Королева

В честь завершения турнира лорд Уэнт устроил пир таких масштабов, что не каждый королевский сумел бы тягаться с ним. Столы ломились от блюд, не все из которых гости успевали попробовать прежде, чем приносили новые. Утки, печеные в масле, молочные поросята в гарнире из тушеных овощей и трав, жаренные в меду и сливках бараньи ноги… Повара, наверняка, не спали несколько ночей. Разного рода выпивки стояло еще больше. Красное борское и дорнийские вина, эль, пиво, даже сладкие наливки из Вольных городов. Поговаривали, отыскать можно и отнимающий разум напиток из Края Теней, от которого губы делались синими, а глаза — безумными. Роберту, впрочем, и без заморских диковинок доставало веселья. Больше, чем плясал в объятиях очередной красавицы, он только пил, что приносило ему одинаковое удовольствие. Лавров на турнире он не собрал, хотя и обещался сделать невесту королевой любви и красоты. Вместо этого корону из багряных роз и желтых гиацинтов получила дорнийская принцесса, жена надменного сноба Рейегара Таргариена, выигравшего поединок. Не многим же тощая, как палка, дорнийка сумеет отблагодарить своего принца! Тот даже на пир не явился, видно, пошел поискать победных трофеев в ином месте. Роберт пьяно расхохотался этой мысли. Нед покосился на него с укором. — Ты бы поменьше к кубку прикладывался, — напрямик заявил он в излюбленной северной манере, с какой говаривала порой и его сестрица. — Тебе бы зато не повредило, — снова хохотнул Роберт, грохотнув об стол порожним кубком. — Глядишь, уже в уголок бы со своей фрейлиной отошел… Краска бросилась в лицо Неда, и он смолчал, но Роберт видел, что нет-нет, а продолжал засматриваться в центр залы, где ворковала с очередным ухажером леди Эшара. Чего греха таить, Баратеон и сам не прочь был остаться с нею наедине. Его Лианна, бесспорно, хороша, но не хватало ей того, чем в избытке владела Эшара Дейн — многообещающих улыбок, томной грации, непринужденности, что сквозила в каждом движении ее совершенного тела, едва прикрытого тончайшим шелком платья. Такой изгиб и ряса септы не спрячет. — До нее хватит охотников, друг, уж ты бы поспешил, — добавил Роберт, прилагая все силы, чтобы изгнать из головы греховный образ дорнийки. Несколько помутившимся от вина взором он оглядел чертог, силясь высмотреть в шумной пестрой толпе Лианну. Та как ускакала плясать с Бранданом, так и не вернулась за стол. Однако Бран уже вертел в объятиях молодую леди Уэнт, а вот сестры его видно не было. Роберт нахмурился. И куда Неведомый ее снова понес? Ни дать ни взять волчица — вечно сама себе на уме, думал он с долей смеха и беспокойства. Как вдруг мысль о Лианне невольно прервалась. Как и у многих в зале. На несколько мгновений гости, только что бесновавшиеся в лихом запале, замерли, кто с поднесенной ко рту чаркой, а кто и вовсе прямо посреди танца. Даже музыка утихла, обернувшись звенящим безмолвием. Ловко лавируя среди оглядывавшихся на нее зачарованных лордов и леди, в чертог вплыла… Королева, иначе и не сказать, хотя ничего общего с бледной болезненной женой Эйериса, оставшейся в Красном замке, она не имела. Статная, гордая, с волосами что жидкое серебро, привольно спадающими на тонкую спину из-под золотого обруча, незнакомка не походила ни на одну из известных ему девиц, а познал он их немало. Платье, алое, словно первая кровь, охватывало точеное тело шелковой перчаткой, лиф и длинные, струящиеся до самого пола рукава, сияли золотом и крохотными звездами драгоценных каменьев. Точно сельский дурень, Роберт глазел на то, как она плавно прошествовала к одному из королевских гвардейцев, стоявших по обе стороны от высокого стола и молча повела того в центр залы. Дама обернулась к растерянным музыкантам, и те, как по команде, снова взялись за инструменты. Тут все словно разом отмерли. С удвоенной силой заголосили дудки и волынки, зазвенели кубки, беседы стали возвращаться в былое разнузданное русло. Однако веселье все же приобрело некоторую тревожность, которую и Роберт непременно заметил бы, если бы имел силы отвернуться от чудесной незнакомки. Король был в ярости, дикий взгляд его, как, впрочем, и большинства мужчин, сосредоточился на новоприбывшей гостье. Сухое надменное лицо искажала презрительная гримаса, но за гневом угадывалось и кое-что еще. В переменившейся позе, в мутном блеске лилового взора и судорожном