Публичная Бета включена
«Любовь — мой грех.»
Душа распространяла спокойствие по телу, как согревает глоток горячего чая в зимнюю погоду. Для Осаму Дазая это было непривычным явлением. Всё время он окружён чувством на краю сознания, что где-то поджидает опасность, где-то он должен появиться вовремя. Это состояние постоянной тревоги не раз выручало в мафии и в агентстве. Это было отдельной способностью, а рассеивание чужих лишь приятный бонус. Что-то определённо полезнее интуиции или дара эсперов. Благодаря взаимной работе с мозгом, стало неотъемлемой частью жизни и будущего. Это сделало его ценным сотрудником и страшным человеком в глазах огромного большинства людей и коллег как бывших, так и нынешних. Однако этой ночью привычные волны не трогали его. Каждая злая тварь будто залегла на дно, предварительно договорившись со всем окружением не тревожить сыщика. Они скинулись временем на отдых, прописав внеплановый ночной отпуск. Как жаль, что времени не хватит растянуть это подольше. Кажется, не только детективное агентство финансово бедствует в этом городе. Хоть так, но сегодня он был свободен и волен идти туда, куда сам захочет. Придётся заткнуть чересчур ленивую натуру подальше. Не принять такой подарок было бы непорядочно. Особенно, если на данный момент судьба не зависит от твоих действий, то стоит взять от этого максимум. Приятный отчищающий глоток свежего воздуха свободного человека. Плечи расправились и вмиг стали лёгкими. Если бы он не знал, что точно относился к роду людскому, то подумал, что в этот миг действительно отросли крылья. Дазай откинул голову назад, будто неожиданно понял, что она принадлежала чужому телу. Синее небо давно накрыло освещённый город, пытаясь проглотить раздражающий свет космической тьмой. Благо десятки здесь и ещё тысячи огней со всей территории безжалостно разрушали вражеские планы. Впрочем, как и любая беда, приключившаяся с Йокогамой, канет в лету истории. Пролетающие мимо машины сбивали с толку задумавшихся людей. Даже несмотря на то, что они живут тут с самого рождения, многие так уходили в себя, что только громкий рёв мотора мог вернуть их в скучную реальность. Прохожие, безусловно, сговорились, чтобы не нарушать этот особенный день ненужной болтовнёй. Каждый из них, возможно, был погружён в мысли о своей жизни. Что соврать жене на этот раз? Как успеть закончить работу до срока сдачи? Захватил ли я список покупок или придётся звонить и спрашивать? На улице не слышно было разговоров, только изредка бросали друг другу короткие рабочие фразы. Светофор возвещал о переключении цветов, а автомобили почти не перекрикивались гудками между собой. Жизнь продолжалась, но была задумчива в своей идее. Словно всё остановилось осознать смысл своего появления и цели на земле. Когда же ей надоест мучить этим и себя, и жителей, то всё вернётся к обычному времени и проблемам. Жаль, что она даже не поймёт, сколько после этого людей уйдёт из своего существования, осознав свою никчёмность и бессмысленное пребывания. Даже тёплый ветер, что так присущ концу весны, не трепетал волосы и призывал всё окружение к спокойствию и любви. Сегодня будет поистине своей великолепная ночь. В этот вечер разве что винный магазин мог унести своих покупателей подальше, в мир грёз и раздумий. Из одного такого недавно вышел и сам Дазай. Приятное помещение утопало в полумраке. Лишь тусклые лампочки стилизованные под что-то из прошлых веков. Тёмное дерево, что обволакивало бетонные серые стены, создавало иллюзию старого бара, но при этом на кожу из воздуха попадала прослойка элитности данного заведения. Может быть, идиллию старины нарушала современная удобная мебель или разлетающиеся звуки электронных клавиатур, до знакомых трелей мобильных устройств. Запах винограда смешивался с опьяняющим тёмным деревом и его выделяющимися маслами. Сознание уже на входе вело от столь тонкого, умелого воздействия. За несколькими столиками, что нужны были скорее для интерьера и хорошего времяпрепровождения, чем для практического использования, расположилось небольшое количество человек. Из их общего были лишь бокалы с напитком разных оттенков. Все они тянули на своих языках алкоголь и в разной степени отъезжали от бренного мира. Хотя по одежде, бренду и уходу за собой — все они принадлежали к различным финансовым положениям и уровням. Их взгляды не совсем осмысленно были направлены на панорамное окно, где остальные в своей спокойной суматохе ходили по несхожим направлениям друг от друга. Наблюдать за огромной толпой, что не сможет тебя увидеть, так как с другой стороны стекло абсолютно чёрное с золотым названием, зрелище увлекательное. Создаётся ощущение, что подглядываешь в мысли людей через их честное выражение лица. Кто будет скрываться в беспорядочной толпе, где никого больше в жизни никогда не увидишь? Поэтому отдать этому месту пару своих часов можно ещё решить с первого шага. Благо, пить Дазай не собирался, точно не в одиночестве. Приятный в возрасте мужчина с бархатистым голосом зачаровывает посетителей испробовать товар, пока длинные пальцы натирали бокал для входящего, вводя этим в некий транс. Нет сомнений в том, что каждый, кто заглядывал сюда, с лёгкостью попадался на эту удочку. Собственно, почему бы и нет. Именно эта фраза и была девизом ночи. Парень слишком спешил, чтобы посидеть и поговорить или присоединится к подглядывающим людям за столик, поэтому ограничился одним предложением. Ему не нужно спрашивать, что подобрать вредному и вспыльчивому коротышке. Стоило зацепиться за бутылку прошлого, так хорошо отложившегося в голове после стольких обмываний дел, как рука сама потянулась к карману. В пакете, идеально подходящим под логотип, покоилась бутылка вина в толстой деревянной коробке. Безусловно, оно было вкусным. Дорогой алкоголь по большей части такой. У всех винных домов имелся неповторимый вкус, за которым гонялись те, у кого лишних денег было так много, что не зазорно умереть от наркотического передоза или алкогольной комы. Особые гурманы разбирались в малейших мелочах на этикетках и охотились за определёнными для коллекции на полочках и погребах. Тёмные бутылки с скромной и элегантной упаковкой похожи на копилки, в которые вкладывают буквально миллионы. Им обозначается свой строк, когда их следует открыть, по мнению владельца. Остальное же время они греют душу и успокаивают лишь одним своим видом. Вино вызывает в извращённых гурманах возбуждение, что быстро перемещается в пах. Руки трясутся и подрагивают. Сердце бешено колотится. Взгляд пытается уследить за дорогой, чтобы не столкнуться с кем-то и не повлечь самых страшных последствий в виде разбитого стекла. Некоторые смогли найти компромисс. Стараться смотреть под ноги, цепляя боковым зрением свою покупку. Невероятно гениально, но тоже рискованно. Этот груз спадёт, когда обувь соприкоснётся с поверхностью дома. Дорогое пальто полетит на пол и помнётся, а оно точно было сшито у какого-то модельера, что посоветовал ваш близкий друг. В такие моменты кратковременного счастья уже всё равно. Особенно впечатлительным придётся перед употреблением ещё и оттянуть и без того липкое время прохладным душем и закинуть пару новых грязных вещей в стирку. Дазай хоть и любил вино, но не держал у себя. Он вообще не мог пить там, где спал и ел. Куда проще и приятней было заглянуть в бар и дать себе волю. Рыжая бестия была других полей ягода. Кроме коллекционных бутылок, что расставлены по всему дому как предмет интерьера, парень предпочитал налить себе немного в бокал и как все просто рассматривать людей с высоты, благо местоположение квартиры позволяло. Напивался в одиночестве он очень редко, настолько, что посчитать возможно по пальцам рук. Однако нужно заранее исключить все посиделки с любителем бинтов. Алкоголь, Дазай и Чуя — дела этой