Под мраморной оболочкой

      Фария всегда была впечатлительной девушкой, и любое событие, не важно, будь то масштабный городской праздник или же обыкновенное падение желтого осеннего листа на землю, могло до глубины души тронуть её. Она никогда не могла проследить какую-либо логику этого явления, но разве был смысл искать рациональное зерно там, где власть полностью отдана чувствам? Художница считала, что его нет, и, должно быть, именно поэтому снова стояла в зале, на этот раз полном посетителей, и пристально разглядывала мраморную статую ангела. Где-то совсем рядом экскурсовод рассказывал об остальных экспонатах, но казалось, будто это происходило в параллельной реальности. Щелчки фотоаппаратов звучали словно белый шум, как и разговоры малосведущих членов группы. — Смотри, какая красивая, — незнакомая женщина с фотоаппаратом подошла ближе к Ангеле и приставила объектив почти к самому лицу. В сердце Фарии невольно разгорелся пожар, уничтожающий прочие чувства. Хотелось кричать, выгнать отсюда всех, запретить кому-то даже глядеть на эту девушку… но вместо этого пришлось молча терпеть. — Должно быть, такими были все гречанки. — Или только из знати, — фыркнула другая, не слишком заинтересованная в происходящем. — Кто знает, это было так давно, да и все знают, что тогда любили всё идеализировать.       Незнакомки ушли, услышав сообщение о том, что самое время осматривать другой зал, и художница наконец-то смогла вдохнуть с облегчением. Наконец-то можно на какое-то время остаться в одиночестве. Фария с видом скрывающегося преступника осмотрелась по сторонам и нервно сглотнула. Она не знала, поймают её за этим занятием или нет, но всё равно решилась наклониться немного ближе и дрожащей рукой прикоснуться к объекту обожания. Мрамор в области груди оказался подозрительно тёплым, и на секунду, всего на секунду, художнице показалось, будто под ним что-то стукнуло. Едва ощутимая вибрация прошла по ладони, и девушка поспешила отойти, пока кто-нибудь не пришел сделать замечание. «Мне показалось, просто показалось, — вновь убеждала она сама себя, но никак не могла справиться с щемящим сердце волнением. — Наверняка это мое собственное сердцебиение, только и всего!»       Фарии так отчаянно хотелось верить в убеждения, но уже не получалось. На этот раз изменился не только наклон головы, но и высота, на которой расположилась поднятая рука. Чего-чего, а этого девушка никак не могла не заметить, как, должно быть, и люди, ежедневно бывающие здесь. Но разве они так внимательно осматривали её? Разве у них находилось на это время или желание? Художница не знала. Она уже ни в чём не была уверена, кроме того, что по-настоящему сходит с ума. Страшные сны и проблемы в семье слишком утомили, и справиться со всем этим уже казалось непосильной задачей. — В последнее время ты зачастила, дорогая, — Джек подкрался сзади совершенно незаметно, и сердце девушки пропустило удар. Он видел? Он пришёл, чтобы сообщить о наказании? Выгнать? — Выглядишь потерянной. Что-то случилось? — Ничего, — Фария рассмеялась немного нервно, но быстро взяла себя в руки. Сейчас не время унывать, не время погружаться в бездну собственных мыслей. — Я просто задумалась. Скажи, дядя Джек, не случалось здесь ничего странного в последнее время? — Что ты имеешь в виду? — охранник нахмурился, с подозрением оглядываясь по сторонам. Появилось ощущение, будто он опасался чего-то, не желал присутствия свидетелей для важного и совершенно секретного разговора. — Возможно, это прозвучит глупо… — девушка замялась, чувствуя, как щекам стало жарко. Она никогда не стеснялась говорить то, что думала, и до последнего отстаивала свою точку зрения, но прямо сейчас до дрожи боялась показаться смешной, боялась, что не сможет оказаться достаточно убедительной. Впрочем, даже это не мешало рискнуть. — Мне кажется, что эта статуя живая. Каждый раз, когда я приходила, она меняла позу. Я даже сделала фотографии, думала, что мне показалось, но… — Фария… — Джек пытался перебить художницу, обратить на себя внимание, но она так увлеклась потоком собственных предположений, что уже не могла остановиться. — Она живая! Не знаю, как это возможно, но её сердце бьётся, и это правда! Я чувствую, — она достала их кармана телефон и открыла несколько одинаковых фотографий, сделанных с одного и того же ракурса, но в разные дни, чтобы показать дяде Джеку, но тот, казалось, даже не слушал. — Ты видишь это? Я приходила сюда каждый день, каждый день всматривалась в её черты и запомнила их все до единой… — Фария, послушай меня! — мужчина, нахмурившись, взял девушку за плечи, и та наконец-то замолчала. Новая экскурсионная группа вошла в небольшой зал, но, к счастью, они не услышали лишнего. — Ты говоришь глупости. Лучше иди домой и отдохни как следует. — Нет! — художница едва не вскрикнула, но даже это было проигнорировано. Судя по всему, в зале собрались иностранцы, которым не было никакого дела до происходящего. — Я обязательно докажу тебе, что это правда! — Ладно, — охранник тяжело вздохнул, потихоньку подталкивая девушку к выходу из зала: всё-таки у него была и другая работа, а обсуждать такие вещи при посетителях как минимум странно. — Если так сильно хочешь, можешь остаться здесь на ночь вместе со мной и понаблюдать за ней.       Фария на секунду засомневалась: что, если не поможет? Что, если за ночь разгадка не будет найдена, а другого шанса не представится? Она внимательно посмотрела на Джека, и уверенность, которой светились его глаза, придала сил. Девушка согласилась, пусть и знала, что мать вряд ли поддержит подобную затею. И, кажется, это был первый раз, когда художница намеренно пошла против её воли.