жесте, в котором Эйерис Таргариен сжимал дрожащий кулак, читалось желание, злое и несколько даже жесткое. Сидящие по левую руку от него лорд Уэнт с супругой выглядели по-настоящему напуганными, а принцесса Элия, в отсутствие мужа занимавшая место прямиком подле его отца, напротив, выражала ледяное спокойствие. Король иногда косился на нее и усмехался, будто самому себе, но дорнийка лишь аккуратно улыбалась ему и незаметно подливала вина в быстро опорожняющуюся чашу. Роберта же ничего из этого не волновало. Он не сводил взгляда с обнаженной спины, белеющей в глубоком разрезе на багряном шелке. И чужих рук, что лежали на ней так крепко и властно, будто лишь для них было там место. Счастливцем оказался сир Эртур, знаменитый Меч Зари. Ничего удивительного — лучшему полагалось лучшее. Но в груди Роберта вдруг поднялось ревнивое пламя. С какой радости тот, кто добровольно запрятал член под белоснежные латы, заберет себе прекраснейшую из женщин?! Такие не должны принадлежать никому, решил он, впрочем, не избавляя себя от удовольствия представлять, как сам обнимал бы незнакомку подобным манером. — Чего застыл, Олень? — раздался у Роберта над ухом нахальный смех Брандона. Он вздрогнул от неожиданности и пихнул кулаком потеснившего их на скамье Старка. Сколь же не схожи они с Недом! Больше отличались друг от друга лишь сам Роберт со Станнисом. Благо, братец остался в Штормовом Пределе и не докучал ему хотя бы на турнире. Ничего общего меж ними, помимо крови, не было. Пожалуй, родись он Старком, любил бы своих родичей поболее. Едва переведя дух, Бран принялся подкалывать Неда, убеждая того, как давеча Роберт, пригласить Эшару Дейн. — Брось это угрюмое выражение, хорошенькие девушки любят, когда их веселят! — заявил он и оборотился к Роберту за подтверждением. Тот пожал плечами: — Главное не переборщить с болтовней, впрочем, ты и так этим не грешен! Они зашлись одновременным хохотом, только усилившимся после того, как бедняга Нед, наконец, поднялся со скамьи и неуверенно двинулся в направлении красавицы-фрейлины. Роберт плеснул себе еще вина и из озорства стал наблюдать за потугами друга. Не желая того, он вновь наткнулся на злополучную пару и атласную спину, смущавшую его сверх всяческой меры. Руки буквально чувствовали ее гладкость и манящую прохладу, теплеющую ниже с каждым дюймом. Будь вырез глубже еще хотя бы на ладонь, в нем обозначились бы некоторые прелести раскованной леди. Думал ли о том же хладнокровный Дейн? Наверняка, думал, а как же иначе? Очевидно, служба закалила его выдержку, окажись такая красота в робертовых объятиях, он бы порвал на ней чертово платье прямо на глазах короля и всех пирующих. Лианна, ее красивое гордое лицо и очаровательная, искрящаяся смехом улыбка, крепкое тело, чей соблазнительный изгиб, заметный в узких мужских бриджах, но едва угадывавшийся в простом голубом платье — все это отступило в тень против его воли на то. Роберт и прежде обращал внимание на хорошеньких девушек и нередко делил с ними постель даже после помолвки. Но впервые с тех пор, как он увидел Лианну, сердце его билось столь же сильно и болезненно. Будто зверь, пойманный в сеть. Сладкое вино горчило во рту, кровавое темнело на дне его чарки и ползло вниз по белым плечам. — Ты смотришь не на мою сестру, лорд Баратеон, — заметил Брандон, глядя туда же, куда и он. — Кто она? — Роберт поймал себя на том, что улыбался. Старк задумчиво склонил голову набок. — Понятия не имею, — честно ответил он. — Я бы пригласил ее, но, боюсь, Меч Зари отобьет мне яйца. Роберт хмыкнул. Он вообразил, как белогвардеец с тем же невозмутимым видом выбил бы из него мужество окованным железом сапогом, а потом снова положил руки на белую спину своей Королевы. По непонятной причине эта мысль вызвала у него лишь новый укол возбуждения. — Не хочешь попытать удачу? Сестрица не узнает, я обещаю, — лукаво подначил Брандон. — Я давно не видел ее, — вспомнил Роберт несколько отстраненно, частью своей души он надеялся, что Бран знал, где Лианна. Тогда он бы просто нашел ее вместо того, чтобы голыми руками залезать в костер. — Я отпустил ее. Она вовсе не хотела идти, но разве отцу откажешь? Возится сейчас, должно быть, с малышом Ридом и вполне себе счастлива. Когда Лиа видит несправедливость, она настоящая волчица, оберегающая дитя, — Старк ухмылялся, но говорил с неподдельной