компании всегда кончались плохо для последнего. Дазай улыбнулся собственным мыслям и вернул взгляд к дороге. По этому пути он шёл уже не первый раз, поэтому смог бы пройти его закрытыми глазами туда и обратно. Пока прохожие упорно копались в себе, юноша уже преодолел главную улицу и свернул в тихие дворы. Здесь суматохи стало намного меньше. Даже естественный городской шум начал отдаляться за спиной, погружая в сонную атмосферу жилых домов. Осаму лишь на секунду обернулся, обретая безразличие, будто проверил, исчезла ли та шумная параллельная вселенная или нет. Каменный забор, что отгораживал зеленеющий сад, пролетал россыпью блестящих камней, отражающего фонари. Из-за чего они становились похожи на машины в центре, только с выключенным звуком по умолчанию. Дождь из лепестков образовал большие розовые лужи. Некоторые деревья своими головами подглядывали за жизнь вне стен. Чему Дазай был искренне рад, так как разделял их хобби, совать свой нос в чужие дела, что так тщательно порицалось обществом. Поэтому вскоре тёмные волосы были украшены маем, как принятие в ряды бессовестных подглядывальщиков. В этом дорогом спальном районе цвели различные виды растений, словно ещё один способ развлечь людей с огромными деньгами в карманах, которым, в общем-то, было всё равно на процент зелени в их окружении. Но отдадим им должное, те дополняли спокойствие и тишину здешней территории, тихо шепча комплименты прямо тебе на ухо. От чего шея покрывалась мурашками от внезапной ласки природного явления. Розовые бутоны рассыпались и падали от каждого лёгкого дуновения ветра, смело кружась в танце перед чужим взором, хвастаясь своими навыками, как маленькие дети. Поддавайся моменту и закружись вместе с ними, возвращая небольшой кусочек детства. Поздравляю, ты официально попал в клуб любителей природы. Осталось принести клятву нести в мир только прекрасное за руку вместе с нежными лепестками. Только не напугай окружающих тем, что взрослый человек, что ещё минуту шёл обычным спокойным шагом, вдруг завертелся и запрыгал, подражая выдуманной мелодии. Загоревшийся где-то сбоку свет привлёк внимание. Несмотря на глубокую ночь, ещё были квартиры, которые излучали белый или желтоватый цвет. Дазай же надеялся, что там, куда он направляется, ещё не спят. Путь от самого центра оказался не таким уж и долгим. Окраина элитных жилых комплексов находилась чуть подальше, в тихом месте города, где и проживало рыжее чудо. Тут буйство растений было куда масштабнее и весомее, чем в самом начале поворота. Огни потихоньку встречались всё реже, а короткая стрелка часов обещала вскоре начать новый круг. Благо в поле зрение попал желанный дом, спрятавшийся за отросшим крупным кустом. В прошлый его визит сюда тот был меньше, это точно отложилось у него в голове, хоть информация казалась бесполезной. Другой вопрос: почему такой человек, как Чуя, жил в столь спокойном месте, где обычно люди доживают свои дни. Была ли причина в насыщенной мафиозной жизни или большим жизненным опытом, что сойдёт на пожилого? Последняя мысль, будем честны, позабавила Осаму. Вот где разница в месяц от их рождения играла свою роль. Будучи в приподнятом настроении, охранники не особо обратили на него внимания, поэтому Дазай без проблем вошёл в здание. Полумрак окутал парня, подзывая утонуть в сонном мороке, на что он, как профессионал своего дела, не купился, а, как отъявленный лентяй, лишь мечтательно вздохнул. Конечно, это делалось, чтобы уставшие жители, возвращаясь домой, не источали плотную ауру гнева от того, насколько сильно им режет глаза после мрака города. Осаму теперь осознал всю степень усталости, но ещё оставалась впереди цель, которую нужно было обойти, иначе истеричная винная королева даже к двери не подойдёт. Выдох помог подавить слабость во всем теле, возвращая очаровательную улыбку. Девушка за столом была новенькой, так как раньше Дазай чётко знал всех работающих в холле, значит, пройти будет ещё проще, чем ожидалось. К тому же, ему жутко повезло. Скучающий взгляд, часто зависающий на наручных часах, и пёстрый журнал, который листали слишком быстро для той, кто вдумчиво читает, говорил о том, что смена скоро должна закончиться. — Доброй ночи. Чем могу помочь? — оторвалась девушка от журнала, улыбкой показывая, что вошедший юноша смог развеять её смертельную скуку от пребывания здесь. Дазай подошёл ближе, оставил пакет с бутылкой на полу, положил локти на стол и на них уютно устроил голову. — Я хочу навестить Чую Накахару из девятьсот третьей. Девушка кивнула и обратилась к компьютеру, что-то выискивая взглядом. — Я уведомлю его о вашем визите, — рука уже накрыла рабочий телефон, но вовремя оказалась прижата мужской. Дазай вздохнул, показывая явное разочарование. — Ох, поймите меня правильно. Я только недавно прилетел обратно в Японию после долгой поездки в Америку, — Осаму положил лоб на подставленную ладонь, зажмурился и поводил пальцами, создавая ощущение того, что он самый уставший человек на свете. — Мы с Чуей-чаном не виделись около года, — теперь Дазай меланхолично выводил узоры на гладкой поверхности светлого каменного стола. В глазах собралась вся вселенская тоска. Ему даже не нужно было поднимать взгляд, чтобы понять, как отреагировала на последнее предложение девушка. Парень зацепился за прикреплённый бейджик на одежде, — Акино-сан, поверьте, он будет так рад видеть меня спустя столько времени. Мне хотелось бы сделать ему сюрприз, когда Чуя-чан откроет дверь и увидит меня, то обязательно прыгнет и поймает в объятья, — Дазай недовольно надул щёки, став похожим на обиженного ребёнка. — Не хотелось бы, чтобы он успел остыть к тому моменту, как я доберусь до этажа. Он так редко показывает мне свои чувства. Знаете, как это больно? Кажется, такое откровение выбило из девушки последние остатки ясности мыслей. Её невинное личико залилось малиновым цветом. Осаму мог поспорить, что у неё никогда не было отношений, если этот лепет действительно на неё подействовал. Акино вздохнула и, видимо, пыталась вспомнить, как и что нужно говорить. — Е-если у вас есть доказательства, что жилец… вас знает, — девушка снова запнулась, цвет на коже стал ещё ярче, — то я закрою на эту процедуру глаза. Дазай лишь на секунду расплылся в дьявольской ухмылке и вернул привычное невинное выражение лица. В руках оказался телефон, издававший от нажатий по кнопкам писк, затем развернул к девушке, показывая фотографии. Акино внимательно их просматривала. Как только прозвучал последний звук мобильника, она округлила глаза, сглотнула и отвела взгляд. — Я поняла, можете проходить, — молоденькое лицо уткнулось в небольшие ладошки. Он посмотрел на то, что заставило её так отреагировать, и чуть не прыснул прямо там со смеху. Пьяное рыжее чудо развалилось на какой-то смятой ткани. Рубашка наполовину расстегнута и из-под неё игриво выглядывал яркий засос на ключице. Именно этой фотографией удалось вывести из себя Накахару после их последней пьянки. Они немного перестарались с количеством спиртного. На удивление, лекция о правильности распития дорогих напитков быстро закончилась, а нравоучитель с такой же скоростью захмелел. Потом неожиданно для обоих начал распинаться о том, какой Осаму козлина и бабник. Тот, о ком шла речь, просто сидел, глядя на это чудо с нечитаемым выражением лица. Он впервые допивал бокал не залпом, а перемалывая вкус на составные части языком. Когда Чуя заметил это и совершенно по-детски закапризничал, что его слова пропускают мимо ушей и, вообще, постоянно игнорируют, детектив сорвался с невидимой тяжеленой цепи собственных раздумий. Что поделать, в тот момент Осаму показалось забавным оставить хоть какое-то воспоминание о столь безумном застолье. Он не виноват, что Чуя это не оценил. Да ещё и отключился после поставленной метки. Юноша подхватил