слово – как нож в спину. (Цербер и Люцифер начинают обгладывать лицо трупа.) Никите хочется умереть. Больше ничего его не держит в этом прогнившем мире, полном любви и вообще чувств. Он разочарован – что ещё нужно?.. (Псы рвут ещё тёплое тело, разбрызгивая дымящуюся кровь.) "Да, видимо, Ад заполучит мою бессмертную душу значительно раньше, чем это было запланировано", думает про себя Никита, мрачно ухмыляясь. "Решено. Я приду домой, черкну пару слов Саше и вскрою вены. А может, пущу себе пулю в висок. И всё." (Среди кровавого месива и тряпья уже белеют полуобглоданные кости.) "А любопытно, что скажет Саша? Ему, интересно, будет всё так же плевать? Пожмёт, наверное, плечами и подумает, каким же слабаком я был. Мол, умер и умер, ну и что?"***
Саша возвращается со сходки рано, часа в два дня. Его гложет какое-то нехорошее предчувствие, связанное с Никитой. Ещё с порога он понимает, что что-то не так – света нигде нет, кроме ванной комнаты. Саша скидывает кеды и сразу направляется туда. Тёмный Лорд сидит на бортике ванны, и его бледное лицо ещё более жутко, чем обычно – взгляд совершенно стеклянный, устремлённый в никуда, глаза красные и мокрые от слёз, бледные щеки испещрены потоками черных от подводки слез, губы искусаны и окровавлены больше обычного; длинные пальцы юноши крепко сжимают пистолет. Саша как-то сразу всё понимает – и бросается Никите на шею, выбивая из его рук оружие; целует бледное лицо, стирая с щёк слёзы, а с губ кровь; прижимает любимого к себе так близко, как может. – Никита, дорогой, любимый, – шепчет зеленоволосый, покрывая поцелуями это милое, заплаканное лицо, и слёзы сами собой буквально льются по его щекам, – прости меня, прости, пожалуйста, я такой дурак, господи... Да если бы ты что-то с собой сделал, я бы... я... я бы тоже больше жить не стал, вот! Я люблю тебя, Никита, больше жизни люблю, правда! – Ну, не плачь, мальчик мой, – грустно улыбается Тёмный Лорд, отвечая на объятия, – я ведь тоже тебя люблю. Веришь мне, ну? Утри слёзы, солнышко. Я ведь не умер, всё хорошо, да? Во то он я, живой, и я рядом. Всё, всё, не плачь, успокойся, пожалуйста. – Я люблю тебя, люблю, люблю, – всхлипывая, повторяет, как мантру, Саша, – только тебя, и никого больше, слышишь? – Слышу, слышу, – мягко целует его в губы, – я тоже люблю тебя одного. С минуту оба молчат; Никита нарушает тишину первым: – Сколько тебе лет, кстати? Почему-то никогда не спрашивал у тебя. – Шестнадцать, – на выдохе произносит Саша, – мне шестнадцать. – Иисус-Мария! – Никита прячет лицо в плече Саши. – Что же я натворил, дурак! Ты же ещё совсем ребенок... Я старше тебя знаешь, блять, на сколько лет? Почти на восемь! Понимаешь? И понимаешь, что я творил? Я, блять, спал с тобой, с шестнадцатилетним, мать твою, подростком, даже не узнав, сколько тебе лет, только потому, что поначалу мне понравилась твоя внешность! Мне скоро второй десяток за середину перевалит, а мозгов как не было, так и нет... – Успокойся, – прерывает Саша, – не загоняйся по этому поводу. Какая разница, сколько тебе лет? Я же люблю тебя. – Я хочу быть с тобой, – Тёмный Лорд берёт руку зеленоволосого в свою, прижимая к своей груди, – ты согласен?***
Такой они оба, наверное, и запомнят свою молодость – полной лишений и странной неправильной любви. Для них это своеобразная игра на выживание – кто сильнее, тот и выдержит; молодость не терпит малодушия и слабости. Наверное, так должно быть и всегда было. А пока им остаётся одно – любить. Любить и надеяться на завтрашний день; мол, "завтра будет лучше" – даже если знаешь, что этого "лучше" не будет. И Саша, конечно, этого знать не может, а вот Никита может смело сказать: следующие тринадцать лет – последние в его жизни – будут самыми счастливыми для него. И Саше, конечно, он об этом не скажет – пусть тот пока верит в то, что смерти нет.