Косички

Столп Любви понравилась Незуко сразу. Весёлая, яркая, красивая, пышущая силой и добром — она не могла не очаровывать всех вокруг. Канроджи любила жить, и это чувство заражало других, она наслаждалась каждой минутой. Незуко наблюдала за столпом и безусловно восхищалась. Та была удивительной и делала всё, как в последний раз: если садилась за стол, то ела с большим аппетитом, если ей было весело, то смеялась громко, оглушительно, она всегда яростно спорила, защищала других и дралась насмерть. А ещё Незуко нравились её косички. Танджиро ушёл на тренировку, убедившись, что оставляет сестру под защитой — в компании столпа, в комнате никого не осталось — только уходящий в густую темноту вечер и они вдвоём, сидящие на полу. Канроджи начала говорить и болтала без остановки, рассказывала что-то воодушевлённо, шутила и громко-громко смеялась, закидывая голову назад, будто они были знакомы целую тысячу лет, не меньше. Незуко слушала, кивала, а внутри разливалось, как кровь, тепло. Казалось, Мицури совершенно не замечала бамбук в зубах Незуко, бессменное молчание в ответ, присутствие около себя демона — ничего. — Давай я заплету тебе косички? — хлопнула в ладони Канроджи, будто удивляясь тому, что такая хорошая идея пришла ей в голову. Незуко в ответ радостно кивнула. Мицури начала расчесывать гребнем длинные чёрные волосы, переходящие в огненные концы. Она пропускала их сквозь пальцы, руки её были теплые-теплые. Несмотря на гигантскую силу, Канроджи плела косички удивительно аккуратно. Незуко закрыла глаза. Она вдруг вспомнила, как нежно касались её волос мамины тонкие руки. Когда-то очень давно, уже почти и неправда. Образы в сознании размылись, но осталось то ощущение: мама, её еле ощутимый запах и что-то очень приятное и родное. Незуко не помнила в этой картине себя, но она знала: она была там, точно была. Каждый раз в дороге, когда Танджиро нёс её на спине, он рассказывал ей, ютящейся в ящике, истории их детства. Он говорил ей, что она была там — и она безоговорочно верила. Душу давно словно заполонил густой туман, но откуда-то пробивались лучи солнца — оттуда слышался голос Танджиро. Там была она, Незуко — та, кем она должна стать, обязательно станет. Чтобы снова говорить с Танджиро, помнить себя, чтобы быть человеком, чтобы так же любить жизнь. — Ты плачешь? — раздался откуда-то обеспокоенный голос. Незуко вынырнула из тумана и увидела перед собой Канроджи, зелёные распахнутые глаза внимательно и настороженно смотрели на неё. — Это из-за меня? Незуко поспешно помотала головой и опустила глаза. Мицури облегченно выдохнула и придвинулась ближе. — Всё будет хорошо, — она провела ладонью по щеке Незуко, где до этого катилась слеза. Её руки вдруг обхватили девочку и прижали к себе. Весенняя ночь разливалась снаружи наступающей темнотой; Незуко почувствовала, какая Канроджи теплая и приятная на ощупь. И она заплакала. — Поплачь, тебе станет легче, — тихо говорила Мицури и ладонью гладила её по голове. Незуко плакала о своей семье, о страшной боли, которая разрывает сердце её брата каждый день, о той ноше, которая досталась ему, о том, как она пытается стать лучше и помочь ему. Ночь уже полностью раскрыла свои объятия, когда дыхание Незуко перестало быть сбивчивым и шумным, а сердце успокоилось. Канроджи опустила руки, серьёзно взглянула на неё, а через секунду снова широко и лучезарно улыбнулась. Она встала, подала руку Незуко и подвела её к зеркалу. — Тебе очень идёт, посмотри! Ты такая красивая! Оттуда смотрело заплаканное лицо и опухшие глаза, но искренность в словах столпа Любви повисла в воздухе, отразилась в её улыбке и пробилась сквозь слои тумана. Незуко очень нравились косички.