свою купленную ношу и стремительно скрылся за толстыми дверями большого лифта, напоследок помахав ещё смущённой Акино. Когда этот непонятный эффект пройдёт вместе с румянцем на лице, она обязательно стукнет себя по лбу. Она забыла даже спросить имя этого гостя. Да, были в системе где-то записи о том, чтобы не пускать к нему кого-то. Девушка закусила губу, провожая взглядом уже уехавший лифт, и понимала, что, скорее всего, придётся идти на ковёр, писать увольнение. Ей оставалось молиться, чтобы этот приятный, но немного странный человек оказался не тем, кто указан в системе. Дазай же, тем временем, нашёл опору для своей спины в виде стенки лифта. Лицо сбросило привычную маску и теперь отражало все те противоречивые эмоции, что перетекали друг в друга как космические туманности. Он не мог сказать точно, почему сейчас так нервничал. Парень не боялся реакции, она была более чем ожидаема. Чуя будет ворчать и ругаться, постарается силой выгнать из квартиры, что у него не получиться сделать, как бы он не старался. Во-первых, он был хитрее, во-вторых, он не зря потратил огромную сумму на бутылку вина. Однако если они её разобьют, то депрессия настигнет их двоих разом. При должном повороте ситуации, это сработает, как дополнительный предлог остаться и помянуть сокровище, что так и не успели даже попробовать. Осаму бросил задумчивый взгляд на пакет. В таком случае, одна эта ночь обойдется ему чересчур дорого, а Чуя не такая уж и хорошая компания для этого, чтобы разбрасываться такими деньгами. В небольшом помещении стало душно даже несмотря на то, что здесь было полно воздуха, и ехал он без попутчиков. Руки самостоятельно скрестились на груди, защищая от воздействия ожидающего волнительного состояния. Ноша била в такт играющей тихой мелодии по боку, будто бы пыталась успокоить и сказать, что всё плохое обойдётся, просто действуй так, как обычно. Однако эта поддержка была проигнорирована, он был слишком занят собственными мыслями, чтобы отвлекаться на какие-то незначительные внешние факторы. Взгляд гипнотизировал числа, что сменялись быстро и заставляли сердце приближаться всё ближе к горлу. Приятная трель оповестила о конце пути. Дазай сглотнул и осмотрел себя в большом зеркале. Как всегда потрепанная одежда, которая почти никогда не менялась. Он был в своём повседневном облачении и почти таком же настроении, но почему-то был уверен, что произойдёт сегодня что-то вне рамок жизненной нормы. Парень недовольно взглянул на своё лицо и поправил невидимую выбившуюся прядь. Как будто он когда-то переживал о своём внешнем виде. После этого движения прибавилось немного уверенности в том, что он был готов к любому неожиданному событию. Стальные двери раскрылись, и парень шагнул навстречу чему-то неизвестному, от чего кончики пальцев сводило и покалывало в предвкушении. Парень вышел в маленький, но длинный коридор с вкраплениями какой-то непривередливой зелени. Такое использование пространства оправдывалось лишь находящимися здесь гигантскими апартаментами. Убедился он в этом окончательно, когда третью по счёту квартиру нашёл на приличном расстоянии от лифта. Входные двери располагались невероятно далеко друг от друга. В этом были и свои плюсы. Во-первых, идеальное место почувствовать себя одиночкой, так как пересечься здесь с кем-то было наравне с легендами. Во-вторых, при всём желании ночью тебя не разбудит напившийся весёлый сосед и его компания. Даже если взмах крыльев мотыльков заставляет заходить регулярно в аптеку за берушами. Осаму остановился напротив увесистой железной двери и понял, что сегодня, скорее всего, будет очень больно. Он не любил боль, терпеть её даже не мог, поэтому захотелось просто упасть на эту махину лбом, остужая голову, и простоять так всю ночь. Можно было не сомневаться в том, что это был бы незабываемый опыт. Да, он просто оставит пакет здесь и уйдёт, а утром его найдёт Накахара, растерявшийся от такого подарка судьбы. Вспомнив потраченную сумму, внутренний жмот не дал осуществиться плану. Было как-то нечестно даже не вкусить напиток из полугодовой зарплаты. Распить её одному — ещё одна прекрасная мысль, которая жгла клеймом предательства. Его загнали в угол, кто бы мог подумать. Осаму ухмыльнулся этой мысли и зацепил на губах привычную всем улыбку. Рука потянулась к звонку, не давая передумать. Тихая трель раздалась по другую сторону входной двери. Парень добирался подозрительно долго. Когда Дазай хотел потянуться к звонку ещё раз, почувствовались шаги. В глазке, где мелькали до этого признаки света, стало темно. Спал он или нет, в любом случае, Чуя теперь в сознании, а значит, достать его было возможно. Приглушённая ругань по-настоящему подняла настроение, поэтому держать улыбку было проще. Она закончилась также быстро, как и началась. Парень ушёл в недра своей берлоги. С этого момента стартует игра, в которой заведомо был обозначен победитель. Дазай издал ещё несколько трелей. Написал два десятка сообщений и звонил до тех пор, пока абонент оказался вне зоны доступа. Хотя, он и сейчас там находился, а детектив, как огромный нескончаемый пожар, что пытается выкурить его. Дверь открылась далеко не быстро. Родная рыжая макушка с румяными щеками соизволила высунуться, и это было роковой ошибкой в шахматной партии с поставленным матом. Он сразу же незаметно просунул ногу и на всякий случай придерживал тяжёлую дверь рукой. Спокойная смерть была его мечтой, а не вероятность стать инвалидом. Почему-то эти действия были проигнорированы Накахарой, что сразу же заставило задуматься о чём-то подозрительном. Упоминая это, нельзя проигнорировать мятую рубашку с малиновыми каплями и пижамными клетчатыми красными штанами, спадающими почти до самых тазовых костей. Такой чистюля и уличный недоаристократ просто полез на стенку от собственного вида. Захотелось поставить парня перед зеркалом и спросить: «Что это такое? Как ты это допустил?» Но Осаму остался стоять на месте не только из-за странностей внешнего характера. Голубые глаза были мутными и одновременно с этим злыми. Он привык, что они ругаются каждый раз, стоит заметить друг друга издалека. Однако это были лишь слова, настоящей ненависти и желания убить, что успели заучиться, глядя умирающим врагам в лицо. Теперь похожим взглядом на него смотрел бывший напарник, что пугало и пронизывало спину мурашками. — Доброй ночи, Чуя-чан! — чуть ли не пропел Осаму, надеясь разрядить обстановку привычным идиотизмом. — Проваливай, — кинул Накахара и собирался закрыть дверь, но только сейчас заметил чужие цепкие конечности, поэтому хотелка не сбылась. — У меня кое-что для тебя есть, — без капельки уменьшения своего энтузиазма, парень подставил пакет прямо к чужому носу, не разглядеть деревянной упаковки с ностальгически знакомой эмблемой было невозможно. Взгляд смотрел то на него, то на ношу пару минут. С уст слетел мат, проклинающий то ли его самого, то ли ситуацию, то ли суицидника. Парень отошёл от двери и, не оборачиваясь, поплёлся в гостиную. Дазай был невероятно рад, что не получил лишних травм и ударов, но одновременно с этим напрягался ещё больше. Это выходило за рамки привычного и устоявшегося, перед ним открывалась неизвестность с обстоятельными изменениями. Он не мог знать, чувствует ли то же самое Чуя, но был уверен, что сегодня всё совершенно по-другому. С такой тяжёлой мыслью он снял ботинки и закрыл дверь, проследовав по проложенному Чуей пути. Парень нашёлся за тёмным столом. В руках крутился бокал с последним глотком, а открытая бутылка стояла пустой. Вошедший остался проигнорирован. Казалось, Чуя нашёл что-то слишком интересное в темноте города за окном, что не мог оторваться на кого-то человека. На самом же деле, реальность оказалась куда проще. Его не хотели замечать и видеть принципе. Дазай поставил коробку на стол, подхватил