теплотой, которая, впрочем, странно вязалась к тому, что он подстрекал Роберта обмануть его любимую сестрицу. — Не заставляй упрашивать тебя, как Неда! И что, Старые Боги его подери, он творит?! Роберт с удивлением повернулся туда, куда указывал Старк. Происходило и впрямь нечто странное, причем крайне быстро. Нед, наконец, снискал внимание премилой леди Дейн, но были они, мягко говоря, не одни. Девушку обнимал за полуобнаженную легким платьем талию высокий смуглый дорниец, который мог быть лишь Красным Змеем. Лимонно-желтое одеяние и яд, кипевший в черных глазах раскаленным маслом. Улыбка его жалила, подобно кинжалу у пояса, а руки, по слухам, не жалели ни копий, ни женщин. Леди явно стремилась отделаться от его хватки, но не слишком преуспевала. Ссутулив плечи, как делал всегда, когда едва сдерживал гнев, Эддард о чем-то говорил с принцем, на что Змей усмехался еще более бесстыже. Вдруг Нед, что было ему вовсе не свойственно, со всей мочи толкнул дорнийца в голую безволосую грудь. От неожиданности тот пошатнулся и налетел бы на северянина в ответ, если бы Роберт и Брандон, вовремя сообразив, что пора вмешаться, не подоспели разнять их. — Вам лучше посадить волчонка на цепь, господа, он кусается, — язвительно протянул принц Оберин, небрежно стряхивая с себя руки Брандона. — Я бы вызвал вас на поединок, если бы вы имели хотя бы представление о чести, — ледяным тоном процедил Нед, Роберт не узнавал его. — Что на тебя нашло?! — изумленно вопрошал его Бран, но тот упорно отмалчивался. Леди Эшара, гневно сверкая фиалковыми глазами на дорнийца, обхватила себя руками, будто озябла, хотя в чертоге было довольно душно. Нед быстрым движением снял плащ и попытался набросить его дорнийке на хрупкие плечи. Та прервала его изящным жестом. — Его Высочество изволил быть первосортным дерьмом, — по-прежнему с жаром глядя на Красного Змея, резко бросила она. — К счастью, еще есть люди, которых возмущает это. Удивленный и восхищенный ее смелостью Роберт расхохотался против воли. — Леди так сурова. — Что здесь происходит? — раздался за их спинами тихий голос. По тому, как низко и твердо он звучал, могло показаться, что говорил мужчина, но, обернувшись, Роберт лицом к лицу оказался с ней. — Извините… — не понять, к чему, вырвалось у Роберта. Разум подвел его, хотя леди едва взглянула на него, впервые полностью оробевшего перед женщиной. Свой вопрос она обращала скорее к дорнийскому принцу, и колючее раздражение в ее темных индиговых глазах, по всей видимости, тоже предназначалось именно ему. — Я тоже хотел бы знать, — сир Эртур, словно тень, возник у Королевы за плечом. Рука его весьма удобно располагалась у нее ниже талии, но, казалось, никто, кроме Роберта, не обратил на это никакого внимания. Нед вперил тяжелый взгляд в нахальное лицо соперника, держа в руках свой белый плащ, предназначенный для фрейлины. Брандон то и дело предостерегающе посматривал на младшего брата, из повесы, часто разделявшего смех Роберта, превратившись в сурового лорда, которым ему однажды предстояло стать. Не получая ответа, дама начала терять терпение. — Я вижу, вам остро нечем заняться, принц Оберин. Ваша сестра совсем не танцует, — молвила она тем тоном, каким непослушных детей отправляли по кроватям. Впрочем, Оберин Мартелл был явно не из тех, кого возможно смутить нотациями. Кривая усмешка играла на его губах. — Моя сестра мужняя жена. Где он кстати — муж? — проворковал он медовым голосом. Дама недобро прищурилась. Пахло ссорой. Воздух сгустился, как перед грозой. Роберт очень некстати почувствовал, что выпитое вино успело изрядно дать в голову. — Нам не нужны неприятности, — сказал, наконец, Нед. Его слова словно ослабили струну всеобщего молчания. Леди Эшара просияла обворожительнейшей из улыбок, правда, искренней лишь отчасти. — Брат, миледи, хочу представить вам Эддарда и Брандона Старков, сыновей лорда Рикарда из Винтерфелла, — защебетала она, будто бы невзначай касаясь напряженного плеча Неда, за чем ее брат наблюдал без особенного удовольствия. — А вы, сир?.. — забавно, сдвинув бровки, леди вопросительно посмотрела на Роберта. — Лорд Роберт Баратеон. Миледи, — неожиданно даже для себя самого Роберт снова повернулся к Королеве и, сжав тонкие пальцы в своей ладони, поцеловал руку, надушенную дурманным, заморским, должно быть, ароматом. В ее глазах промелькнуло