Pick Me Up

Тōка облокачивается о стеллаж, за которым Тобирама обычно прячется во время перерывов, с тем самым самодовольным, насмешливым выражением лица, говорившим, что она готова получать невероятное удовольствие от страданий Тобирамы. Он недоверчиво смотрит в ответ, потому что в отличии от своего брата, он уже давно не считает её их святой сиделкой. Он занимался с Тōкой химией. В ней нет ни доли святости. — У меня ещё шестьдесят семь секунд перерыва, — сообщает он ей в тщетной попытке отсрочить неизбежное. — Это чудесно, — отвечает она во всей своей беспощадной красе. Удивительно, но её улыбка становится ещё более самодовольной. — Но у тебя посетители за двенадцатым столиком. Твой кавалер вернулся и просит именно тебя. Тобирама бы застонал, но он не хочет доставлять ей ещё больше удовольствия. Вместо этого он медленно выдыхает через нос и поднимается. — Ненавижу тебя, — шипит он, поравнявшись с ней. — И его тоже. И конечно же, Тока отвечает ему воздушным поцелуем. — Нет, ты любишь меня, — мурлычет она. — И я уверена, если ты сможешь забраться к нему в штаны, то и его ты тоже полюбишь. У него нет никакого желания узнавать, откуда ей это известно. Раздражённо прорычав что-то себе под нос, Тобирама снова надевает фартук, проклинает своего брата за открытие ресторана и вылетает через распашные двери кухни. Проклятие его существования сразу попадается на глаза, и Тобирама считает до десяти, решает, что это и близко не успокаивает, и принимается перечислять по памяти названия человеческих костей в порядке от большей к меньшей. К моменту, когда он добирается до малоберцовой кости, он уже более-менее уверен, что не швырнёт блокнотом мужчине в лицо. Собравшись с духом, он подходит, принимает нейтральное, самое близкое к дружелюбному выражение лица и проговаривает вызубренное: — Добрый вечер. Я ваш официант на сегодняшний вечер. Не желаете чего-нибудь выпить? Изуна — настоящий ублюдок, и Тобирама считал бы так даже не проведи он добрую половину всех пар по философии споря с ним во весь голос, — отсвечивает ему улыбкой и тыкает пальцем своего брата под рёбра. Мадара, дёргается в ответ, гневно смотрит на Изуну, а после поднимает взгляд на ничего не выражающее лицо Тобирамы. — Извините, но я думаю, вы кое-что уронили, — говорит он. Сейчас прозвучит что-то ужасное, Тобирама в этом уверен. Вместо ответа он приподнимает бровь. — Мою челюсть, — заканчивает Мадара, и это могло бы прозвучать убедительно, если бы он сам не скривился от своих слов. Тобирама сжимает зубы, сдерживая колкий комментарий, повторяет про себя первые двадцать пять чисел последовательности Фибоначчи и захлопывает свой блокнот. — Что ж, — вежливо отвечает он. — Бокал кьянти и один сухой мартини. — Изуна открывает рот, но Тобирама закатывает глаза и добавляет: — Встряхнуть, но не смешивать, — затем он разворачивается и направляется на кухню, по пути смеряя ухмыляющуюся Тōку недовольным взглядом. Она расплывается в довольной улыбке, словно кот в голубятне, и показательно покачивая бёдрами, направляется к следующему столику. Когда Тобирама возвращается с напитками, Мадара поднимает голову, слегка краснеет при виде его и с достойной разве что жалости доблестью выпаливает:  — Ты пьешь молоко? По тебе заметно. Ему требуется вся его сила воли, чтобы не кинуть в него подносом. — Я прекрасно осознаю, что это всецело твоя вина, Изуна, — шипит Тобирама, с силой ставя перед ним стакан с мартини. — Если ты не прекратишь самостоятельно, то я тебя заставлю. Изуна, этот засранец, лишь подмигивает ему. — Ты продержался аж три недели, — хмыкает он настолько тихо, что его брат вряд ли его слышит. — Это на две недели дольше, чем я предполагал. Готов уже сдаться? Тобирама, скрипя зубами, выдыхает через нос и нарочито аккуратно ставит перед Мадарой его напиток. — Если, — цедит он, — ты поклянёшься прахом своей матери больше никогда в жизни не использовать эти ужасные подкаты, я разрешу тебе пригласить меня на ужин один раз. Мадара моргает. Он переводит взгляд с Изуны на Тобираму, а затем хрипит: — То есть они работают? — Не так, как ты думаешь, — кисло отзывается Тобирама, смеривает Изуну ядовитым взглядом и бросает: — Надеюсь на щедрые чаевые, Учиха. — Когда Мадара открывает рот, Тобирама вежливо продолжает: — Я оставлю свой номер на чеке. Ты решил, что будешь брать? — Тебя, — выпаливает Мадара и удивленно захлопывает рот. Удивление перетекает в ужас, и он ярко краснеет, со стоном роняя голову на столешницу. Тобирама чувствует, как его щёки вспыхивают, и, решив, что сейчас самое время для стратегического отступления, выдавливает из себя:  — Я дам тебе ещё немного времени, чтобы определиться с заказом, — и вновь направляется на кухню. Тōка хохочет за углом. Ну естественно.