бутылку, смял пакет и удалился на кухню за вторым бокалом. Выбросив уже ненужный мусор, он быстро нашёл рядом с раковиной чистый сосуд. Со стеклянных стенок скользили на пол прозрачные капли проточной воды. Засмотревшись, по возвращению, он не сразу заметил растрёпанного Чую. Старший, по возрасту, алкаш старался добраться до бутылки, прикладывая гигантские силы к верхней части крышки. Он делал это в несколько десятков раз чаще, но судя по раздражённому выражению, сейчас не имел понятия, как эта штука работает. Открывшаяся картина была просто умилительной и потрясающе комичной. Осаму позволил себе прыснуть в кулак и остаться не услышанным. Парень подошёл и протянул руку к коробке, которую ему нехотя отдали. Если хочешь выпить, то придётся довериться даже врагу. Жидкость разлилась по бокалам в тишине. Чуя продолжал гипнотизировать и думать над любым предметом в собственном доме, лишь бы не заводить разговор. Дазай услужливо, сам от себя не ожидая, выполнял повисшее в воздухе требование. Казалось, если они будут сидеть в безмолвии, то вечер не свернёт на дорогу к последствиям. Они просто напьются и утром разойдутся по своим делам, как обычно. Осаму считал это неправильным, но тоже не рисковал сдвинуть обещающую судьбой лавину, поэтому даже не пытался поймать так старательно прячущийся взгляд. На удивление, не было никаких тарелок с закусками или блюдом, приготовленным специально. Без этого было бы трудно представить пьющего Накахару. Однако вот он, сидит сейчас перед ним и пьёт, по его же словам, «пустое вино». Ночь уже была странной и предвещала новые происшествия в обыденности за любым поворотом. Парень выдохнул и решил, что он никогда не боялся нырять куда-то с головой, поэтому зачем начинать перевоспитываться сегодня? — Чу-я, — позвал протяжно Осаму на половине первого бокала, что разлился уже в голове катализатором необдуманного действия. Рыжий отозвался недовольным взглядом, будто тишина в помещении показывала удивительный спектакль, а он разом испортил ему все впечатления, — ты сегодня такой злой. Что произошло? — Ничего не произошло, — резко отрезал парень. — Не нравится компания? Проваливай. — Врёшь, — констатировал суицидник, рассматривая жидкость у себя в бокале. — Как ты проскочил в холле? — Чуя не ждал на этот вопрос ответа. Просто решил оставить после себя такую же фразу, на которую не ответят. Не должны, как и всегда, когда тема заходит на личное и болезненное. Обещанные первые повороты случились. Ему ответили, его обыграли. Дазай поймал неосторожный взгляд бывшего напарника. Он махнул рукой в воздухе и не соврал: — Просто показал ту самую фотографию с нашей последней пьянки. Фантазия девушки сделала всё без моей помощи. — Прекрасно, — выплюнул Накахара без каких-либо объяснений и выпил залпом оставшуюся половину бокала. Тонкое тело покачнулось, и стала заметна настоящая степень опьянения. Рука потянулась к бутылке, но её тут же не стало. — Думаю, тебе сегодня хватит, — всё также приподнято объявил Дазай. Чуя на миг рассердился, но перед обещанным взрывом его лицо дрогнуло, и тело просто упало на стол. Лицо утонуло где-то в твёрдом столе. — Осаму, ты отвратительный человек. — В своё оправдание скажу, что это получилось совершенно случайно. Его одарили ещё одним хмурым взглядом и скрылись обратно в стол, используя его как защитную броню от этого диалога. Всем своим видом парень показал, что не верит ни единому слову. Дазай был бы не самим собой, если бы не оставил бутылку и бокал в одиночестве и не пересел на другую сторону. Защита заскрипела, пронзая пространство комнаты. Осаму облокотился на тёмную поверхность, поддерживая ладонью хмельную голову. Вторая опустилась на чужую спину. Лёгкое поглаживание в теории должно было успокаивать, но вызывало гамму противоречивых эмоций, в которых никто из них не мог определиться. Поэтому успехом было то, что её тут же не скинули и не отомстили ударом в лицо. — Брось. Тебя волнует, что о нас подумают, как о парочке влюблённых? Чуя молчал, молчал долго. Его дыхание было учащённым, но нельзя было сказать точно, с какого именно момента оно стало таким, он не уследил. Тело под его рукой совершенно не двигалось и даже показалось, что он уснул. Дазай хотел было продолжить, устроив небольшую проповедь, но не успел открыть рот: — Нет, — получилось слишком смазано и долго, поэтому напускная уверенность была проигнорирована. Накахара поднялся, плечи были опущены, а спина гнулась в ощущении, что его давит навалившаяся усталость. Ладонь сама собой свалилась со светлой ткани. Уверенный взгляд встретился с заинтересованным и ожидающим. — Меня волнует, что ты ничего не воспринимаешь серьёзно. Дазай приподнял одну бровь. Вся дурашливость вмиг испарилась, уступая место внутренним пробивающимся чувствам. Он нахмурился, потупя взгляд в пол, и вернулся к чужому уже серьёзным и решительно настроенным погрузиться в водоём с огромными последствиями. Собственно, как и обещалось им обоим. Чуя с замиранием ждал толчка, когда его окатят ледяной водой и утащат первого. Произойдёт то, чего он так сильно боялся, то, что запутает этих двоих ещё больше и они ещё долго не смогут об этом говорить. После этой ночи всё станет просто невыносимым и сложным, ещё хуже, чем было до этого дня. Накахара не был готов к таким переменам, он сломается из-за них, но при этом бесконечно желал. — А что? Я должен воспринимать серьёзно человека, что напивается из-за собственной неуверенности и страха? Который смотрит щенячьими глазами, постоянно ожидая чего-то и если ожидания не оправдываются, начинает сердиться и поливать грязью хозяина. Так? Накахара знал, что тот обо всём подозревал, ещё одна привычная волна раздражения накрыла его лицо. Невооружённым глазом были заметны проскальзывающие мысли. Почему он не прекратил это всё с самого начала, раз знал и догадывался о том, что происходит с ним всё это время. Хотелось закричать и разругаться с этим человеком. Руки чесались, чтобы ударить и крикнуть, что он неправ, он ни хрена не знает, чтобы с такой уверенностью что-то утверждать. Что его слова всего лишь догадка и не более. Просто остановись и дай объясниться. Сегодня они, наконец, заговорили о том, что происходит между ними, и такое долго ещё не повторится. К сожалению, он не был в состоянии всё объяснить и решить раз и навсегда. Хоть это была прекрасная возможность. Мозги плавились от любых умных заключений. Чуя был сплошной эмоцией и сейчас многие из тех, что были спрятаны, запрещены и избиваемы в повседневности, вырывались диким зверьём наружу. Поэтому он просто обреченно ответил: — Да. — Хорошо. Дазай медленно двинулся вперёд, давая время передумать и отстраниться. Чуя был пьян настолько, что не успел ни о чём подумать, поэтому его губы смяли чужие. Он сам не понял, как обнял бывшего врага за шею и потянулся к нему. Поцелуй был нежным, от него щипали глаза, и скрипело визгом сердце. Дыхание сбивалось, подталкивая душу к кульбитам. От них кружилась голова. Эта липкая от сахара и предвкушения волна ударила по головам молодых людей. Чуе и так досталось ещё и градусами, поэтому контролировать происходящее с ним и ситуацией просто-напросто не мог. В грудной клетке завибрировали стоны, выбивающиеся цветочным бархатом для ушей напротив. Рука прикоснулась к тонкой шее, вторая легла на поясницу и легонько поглаживала её, иногда дразнящим движением спускаясь ниже. Вместе они чувствовали чужую волнующую дрожь, что пробегала по рукам, на груди, сбивая ритм дыхания, и бежала к сердцу, сжимая всей армией бедный орган. Рука забралась под белую майку и провела подушечками пальцев по потному позвоночнику вниз. Парень выгнулся ему навстречу, разорвал поцелуй и громко простонал, зажмурив глаза. Будь он вменяемым, то никогда бы себе не позволил такую вольность чувств в его присутствии, врезал