замешательство, не кроткое, а напротив, азартное. Какое бывает у разленившегося на солнце хищника, вдруг почуявшего добычу. Подобное сравнение Роберту совсем не пришлось по душе. Он задержал чужие пальцы еще на мгновение, ожидая, что дама тоже представится. Но она молчала, улыбаясь очень спокойно, будто испытывала его. Кожа у нее оказалась теплой, не такой, как Роберт себе представлял, только ободы колец оставались холодными. Это изменчивое, зябкое ощущение осталось в его руке даже после того, как он отпустил ее. — Я помню вас. Вы неплохо сражались в общей схватке, — произнес сир Эртур негромко, даже несколько скучающе. — Как и вы, лорд Старк, жаль, что мы не встретились на ристалище, — он подарил Брандону скупую улыбку. — Это большая честь, сир, но не хотелось бы замарать ваши белые доспехи в пыли, — беззлобно хохотнул тот. — Сегодня им все же пришлось испачкаться, — невинно заметила спутница рыцаря. На это Дейн, показалось, нет ли, воздел глаза кверху, его лукавая сестрица хихикнула, прикрывшись ладошкой в тонкой перчатке. А сама леди вдруг чуть заметно вздрогнула, и сквозь пудру на бледных скулах выступил румянец. Роберт успел заметить лишь легкое движение руки Меча Зари, скользнувшей вверх по ее талии. — Да, наш принц нынче вне всяческих похвал, — Мартелл снова ухмыльнулся так, будто знал нечто, очевидное ему одному. — После таких потрясений не грех и в покоях отлежаться. Дама смерила его еще одним мрачным взглядом. Рука ее нервным жестом метнулась поправить обруч, короной лежащий в волосах. И тут легкий, как вздох, рукав ее платья слегка сполз, обнажая внушительный лиловый кровоподтек на предплечье. — Вас словно копьем ударили, миледи, — неловко пошутил Роберт. — Не больно? Красный Змей снисходительно хмыкнул, и леди поспешила одернуть платье. — О, не стоит беспокоиться, милорд, благодарю. Я не сладила с лошадью, — сухо объяснила она. — У лошадей настроение подчас сменяется, точно у женщин, уж простите, миледи, — поддержал Брандон, подмигнув Эшаре Дейн и вновь посуровевшему брату. — У принца Рейегара сегодня конь, как бесноватый, был, черный, злющий, жуть. И как объездил только… Роберт усмехнулся. Накануне схватки он уединился в кустах с одной из смазливых служанок, строивших ему глазки, и они прекрасно слышали отчаянную брань принца, борющегося неподалеку со своей бешеной клячей. Пару раз та его даже скинула. Интересно, кто ему так удружил, в последний-то день? Насколько Роберту помнилось, Рейегар всегда выезжал на славном белом жеребчике, словно под него деланном. Уж не Эйерис ли здесь постарался? Не больно-то старик обрадовался, когда сын свалил Меча Зари в решающем бою. — Ну, кому-то не впервой укрощать диких животных, — колдовские глаза Королевы полыхнули настоящим пламенем, Роберту жаром по нутру полоснуло, пусть он и удостоился лишь крошечной свечки быстрого взгляда в сравнении с тем, что получил и получит, Неведомый его разбери, Эртур Дейн, которого она вновь потянула в центр залы. — Вы обещали мне еще три танца, сир, — вязким, как смола, шепотом напомнила она и, расплывчато пожелав всем приятного вечера, увела своего рыцаря туда, где музыканты затянули «Дорнийскую жену». — Шлюха, — одобрительно заключил принц Оберин, его и без того хищные черты заострились жадным, животным желанием, которое тот не потрудился скрыть. Роберт был согласен с чертовым дорнийцем, но справиться с собственным голодом это увы не помогало. Эшара сделала вид, что ничего не услышала. Она проводила брата искристым смехом в глазах и взяла Неда за руку. — Ах, я так люблю эту песню! Только дорнийки могут понять ее до конца, уж поверьте мне. Сердце так и пускается в пляс! — радостно восклицала она. — Не откажите даме, милорд. Тот совершенно уши развесил на ее речи и пошел бы за нею хоть на Стену. Роберт хлопнул друга по плечу и велел не валять дурака. Он-то уедет обратно на Север, а хохотушка-фрейлина останется при дворе, так что поспевать надо здесь и сейчас. Ему самому танцевать совсем расхотелось, лучше уж выпить, как следует, чтобы выгнать всякую дурь из башки. Он вернулся за свой стол и, не глядя, наполнил очередной кубок, за ним еще и еще один, не чувствуя более вкуса отличного летнего вина. Фрейлины, принцессы, королевы, все это не по нему, не мастак он загадки разгадывать, а в Красном Замке, как видно, без этого никак. У Роберта было