бы сам себе. Осаму был удовлетворён результатом, отслеживая любые изменения в расслабленном от наслаждения лице. Это придавало большей уверенности в движениях и заставляло бродить возбуждение напополам с алкоголем, разгоняя смесь в крови. Дазай ничего не делал со своим голосом, оставаясь всё таким же серьёзным, но следующая фраза звучала как контрольный выстрел по остаткам ясных мыслей Чуи: — Как ты и просил, я буду серьёзен и дойду до конца. Последовавшая за этим крупная судорога тела в его руках заставила Осаму довольно усмехнуться. Холодными пальцами была поддета белая футболка. Ткань успокаивающе прошлась по телу, пока не покинула обладателя совсем. Сбоку послышался звон стекла. Чуя матерился про себя. Благо, в его квартире большинство бокалов были крепкие, и их не так-то просто было разбить. Пришла хмурая мысль, что он проверял это много раз. Осаму углубил поцелуй, выбивая что-то важное из сознания рыжего чуда. Парень встал и потянул его за собой. Надолго разделить пару не получилось. Они вовлеклись в ещё один ленивый поцелуй и перед тем, как зайти в спальню, сбили бедный горшок с каким-то растением. Дазай зашипел, видимо, тяжёлый предмет пришёлся на его ногу. Чуи не удалось отвлечься и на это, так как дверь быстро закрыли, а к шее припали горячим языком. Он откидывает голову, встречаясь с противно привычным потолком. Внутренности сводит знакомым неприятным чувством. Приходит жалость к тому, что Осаму не знает, сколько видели эти стены истерик и чувствовали на себе разбивающиеся стекла винных бокалов. Эту мысль почти сбивает прикосновение губ к ключице и подхватывающие на несколько секунд руки. Он пропустил тот момент, когда они оба остались только в нижнем белье. Неожиданная мягкость кровати под собой утянула его в иной чувственный мир и безграничную восприимчивость, обволакивая разум, лаская отпустить себя. Чуя последовал чужому зову, но он не выполнил своего обещания, его обожгли пожирающим холодом. Глаза распахнулись в удивлении. Голой кожей он мог ощущать призрачные прохладные солёные пятна. Звон собственного непроизнесённого в настоящем крика гудел в ушах, обвешивая сердце тяжёлыми цепями с замком. Осаму, старательно целовавший его затвердевшие от ужаса губы, теперь казался мифическим существом из старинных книг. Тем, что высасывает счастье при одном единственном близком контакте. Чуя почувствовал, как оказался в ванне до краёв наполненной отчаянием, а на водной глади отображались самые скверные одинокие ночи. Он рассматривал их, как совершенно другой человек, будто не он разрывает глотку и душу на кадрах. Удар кулаком лишь на некоторое время заставил их остановиться, но в скором времени они возобновились. Почему-то это оказалось не печально, а до ужаса смешно. Настолько, что он разрешил ситуации плыть дальше. Если бы Накахара не пил этим вечером, то смог бы оттолкнуть его от себя, не дав совершиться этой чудовищной ошибке. Дазай тоже это знал, от этого становилось тошно. Чуя смотрел на него с разбитым пониманием и алкогольным вожделением, что портило и разрушало всё, к чему он смог прийти в этом состоянии. Его пьяные мысли добрались до повседневных и усугубили их в несколько раз. Тело тянется и желает Осаму, а сердце замирает в страхе и бьётся невольной птицей в клетке. Чуя не сможет ничего сделать, он слаб, и просто позволит сделать себе больно снова, и каждое последующее прикосновение это подтвердит. Давай, Дазай, каждый может расписать твою жестокость, пора в этом убедиться лично. Просто возьми чужие ослабшие ладони в свою, опусти их над рыжей головой и сожми так, чтобы боль пробудила проснуться от наваждения. Не давай касаться влажной от пота кожи, которая была так желанна одинокой брошенной душой в моменты слабости. Не разжигай тлеющие чувства блядским горячим дыханием. Не прикасайся так легко, так мягко. Эти чёртовы мурашки загоняют в угол, натягивая петлю свободы вокруг шеи. Он не хочет знать, что нужен, он не хочет понимать, что может быть любим таким демоном. Это больно, эти немые обещания разъедают в объятьях хлопкового постельного белья и запаха на соседней подушке, что пропиталась солёными слезами. Жертва не хочет питать надежды и верить в то, что всё это происходит на самом деле. Но Чуя чувствует под своими пальцами чужое сердце, то стремиться стать ближе к нему даже через сдерживаемые рёбра и плоть. Сломанная табуретка под ногой скрипит в его голове и ломается. Верёвка затягивается на шее вместе с мягким поцелуем. Он понимает, что умирает в чужих ласковых объятьях. Накахара никогда не хотел испытать эту ситуацию в реальности, слишком дорого давалось ментальное здоровье, но, в итоге, столкнулся лицом к лицу со своим сладострастным кошмаром. Становится страшно от того, насколько их связь абсурдна сама по себе. Губы дрожат, и это, естественно, не укрывается от самой причины. Шершавый и пропитавшийся алкоголем язык проходит по чужим губам. Осаму, ты правда не понимаешь, что делаешь только хуже? Судорога схватывает горло, приходится разорвать поцелуй. С опухших губ соскальзывает болезненный стон. В глазах щиплет от концентрации острой нежности, что в руках Дазая режет не хуже саркастичных и ядовитых оскорблений. Как же это всё, блять, неправильно, но Накахара готов был лезть на стену от того, насколько одновременно сладко происходящее. Лёгкие заходятся в немой истерике, стараясь не то побудить на настоящую, не то предотвратить её вовсе. От собственной открытости хочется блевануть суицидальному придурку на лицо. Осаму смотрит внимательно потемневшими глазами в чужие, где всё уже плывёт от скопившейся влаги. Дазай спускается мокрым языком к тому месту, где отчётливей всего можно было расслышать сердце. Душа Чуи, обхватив колени, всё это время сидела небольшим калачиком в углу и молилась о том, чтобы это всё побыстрее закончилось. Он был с ней солидарен. Они вместе находились на тонущем корабле физического тела. Им не суждено было покинуть этот борт, как крысам, почуявшим верную скорую смерть. Они могли быть лишь сторонними наблюдателями, хватающимися за головы от ужаса и понимания, что никак не могут повлиять на происходящее. Однако как в самом плохом и клишированном кино среди них был предатель. Душа подпрыгнула на месте, уставилась глазами раненного оленя на охоте. Чуя воспринимал всё как иррациональное, с отсутствием во всём логики и смысла. Поэтому воспринять новое внутреннее поведение, что береглось им с ранних лет от всех жизненных невзгод, было попросту больно. И когда на воображаемом лице почувствовалась счастливая улыбка, что появлялась по-настоящему так редко, тело наполнилось сладким тёплым мёдом. Поцелуй, оставленный на сердце, вытянул из него сокровенную нить, что накрепко связалась с Осаму. Всё: от настоящих эмоций разгорающихся огнями в голубом тумане, что обрамлял раскрывающийся зрачок, до мимолётных движений, притягивающих тепло забинтованной кожи. Всё было доступно Дазаю без каких-либо ограничений. Это был приговор, заключённый с дьяволом. Он уже чувствовал, как влажные дорожки бегут с глаз и останавливаются только на ушах. Этот жест был слишком личным, слишком чувственным, он должен быть оставлен только любящим человеком. А разве демоны умеют любить? Этот вопрос останется без ответа, потому что последняя моральная стена, что с таким усердием старалась отгородить от этого, пала, разлетевшись по ветру пылью. Чуя властно тянет Осаму обратно за влажные и горячие у корней волосы и впивается желанным поцелуем. Он не остаётся в проигрыше, хотя счёт никто из них точно не ведёт. Язык смело проникает в рот и отдаёт всё топливо, завязанное на ненависти к этому человеку, что перерастает в желание отдающее отклонениями в области психиатрии. Внутренняя кожа ног скользит по чужому бедру. Воздух разрезает приглушённый требовательный к действиям стон. Рука, что недавно была подвержена душевному апокалипсису в виде непрекращающейся дрожи, смело потянулась вниз, к гладкой ткани чужого белья. Он рискует раскрыть в своём взгляде страстную нежность, стремящуюся поглотить любовника с головой, о чём предупреждает с выдержанным временем отчаяньем. Это откровение заставляет дрожать Осаму, от чего на губах Накахары появляется слабая ухмылка. Ладонь исследует возжелавшую плоть, и та напрягается сильнее под подушечками пальцев. Он чувствует, как ранимая вторая личность еще приходит в немой ужас от того, насколько просто оказалось себя подчинить ситуации, но он просто мирится с этим. Парень привык, что всё, начиная от заданий и заканчивая отношениями с людьми, у Осаму всё всегда идёт так, как тот того захочет. Хоть на работе он всегда полагался на это, то в жизни старался отгородиться огромным числом непробиваемых стен и ядерного оружия, выстреливающего каждый раз, стоит открыть рот в присутствии цели. Горько веселила мысль, что он и правда считал, что это может уберечь. Дазай — ураган. Его действия нельзя предсказать или отследить. Он утянет к себе в смертельное танго, от которого несёт сердце в алкогольном опьянении, а потом выкинет обратно на холодную истощённую землю, где всё выстраиваемое долгими годами превратилось в свалку мусора. С ним будет также, это просто нужно принять и перестать отгораживаться так рьяно. И пока в настоящем он отпускает себя в свободный полёт от сдерживаемых оков, внутри он слышит тихий плачь брошенного ребёнка, что растянутым рукавом пытается остановить нескончаемые потоки слёз, словно кровоточащую рану. Рефлексия отходит на дальний план, укрывая того мальчишку обещанным спокойствием. Чуя плюёт на всё, за что, конечно, поплатится. Его тело находит отдушину напротив и отчаянно тянется к нему. Хозяйственные отметины доходят до нижней части живота, пока взгляд расфокусирован на белом потолке. Воздух сковывает пустотой, проникающей в голову и отравляющей дёгтем возбуждение. Язык льнёт к нему, волны предвещающего оргазма проходятся по телу электричеством. Чуя чувствует себя оголённым проводом. И это натягивает весь скелет, заставляя прогнуться в пояснице. Ноги прочно зафиксированы крепкими руками. Накахара теряется и слепнет. Страсть оглушает собственные стоны, которые кажутся чужими в этом бреду. Глаза закрываются с такой силой, что впоследствии он увидит только радужные цветы на белом поле-потолке. Тело в единый миг превращается в каменную статую, и все сложные химические и биологические процессы замирают. Только сердце в этом затишье заставляет не умереть, напоминая о том, что он ещё существует. Всё приходит в норму благодаря глубокому дыханию и подрагиванию мышц, что вычищают от действия неги. Осаму Дазай всегда берёт то, что ему захочется, и Чуя Накахара не станет тем прекрасным исключением из аморальных жизненных правил. Поэтому на своём теле парень чувствует сумасшедшую власть, прикасается к лёгкости любящей нежности, от которой не получается закрыться, так как оно разжимает клетку на его сердце. Он позволит себе обмануться и будет выстанывать горячим шёпотом и громким криком имя и содрогаться от эмоциональных бомбардировок. Тело заскулит от количества ласковых прикосновений и осыпанных поцелуев, которые после восхода распустятся мрачными цветами пережитого отчаяния. Его будут возвращать к шоколадным глазам с горчащей хитринкой, почувствует её на языке, сглотнёт и отравит ослабший организм. Он не может воспользоваться чужим оружием, поэтому попытается пронять доверием, хоть и страшно проиграть в этой партии после такого рискованного хода. Он смотрит в чужую чёрную душу и осознаёт, насколько она отвратна в своём искалеченном состоянии. Парень сглатывает и выходит на откровение, и долго говорит ей о том, что с ним происходит после, говорит о том, как она превращает его в последователя-близнеца. Накахара знает, что не дождётся ответа и не сможет понять, подействовало ли это, но он в очередной раз просто будет надеяться, на хорошее, на лучшее, что всё плохое пройдёт стороной, в противном случае, это было бы жестоко. Он понимает это и всё равно не уверит в придуманную проповедь. Парень мог с уверенностью сказать, что Дазай испробовал на нём все манипуляции, физические, ментальные и те, которые он применял не специально, и которые додумывало воображение. Чуя давно смирился с тем, насколько оказался привязан к этому исчадию ада. Этот секс был не более, чем очередное эмоциональное сближение, которому он отдался, погружаясь в этот тёмный водоём без дна с головой. Они — двое мазохистов с искалеченными мозгами в голове. Намеренно тянутся друг к другу, а потом делают вид, что ничего не случилось. Целуются так, словно хотят стать одним организмом и больше не отпускать от себя, так страстно, будто не желают в этом мире никого больше. Пересекаются взглядами и смотрят так долго, будто читают, что происходило с другим за то долгое время разлуки. И всё равно оба понимают, что не нужны друг другу. Они не произнесут ни слова. Осаму оставит поцелуй на лучике солнца в ярких рыжих волосах, пока их владелец пытается отойти от чувственного небытия. Он не дождётся ответа и завалится на другую половину кровати, накроется по горло одеялом и уснёт. Парень лишь наблюдает, но не ответит, не выскажет всю тяжесть противоречивых чувств. Всё произошло слишком быстро, закружило и бросило в ситуацию, не дав времени разобраться. От такой скорости кружится голова, а вес собственных упрёков уже виден вдали отходящего возбуждения. Накахара хочет провалиться в темноту, туда, где они никогда не достанут. Он не сможет сейчас отбиться от них, так как эмоций банально не осталось. Парень вертится ещё час, жмурит глаза, прогоняет мысли, но ничего не помогает скинуть сознание в желанное лимбо. Чуя опустошён, и любой негативный поток мог его запросто сожрать, поэтому он отказывал себе в том, чтобы подумать и проанализировать случившееся. Он разглядывает просыпающееся солнце над Йокогамой. Парень уверен в том, что слёзы скатываются с щёк именно из-за яркого света. Рука чувствует, как глаза нагрелись от обилия солёной воды. Это была наивная попытка спрятаться от мира, словно он тут же устроит над ним суд по всем скопившимся грехам. За то, что не смог сдержаться, когда самые кошмарные влажные сны сбывались, когда человек, что так трепетно ласкался нежными чувствами в сердце открывает для него объятия. Хотя он понимал, что настоящий Дазай не такой, он использует людей в различных целях, продумывает ход на тысячу шагов вперёд. Он прекрасный хищник, вокруг которого постоянно крутится добыча, что рано или поздно поплатится за свою неосмотрительность. В голове примером возникают многочисленные пассии Дазая, слёзно критикующие лично или в сообщениях, которые не скрывает от него. В эти мгновения он не видел ничего, кроме безразличия в тёмных глазах, и он не ждал, что там появится другая эмоция. Как иронично вышло, что он оказался одной из них. В подтверждение придуманной теории на лице того, кто уже смотрел не первый сон, застыла улыбка. Зубы свело от промелькнувшей мысли, что у этой твари есть круглосуточный доступ даже во сне к мозгам бывшего напарника и в любой момент он был готов согласиться с самыми худшими. У Чуи болезненно зачесались руки от желания разбить лицо довольного в мясо. И за то, что он в конечном итоге сдержался, был обязан получить премию, которую уже заранее выписал себе в голове. Заснуть было бесполезно. Это стало очевидно. Чуя кое-как оторвал приклеившуюся дрёмой руку от мягкого одеяла и протёр глаза большим и указательным пальцем, хоть как-то вымещая подавляемое раздражение. Однако он оправдывал это, как способ вернуть чёткость зрения, на которое не жаловался. Парню с трудом удалось поднять грудную клетку, за что получил ноющую боль в