горячее, беспокойное сердце, не способное на интриги. Когда девица улыбалась ему или смотрела так, как смотрела она, он обыкновенно знал, что делать. Роберт увлекался в момент, накатывал на избранницу штормом и, подобно же буре, непременно сменяющейся безбрежным тихим небом, отступал без сожалений прочь, получив, что хотел. С Лианной все было иначе. Роберт ничего никогда не хотел больше нее, гордой, своенравной, прекрасной. Она сотни раз сказала «нет» и повторила то же самое даже после того, как ее отец дал согласие на помолвку. Все в нем словно воспламенялось при виде нее, и лишь больше от каждого отказа. Роберт искренне верил, что этот огонь прогорит до самой старости. Но теперь заполучить ее ему казалось недостаточным. Лианна не принадлежала никому, но заманчивее этого могла быть лишь та, что уже признала чужую власть над собой. Впрочем, владел ли Королевой даже такой, как Меч Зари? Сильнейший из воинов, величественный, точно король, в своем белоснежном облачении, он, как на уздечке, ходил за женщиной и делал все, как она попросит. Роберту нравилось думать, что уж ему-то удалось бы ее приручить, но в глубине души он сознавал, что никто и никогда этого не сделает. И оттого только больше хотел попытаться. Кому-то не впервой укрощать диких животных. Так она сказала, имея в виду совсем не надменного принца, с горем пополам сладившего с непутевым животным. Потерянным взглядом он созерцал пляшущую толпу, но никого знакомого больше не различал. Лишь мерещился, должно быть, потусторонний блеск полных огня индиговых глаз. — Куда это ты? — чужие руки, Роберт не был уверен, чьи, дернули его, вставшего было, обратно на скамью. Он с неохотой повернул голову и узнал обеспокоенное лицо Неда. — Чего ты здесь? — буркнул Роберт. — Где твоя фрейлина? — Спать ушла вместе с принцессой, и давно. И тебе бы прилечь не повредило, — друг уверенно отодвинул от него наполовину опустошенный кубок. — Так я и собирался, — заявил Роберт со смехом, уже позабыв, для чего поднялся. Мысли его, как привязанные, крутились вокруг одного и того же, как что поди разбери, где его воля, а где этой треклятой женщины. — Куда она ушла, ты не видел? — поозиравшись, чтобы удостовериться, спросил он Неда. — Кто? — удивился тот. — Лианна? Имя невесты отозвалось тугой тоской под ребрами, но Роберт покачал головой. — Ты о той даме, что была с сиром Эртуром? Уж не собрался ли ты волочиться теперь и за ней? Поверь, ты не хочешь поединка с ним, — Нед приобнял его за плечи, хотя голос его, как и всегда, звучал серьезно. — На что ему вообще женщина? Разве Эйерис не кастрировал всю свою гвардию прежде, чем выдать плащи? — расхохотался Роберт, сталкиваясь с другом лбами. — Пойду-ка и правда найду твою сестрицу, соскучился. И ты себе поищи какую-нибудь веселушку, успеешь еще наморозиться! Посмеиваясь, Роберт поднялся и, пошатываясь, двинулся к выходу из залы. Может, и впрямь он переборщил с вином?.. Вот и новенький камзол весь в алых пятнах. А завтра, ко всему прочему, предстоял долгий обратный путь. Роберт надеялся сманить Неда ненадолго остаться в Штормовом Пределе. Общество Станниса и Крессена вселяло в него тоску одной мыслью об этом. Старому мейстеру и повода не надо, чтобы беспрестанно его поучать. Будто он сам не знал, что рожден для схватки и боя, а не просиживания штанов в замке под заунывные жалобы людей, которых в глаза не видел. Сокрушаясь таким образом, Роберт взбирался на самый верх башни. Его все еще немного штормило, но идея, внезапно возникшая в отравленном вином мозгу, казалась ему чуть ли не спасительной. Высота, свобода, необозримый простор, все это всегда манило Роберта. Кроме того, каждый ребенок знал легенду о Харрене Черном и неприступном замке, что он выстроил, чтобы дать бой Эйегону Завоевателю. Ему хотелось только вообразить ту уверенность, что, должно быть, чувствовал хозяин этого места, стоя на вершине одной из башен, цеплявшихся хищными пальцами за самое небо. Представить, каково это — возвышаться над целым миром и знать, что никто и ничто больше не сумеет тебе повредить. Кроме драконов, разве что. На каждого зверя есть управа, думал Роберт, преодолевая последнюю крутую ступень. Он понятия не имел, какое имя носила башня, хотя в детстве, наверное, смог бы даже отличить одну от другой, наслушавшись сказок старухи Беттани. Вряд ли это Башня Плача, потому что никакого