пояснице от уставшего организма. Здоровый образ жизни остаётся проигнорирован. Бог существовал только потому, что эта роковая ночь выпала на выходные. В противном случае, его измотанного и не выспавшегося застрелили на первых секундах развернувшейся перестрелки. Единственный плюс: больше никогда не видеть лицо скумбрии. Накахара перекинул ноги на пол, упираясь в пушистый ковёр. Как никогда он был рад, что решился на приобретение этого пылесборника. На контрасте с ним лежало нижнее бельё, явно не числившаяся в его собственности. Дыхание обожгло воспоминание, как легко данный материал скользил с худых бёдер, имея разрешения от сдавшегося разума и уверенных рук. Чуя прикусил губу до алых капель, окрасивших их в яркий цвет, и сжимал постельное бельё до тех пор, пока мышцы не стали просить об отдыхе. Взгляд в мольбе уставился на потолок, что был отличной поддержкой в истеричные вечера и сегодняшнюю ночь. Так и не найдя привычного успокоения и сил для последствий нового дня, он первым делом отказался от поисков в этом беспорядке своей одежды. Парень понимал, что не выдержит ещё одного упоминания о случившемся. Ему и так приходилось подключать нетренированное воображение, чтобы игнорировать спящего человека. Придётся раскошелиться на заказную уборку и свалить на пару дней, завалив горами бумаг и отчётов худое тело, привыкшее держаться на топливе-алкоголе. Спать на кожаном диване, где каждое движение будет чётко озвучено пространству, и прикрыться пиджаком, наутро обнаружив промёрзшие до инея кости. Лишь бы к возвращению здесь было до тошноты чисто. Одежда вычищена от стыдливых пятен и аккуратно сложена в гардеробе. В воздухе уже бы не было этого запаха пота и спермы, только ядовитая хлорка, которая выжигает глаза до слёз. И это даст разрешение пустить влажные дорожки. Это не будет ощущаться как очередная слабость, крепко связанная с Дазаем. Всего лишь ебучие химикаты. Чуя находит в ящиках одежду, что может максимально скрыть от любопытных зеркал, пока те не оказались разбиты хорошим ударом. Старательно игнорируя неприятные ощущения, как можно скорее одевается в нужную сейчас броню. Игнорирование — это тот самый навык, который он приобрёл только благодаря общению с Осаму, и именно оно в последнее время составляло большую часть жизни. Когда ты не испытываешь ничего и не замечаешь происходящее, отказываясь воспринимать, становиться как-то проще, хоть и знаешь, что оно всё равно караулит и охотиться в периферии. Он знает, что загонит себя таким отношением в петлю раньше того, кто об этом ежеминутно только мечтает, но не может отказаться, продолжая отпускать себя только под огромными градусами. Чуя прогоняет взмахом ладони мысли, что от тяжести начали материализоваться в воздухе, и имитируя престарелую черепаху, раненую в одну из лап, добирается до ванной комнаты. Пальцы ласково прикасаются к выключателю, оставляя светлую дверь открытой. Почему-то вдруг показалось, что именно это повседневное действие заточило бы тело в железную клетку. Парень поморщился и повёл плечами от странных мыслей уже с самого утра. Тёмный кафель комнаты словно вырабатывает дополнительный кислород вперемешку с успокоительным, поэтому здесь он чувствует себя почти как ежедневно. Наполовину разбито, но функционировать можно. Механически взяв щётку с зубной пастой, методично чистить зубы. Сколько бы парень не прислушивался к себе, в ответ слышал только тишину. И пока этого было достаточно, пока он не съедал себя изнутри, запивая очередной приступ горькими концентрированными напитками. Но потом проснётся суицидальный ублюдок. Его фирменная улыбка войдёт под кожу медицинской иглой. Клетки наполнятся жидкостью в основном состоящей из ненависти и питательных веществ, которые послужат дозой адреналина. Осаму кинет бессмысленную, привычную, колкую фразу и тут же получит достойный ответ. Оба будут удовлетворены этим. Накахара сможет вновь жить и даже на секунду почувствовать себя счастливым. Для большинства, ненависть — это то, что медленно убивает тебя, начиная с саморазрушения, но Чуя испытывал к Дазаю такую ненависть, что воскрешает и открывает дорогу в нормальную жизнь. Так должно быть, это правильно. Неправильно было чувствовать нежные ладони, сладкий шёпот, с какой-то романтичной хренью, которая действовала на него, как бы не хотелось сказать обратное. Неправильно было ощущать любовь от личного демона и стонать от умелых прикосновений, которые выбирали, которые отслеживали, чтобы доставить удовольствие. Это как находиться в аду, отбывая срок за свои грехи, но при этом купаться в райских целительных водах. Было бы куда легче, если бы Осаму не дал выпить ему и одного бокала в его компании. Если бы он смотрел на него равнодушно с дикой похотью, от которой бьётся сердце в страхе за жизнь. Оставил синяки, от грубой хватки и ударов, чтобы жертва перестала сопротивляться. Перевернёт, не давая смотреть в глаза и нагнёт, будто является животным. Войдёт резко, сухо и без подготовки, вдалбливая подрагивающее от рыданий тело в мягкую кровать. Это было бы проще пережить и переварить, чем навязывать себе мысль о любви и мучаться в незнании правдивости таких выводов. Это было бы ожидаемо. Руки невольно сжимают раковину, а глаза жжёт, словно их закапали острым соусом. Взгляд натыкается на отражение, и с губ срывается бессмысленное: «Что с тобой произошло?». Обещанные синяки ехидно выглядывают из-под воротника, прекрасно устроившись на бледной тонкой коже и выжигали огнемётом внутренности подчистую. Чуя сплёвывает мятную пену в раковину, а пластиковая щётка с грохотом ударяется о белую поверхность. Ноги ослабевают, отказываясь держать на себе столь дурную тушу. Колени встречаются с крепким кафелем. Несмотря на тренированное в боях тело, кажется, что он больше не поднимется. Одна из рук ещё слабо держится и не даёт провалиться сквозь пол на предыдущий этаж. Накахара шипит, не совсем понимая причину, то ли это из-за ноющих от боли колен, то ли из-за накативших ураганной волной эмоций. Ладонь прикрывает рот и зажимает нос, словно в воздухе витает отравившей его яд, ставший ключевой проблемой происходящего в реальности бреда. Зажмурившись так, что заболели глазные яблоки, парень отпустил тот белый островок, что не давал упасть в бездонную пропасть, и прижал обе к грудной клетке. Костяшки сжатых кулаков впивались в кости, сквозь небольшую прослойку тканей плоти. Это боль трансформировалась в чёрную дыру, поглощающее то, что ещё толком зародиться не успело. Чуя предпринял отчаянную попытку остановить то, что начало происходить с организмом, что он так сильно не хотел переживать в очередной раз. По крайней мере, пока в его квартире находится катализатор этих изменений. Услышать какую-нибудь колкость на счёт этих метаморфозов, а ещё хуже жалость и предложение помощи, было даже тошно представлять в собственной голове тем самым голосом. Чуя подумал о том, что именно из-за этого человека он страдает и будет страдать ещё долгое время. Было бы проще, если бы Осаму наконец смог воплотить свою давнюю мечту о самоубийстве и просто сдох, желательно в токсичной куче отходов, от которой даже живучие тараканы отправятся на тот свет. Накахара только потоптал бы дорогими ботинками могилу и хорошенько харкнул на землю, укутывающую множество мертвецов на кладбище. Тело предательски содрогнулось, а представленная картина не доставила и грамма ядовитого удовольствия. Ванна задрожала от силы удара, что пришлась на несчастный шкафчик. «Да что, блять, с тобой случилось?» — прокручивалось в голове на бесконечном повторе, пока мозг испуганно додумывал. — «Когда это случилось?». Когда их обмен колкостями неожиданно стал приятным десертом дня? Когда вдруг на операциях надоедливый напарник превратился в того, за кем взгляд стремился углядеть, чтобы спасти из смертельно опасной ситуации? Когда советы младшего всезнайки стали отпечатываться на его сознании и активно применяться? И когда подколы за это перестали раздражать, замещая странной гордостью? Когда в голове начали зарождаться сладкие чувства? Именно последний вопрос ударил его по голове не хуже бейсбольной биты. Он знал, ощущал коркой сознания, что рано или поздно он сформируется и болезненным осознанием возникнет перед глазами. Именно поэтому Чуя старался оставлять как можно меньше свободного времени, утопая в бесконечной работе или алкоголе, чтобы просто отрубиться и начать день заново. Много лет подряд это работало безотказно, хоть и приходило понимание, что лавину прорвёт с огромной силой и последствиями. Однако это эфемерная реальность была так далеко и неоднозначна, что задумываться не было смысла. Именно по причине воздержания в мыслительной деятельности это казалось абсурдом. Как можно любить Дазая Осаму? Гадкий, скользкий тип, не принимающий всерьёз никого, кто был бы интеллектом ниже. Колет, режет и манипулирует в своё удовольствие. Дьявольский ублюдок. Это просто не было правдой. Ложь. Разыгравшееся воображение. Он не мог допустить этого, не мог проглядеть свою слабость. Он ёбаный мафиози, убивающий людей, пытающий до пены у рта и закатанных глаз у пленников, а не наивный школьник, представляющий каждую симпатию и флирт как любовь до гробового камня. Он не мог привязаться к тому, у кого уважение к чужим сокровенным и искренним чувствам было на отметке нуля и иногда ещё ниже. Нервный смех зарядил воздух вокруг какой-то неловкостью по отношению к здоровой голове и ожидающей нового удара психике. Глаза сами распахнулись, мир приятно вертелся, будто всё в этом мире поняло масштаб развернувшейся трагедии и старалось погрузить парня поскорее в царство снов. Чуя Накахара пережил нескончаемый поток перестрелок, казавшихся тогда адом на бренной земле, он руководил огромным количеством людей и почти всегда выходил победителем. Он не отключится от своей нестабильности в собственной ванне. Ещё один пугающий смешок и в глазах отразилось ненормальное спокойствие с принятой уверенностью. Дрожащие ноги без своего согласия помогли принять нормальное для человека положение. Чуя вышел из комнаты, не обращая внимания на тянувшийся за ним лучик искусственного света лампочки. Гостиная встретила оголённые ступни утренней прохладой, прокрадывающейся через открытое окно, о котором никто так не вспомнил. Огонь в искусственном камине, казалось, затрепетал с нескрываемыми переживаниями, увидев хозяина квартиры. Накахара пересёк комнату с мёртвым взглядом расправленными плечами и ненормально прямой осанкой. Если бы таких развитых роботов к настоящему моменту времени успели создать, парень бы был прекрасным примером возможностей технического прогресса. Светлые оранжевые пятна рассветного солнца оседают пыльцой на рыжих ресницах и согревают лицо ласковым прикосновением. В любой другой день он подставился под них и понежился хотя бы пару минут, но изобилие чувств за этот нескончаемый день достигло критической точки. Чуя абстрагировался от них, как и делал всегда со всеми вещами, что ему не нравились или где он был бессилен. Ладони почти ласково коснулись белого выдвижного ящика. Пальцы провели по гладкому дереву, а взгляд прошёлся по содержимому и остановился на тёмной толстой ткани. Несколько нервных движений по поверхности и пальцы сами потянулись вперёд. Бархат заставил покрыться мурашками всю руку, а вес содержимого отрезвил обратно. Ткань съехала и осталась лежать, покинутая на дне. Взгляд прошёлся по всему металлическому предмету. Оружие всегда было прекрасным решением в их жестоком мире. Небольшая коробка с патронами оказалась рядом уже открытая. Обойма в руке постепенно становилось тяжелее и увесистее. Вместе с ней в голове всё меньше понимания реальности происходящего. В какой-то момент Накахаре почудилось, что он всё-таки смог уснуть и сейчас просто прибывает в очередном кошмаре. Чем сильнее он старался в это поверить, тем легче передвигались конечности и тем меньше мыслей беспокоило разум. Обойма щелкнула и заставила обратить на себя внимание. Движение по предохранителю. Безжизненную комнату оглушил звук затвора. Добрался до спальни Чуя пребывая в странном состоянии прострации. Взгляд тем временем прослеживал всё, от винных пятен на белом ковре, почти пустой чужой бутылке, которую они не допили. Когда-то белая, теперь покрывшаяся малиновыми пятнами, пижамная майка, очевидно мятая и оставленная на тёмном деревянном столе, что устроилась на сбитых ею бокалах. Задетый ногой цветок орошал землёй чистые полы. Глиняный горшок раскололся, а само растение валялось мертвецом, покидая этот мир и всех его обитателей, как на церемониальном прощании. В непривычно светло оранжевой комнате, наполненной тёплом разогретого солнца, нашёлся тёмный жилет с рубашкой Осаму. Если поднять её сейчас и поднести к лицу, то можно почувствовать знакомый запах тела напарника, без намёка на использования какого-либо одеколона. Рядом безобразными смятыми горками лежали штаны. И в этом царстве страстного хаоса ночи беспечно пребывал в своих снах Осаму Дазай. Со стороны бывшего напарника было крайне глупо спать в одной комнате с тем, кто слишком часто говорит о своём сокровенном желании, обязательном пунктом которого была смерть суицидника. И раз он сам не может этого сделать, то он бы с радостью ему в этом помог. Руки чесались ещё при первой встрече. Рука вытянулась вперёд без прицеливания. Тёмная макушка выглядывала из белого пухового кокона, заманчиво питаясь солнышком. Осаму что-то проворчал и двинулся, спуская одеяло. Умиротворённое лицо открылось пустому взору рыжего существа. И какого чёрта этот подонок спит, пока он сам переживает настоящий апокалипсис? И сейчас стало всё как-то до смешного просто. Зачем ему так убиваться и переживать? Перед ним лежит уязвимая тварь, предавшая мафию, бросившая его на задании и подставившая перед начальником. Причём не первый раз. И сейчас это поганое чучело находится на вражеской стороне. Морально, у него есть право пустить пулю в его голову. Босс по голове его не погладит, но многие из организации собственным ядом захлебнутся от радости. Без него будет проще разобраться с Детективным агентством, полностью подчинив или уничтожив. Как же всем станет просто, если его не станет. Как много людей будут жить спокойно, так, как все хотели и жаждут до сих пор. Может его жизнь была с самого начала чудовищной ошибкой? Той, которой иногда совершает вселенная, но потом уже никак не может отменить. Мол, я создала это катастрофическое нечто, но разбирайтесь с этим самостоятельно. Губы треснули в улыбке. Ему нужно закончить это всё и сможет жить обычной счастливой жизнью. Прицел попал чётко. Это конец. Нажать на курок, и отвратный, подлый слизняк исчезнет из жизни. Сотрётся со списка бренного бытия, которому носить самому в тягость. Одно грёбаное движение, и чужое сердце остановит качать кровь. Дерзкая ядовитая улыбка больше никогда не покажется в поле зрения. Демон, смотрящий на всех с высоты больше всех многоэтажек в Йокогаме, расторгнет договор с этим местом и провалится в глубины ада. И от осознания пьянящее чувство бежит выработанным алкоголем по венам. Адреналин бьёт в раненую голову. Надо сделать решающий шаг. Сжать покрепче этот долбаный пистолет своими руками, что трясутся мощнее, чем у тяжело зависимого наркомана. Нужно перестать отвлекаться на грохочущее в крике сердце. Задержать дыхание, чтобы почувствовать толчки углекислого газа у себя в горле. Кислорода слишком быстро перестанет хватать. Паника искрит огнями в воздухе, перегружая электричеством пространство. Его концентрации становиться так много, что время останавливается и перестаёт существовать. Палец на спусковом крючке дрогнул.