воя, которым та была известна, он так и не услыхал, несмотря на довольно ветреный день. Было так тихо, что Роберт не сомневался, что окажется в одиночестве. Но тут его постигла неожиданность. У обвалившегося почти до основания окна замер знакомый силуэт, очерченный белесым лунным светом. В первое мгновение Роберт счел это мороком, навеянным помутившимся сознанием, но вдруг та, что казалась видением, призраком сожженного замка, обернулась на звук его шагов. — Это вы? — отчего-то шепотом, будто между ними уже происходило нечто сокровенное, произнес Роберт. Она ничего не ответила, но когда он приблизился, также молча прижалась нагой спиной к его тяжело вздымавшейся груди. Роста они были одного, и Роберт мог, наконец, зарыться лицом в волну серебряных волос, пахших холодным ветром и вновь чем-то пряно-заморским. Может, она лиссенийка… Или прибыла из самого Волантиса, чтобы похитить его рассудок. — А где ваш верный рыцарь? — Роберту и впрямь было любопытно, иначе он бы не медлил. — Злится, — ее смех прозвучал остро. — Из-за вас, между прочим. Она бросила на него жгучий взгляд из-за плеча. — Вы так смотрели на меня весь вечер. Будто я вам уже что-то обещала. Роберту действительно казалось, что обещала. И он был рад, что обещание исполнилось. Наконец, в его власти было прижаться к этой гибкой спине, огладить ее от шеи до самой кромки нескромного платья, ощущая под ладонями сладкую дрожь, когда проходился по мягкой упругой плоти, скрытой под шелком. В теле чужестранки чувствовалось столько силы, будто в сумеречной кошке, принявшей покорный вид, чтобы усыпить твое чутье. Подобная игра и тревожила, и будоражила одновременно — как и то, что Роберт совершенно не представлял, кто она такая. — Как твое имя? — спросил он, удерживая ее за подбородок, чтобы не дать снова увильнуть. Но женщина только покачала головой, выворачиваясь в его руках, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Глядя так близко в ее глаза, блестящие словно лунный отсвет на дне глубокого колодца, Роберт понял, что опять не получит ответ. С ее губ сорвался хриплый смешок, терпкий вкус которого осел у Роберта на языке, когда он, потеряв терпение, толкнулся им в кривящийся красный рот. Хмельная горечь его пьянила быстрее и крепче любого вина. Роберта еще никто так не целовал, жадно, остервенело, почти грубо — и так до одури сладко. Нерастраченная страсть воспламеняла ее, делая все в ней жарким, как само пекло. Обожжешься, только коснись. Но он сжимал ее крепко, несмотря ни на что, марая молочную кожу синяками. А ей, казалось, все нипочем, только цепкие пальцы хватали за волосы так, что слезы на глаза наворачивались. Она стонала ему прямо в рот — глухо, довольно, и Роберт слышал в ушах далекий, пропитанный похотью голос Красного Змея — шлюха, шлюха, шлюха. Роберт почувствовал вдруг кровь на языке — собственную или чужую, — и это распалило его еще пуще. Даже в ней будто бы содержался огонь. Он снова куснул ее за губу, потом за подбородок, спускаясь короткими укусами вниз по челюсти до самой шеи, на которой беззащитно билась нежная жилка. По пронизывающей их обоих дрожи, по задушенным вздохам, затухающим под его губами, он знал, что делал все правильно. В паху ныло уже нестерпимо, и, особенно чувствительно зацепив зубами теплую солоноватую ямку между ключицами, Роберт сунул руку ей под юбки. — Стой, — она слабо дернулась под ним, но он сделал вид, что не слышал, ощупывая ее под алым шелком. Роберт попытался снова поцеловать капризную леди, чтобы успокоить эти нелепые сомнения, но женщина вдруг проявила поразительную прыткость, засадив локтем ему прямиком по шее. На несколько мгновений он, абсолютно пораженный, лишился воздуха, а тем временем бесовка бросилась прочь из башни. Догонять ее он не стал, хотя после подобной выходки руки так и чесались. Таким манером ему еще ни разу не отказывали. Кроме того, возбуждение не спешило сходить, только подогревшись его яростью. Можно было поискать в замке какую-нибудь припозднившуюся слабую на передок служанку, но как на зло перед глазами стояло одно — сверкающий взор, серебряные пряди, лезущие им обоим в лицо, и ластящийся к пальцам красный шелк. Ругаясь сквозь зубы, Роберт глянул вниз в невнятной надежде высмотреть беглянку. Под башней, конечно, было пусто, только спустя четверть часа на улицу вывалилось человек пять то ли наемников, то вольных всадников, горланивших: «Жил-был медведь, косолапый и бурый!»* Роберт невольно усмехнулся, припоминая знакомый мотив незамысловатой песенки. Он бросил последний взгляд на проказливый бок луны, скрывшейся за черным облаком, и, насвистывая, двинулся к лестнице. Не дурно будет после таких приключений и горло смочить.

***

Утром накануне отъезда Роберт вновь поднялся на вершину башни. Несмотря на ранний час, он был полностью собран, правда, от завтрака, принесенного молоденькой служанкой, отказался, накинувшись лишь на кувшин с холодной водой. В голове после отгулянного празднества словно в колокола били. Мальчишки с конюшни уже почистили и напоили лошадей, и они бы уже тронулись в путь, если бы не небольшая заминка. Наведавшись в покои дочери, лорд Рикард обнаружил ее постель пустой и аккуратно застеленной, как если бы девушка вовсе не ночевала в ней. Поиски затянулись, Роберт и Нед уже собирались было ехать осматривать дорогу, но тут в комнатах лорда Старка, наконец, объявились Брандон и растрепанная, облаченная в мужской дорожный костюм леди Лианна. Оказалось, она намеревалась сбежать и осуществила бы задуманное, если бы не оставленное ею письмо для старшего брата, который, верно разгадав сестрин замысел, ее и изловил. Когда Нед, передав Роберту сей рассказ, неловко прибавил, что Лианна со слезами на глазах заявила, будто сбежит снова, если ее попробуют «сбыть в мужние руки», тот испытал странное чувство, словно история повторялась. Что ж с ним за напасть такая, коли девицы бегут, как от огня? С роду бы не подумал, что за него только силой можно идти под венец. Снедаемый этими безрадостными мыслями, Роберт и отправился в башню, с которой начались все неудачи. Может статься, его вчерашняя беглянка вернется к нему с утешением. Но ждала его вовсе не чужеземная красавица, а тот, с кем Роберт предпочел бы вовсе не встречаться, в особенности, когда дело касалось череды любовных провалов. Не хватало еще, чтобы это стало засвидетельствовано перед чертовым Рейегаром Таргариеном. Помнится, принцевыми песенками и Лианна заслушивалась до слез — так не ради ли него северянка пренебрегла Робертом?! Впрочем, с минувшего турнира блеска в том порядком поубавилось. Роберт помнил, как принц, облаченный в великолепные черные доспехи с выложенным рубинами драконом на груди, объезжал победный круг по полю. Он стащил с головы шлем, и длинные серебряные волосы упали ему на плечи. Легкая улыбка торжества играла на его красивом безмятежном лице. Теперь же Рейегар выглядел несколько потрепанным, даже помятым. Одевался он будто бы в спешке, во что пришлось, рубашка, неровно заправленная в бриджи, была не самой свежей. Один лишь щегольский белый платок на шее выдавал присущую ему тягу к изысканности, столь не свойственную Роберту. — Ваше Высочество, — неохотно поздоровался он. Чего уж теперь отмалчиваться, коли встретились, будто языки оба проглотили, честное слово. Кузены же, как-никак. Казалось, тот только теперь заметил Роберта — и столь откровенно не обрадовался ему, что тот пожалел о своем намерении открыть рот. Рейегар не просто не изобразил вежливое удовольствие, что Роберта, по правде говоря, вовсе не смутило бы, скорее напротив — если бы принц не пришел в настоящий ужас при виде него. — Чего вы хотите?! — прошептал он, дикими глазами глядя на Роберта. Тот озадаченно нахмурился. — От вас — ничего, но если б голова после вина никогда не болела, было бы неплохо. Услышав шутку, Рейегар несколько успокоился, даже позволил себе небольшую улыбку. Роберт заметил, что рот у него тоже был в неважном состоянии. Распухший, как после драки, с запекшимися ранками от зубов. Ему были отлично известны подобные признаки. — Бессонная ночь, кузен? — не удержавшись, хохотнул Роберт, в конце концов, возможности может более не представиться. Рейегар с невеселой усмешкой покачал головой, и этот жест вдруг показался странно знакомым. — Иных ночей лучше и не вспоминать, — проговорил принц задумчиво, легким движением перебрасывая мешающие волосы за спину. — Вы уезжаете? — осведомился он, оглядев дорожную одежду на Роберте. — Да, можно сказать, прямо сейчас. Лошади уже готовы, — кивнул тот, указывая на Черного Вихря, вместе со старковыми гнедыми лошадками топчущегося внизу рядом с удерживающим его оруженосцем Пэмом. — А вы? — Лорд Уэнт позволил попользоваться его гостеприимством еще пару дней. Но вряд ли я приму его щедрое предложение. Красный Замок, знаете ли, как дитя, его нельзя оставлять надолго, — лиловые глаза Рейегара сверкнули, и Роберту вновь показалось, что он знал этот взгляд. — А ваш отец? — зачем-то спросил он, как какой-нибудь заговорщик, собиравшийся штурмовать королевскую резиденцию. — Боги знают, что намерен делать мой отец, но на то он и король, — принц тяжело вздохнул. Он повернулся боком к полуобвалившемуся проему, заменявшему старой башне окно, и прямо посмотрел на Роберта, будто ждал от него чего-то, подтверждения, что его безумный отец все еще король, быть может. Но тому резко стало не до пространных принцевых измышлений. Теперь, когда Рейегар стоял таким образом, и белое утреннее солнце освещало его с одной стороны, Роберту бросилась в глаза еще одна деталь, на которую тот, скрывая следы своих ночных приключений, видимо, не обратил внимания. От подбородка, вниз по челюсти и, очевидно, там, где шею скрывал платок, вереницей лиловели свежие отпечатки, в том не было никаких сомнений, чужого рта. Казалось или нет, но будто бы в тех же местах, где он вчера целовал безымянную прелестницу. Роберт ощутил, как деревенеют внутренности от поразившей его чудовищной догадки, которую он безуспешно старался тут же отмести. Однако картинка вдруг начала поразительным образом складываться. — Мне, пожалуй, пора, — спешно забормотал Роберт, покрываясь красными пятнами. Рейегар, к его ужасу, решил последовать за ним, ведя себя при этом так, словно ничего не происходило, а он сам не был недавно в точно таком же смущении. — Действительно. Нужно что-то сделать, чтобы за завтраком на меня не смотрели, как на приведение, — беззлобно усмехнулся он и первым — совсем как ночью — покинул башню. Роберту ничего не оставалось, кроме как пойти следом. Это был самый долгий спуск в его жизни. Он сверлил взглядом прямую спину принца и не мог не думать о том, как смотрел на нее же весь вечер и как с жаром касался ее после, как трогал губами надушенную руку, унизанную перстнями и как целовал до крови твердые губы. От всего этого голова шла кругом, и Роберт боялся сверзиться с крутой лестницы. Словно услыхав его мысли, Рейегар обернулся и зыркнул на него своими волшебными, Иные их разбери, глазами так, что более не находилось причин думать, будто вчера с ним был кто-то другой. — Это будет нашей маленькой тайной, кузен, — не попросил, но приказал принц, задержав Роберта на последней ступени бесконечного спуска. Место, где плечо сжимали его длинные пальцы, точно огнем горело. Роберт сглотнул вязкую слюну и кивнул, медленно, как во сне. — Хорошо. Приятного вам пути. Рейегар приятно улыбнулся и развернулся было, чтобы уйти, но Роберт, сам не зная, что за черт его дернул, преградил ему путь. Нечто глупое и жадное, занозой сидевшее в груди, думало за него. Он протянул руку и сорвал платок у Рейегара с шеи. Как и ожидалось, здесь тоже успели налиться темные, обличительные метки, доходившие до межключичной впадинки, вкус которой Роберт до сих чувствовал на языке. Рейегар перед ним не дышал, будто зачарованный, он молча следил за тем, как Роберт, убрав белую шелковую ткань в поясной мешочек, снова огладил его белую точеную шею, проходясь пальцами по следам собственных зубов. Прицельно глядя принцу в глаза, он расстегнул на нем рубашку, желая коснуться там, где не успел прежде. Рейегар удержал его запястье дрожащей рукой. — Боги, что же ты делаешь?.. Я не могу, я не люблю тебя… — срывающимся голосом выдохнул он и прижал его ладонь к своей пылающей щеке. Чтобы выпустить в следующий миг и исчезнуть, как тень, за очередным поворотом страшного замка, более не оглядываясь. А Роберт все не мог с места сойти. Он достал несчастный платок и поднес к лицу, вбирая остывающий запах только что задыхавшегося в его руках принца. — Ей грезился рыцарь, а ты косматый, бурый, и страшный, и косолапый…* — пришло ему на ум с горьким смешком. Роберт спустился на двор и, сминая мягкую ткань в кулаке, пошел проверить, ладно ли запрягли Черного Вихря. Путь будет долгим, а мальчишки горазды делать все спустя рукава. Он еще раз оглянулся на замок, тянущийся вверх черными скрюченными пальцами. Харренхолл, овеянный тенью старого проклятья, сразу пришелся ему не по вкусу, но сейчас Роберт сознавал, что не раз еще вспомнит его мрачные башни.