Ролевушка.

***

      Кто же знал, что обычные размышления о продуктах, что нужно купить, и составление плана покупок, могут закончиться совсем не походом в магазин?       Губа мялась от покусываний зубок Эдди, пока перьевая ручка водила по желтоватой бумаге (тот был фанатиком старья и реликвий). Когда глаза медленно закрывались, чтобы дать очередь рту сделать несчастный выдох, представляя, что нужно было тащиться в гипермаркет загород.       Видимо, что не судьба. Чья-то крепкая ладонь накрыла губы и нос, перекрывая дыхание, тогда как последний воздух из лёгких вырвался, оставляя ни с чем. Глаза распахнулась, руки спасительно пытались вырваться из очень крепкой хватки чужих рук, что прижали Эдди к груди, держа поперек. Тот постарался, конечно, вырваться, но то было невозможно, буйные ноги били колени, чтоб не рыпались, а остальное тело пригвоздило передом к стене, да так крепко, что болела голова, во время того, как ее с дурью примостили к холодной стене, что тот бы никогда в жизни не оттолкнулся.       Глаза стали достаточно широкими, когда чьё-то возбуждение активно терлось через ткань джинсов о задницу Эдди, чувствуя горячее дыхание в ухо, ноги разведенные по обе стороны от его ног и руки, что держатся одной лишь крепкой ладонью, но даже вследствие этого обездвижены, брови свелись в драме, а слезинка отблескивала у краешка глаза.       Трение джинсов о джинсы, пах, что так юрко скользил прямо меж ягодиц, набирая звериный темп, принудили застонать Эдди в голос, оттопыривая пятую точку, поддаваясь нахалу, что пристроился сзади, и даже стоны, такие отчаянные и жалостливые слетали было с губ прямо в широченную ладонь.       Эдди чувствует беспомощность, огромный человек, что имеет, надругивается над ним, используя так искусно, ощутимо выше малыша Эдди и крепче в несколько раз.       Когда рука канатом обвила Эдди и сильной хваткой сжала поперек, вторая ладонь все также стискивала рот, то одно тело прижало другое тело к себе, у Эдди вырвался крайне отчаянный стон:             — Ричии-и-и! — тот самый стон, что будоражит изнутри, такой протяжный и сладкий.       Ричи прижал маленькое тело, позволяя по-животному иметь его через всевозможные ткани одежды, а рот отлизывал маленькому ушку, заставляя Эдди закатить глаза и откинуть голову назад, утыкаясь в грудь нахала, что открывается теперь взору его ухмылка, что срывает с петель, Ричи смотрит сверху-вниз на линию челюсти и Эдди сдается. Как всегда.       Маленькое тело, согласно совсем непроговариваемым правилам, расслабляется так, словно и нет никаких сил, словно тот и вовсе игрушка, и Ричи смеётся издевательским смехом, пока поднимает на руки обездвиженную тушку, перехватывая через пах и под рукой.             — Сладкий маленький подарочек, сейчас мы тебя распакуем, — эта ухмылка, что течет по лицу — крайняя степень самонадеянности, в его руках Эдди, что также самодовольно улыбается, отдаваясь ему полностью. Целиком и полностью, без хотя бы капельки сопротивления.             — Люблю эту сладкую попку, — проговаривает тот, водя носом в мягком загривке, чтобы рука обхватила промежность Эдди, вырывая небольшой всхлип и заставляя свести брови. — Вот так, маленький мальчик, будешь послушным, пока папочка будет тебя жёстко трахать, так? — мальчик качает головой быстро, переводя измученный взгляд на Ричи, безусловно наигранный, в самом деле шальной. — Папочка тебя изнасилует, а ты совсем не будешь двигаться, так? — ещё отчаяннее мычание отозвалось, своя безысходность и принятие своего кора сейчас играют важную роль у Эдди в голове, на что его член быстро встал. Пока того не кинули, обездвиженного, на кровать, а пальцы, длинные и тонкие, не стали проникать в рот, да так грубо, что голова приняла за явную угрозу, начиная трястись и сопротивляясь, твердая затрещина прошлась по правой стороне, силой заставляя растаять на кровати, буквально раствориться и слиться с ней, уже без единого сопротивления.       Груз тела, что неожиданно надавил на маленькую тушку внизу, извивался, трахая и подчиняя, в одежде. А язык снова занимал излюбленное место, вылизывая, словно это дырочка Эдди, его ушную раковину.             — Вкусный, — тон уже вовсе не Ричи, будто какого-то то действительно маньяка. Ричи лучший игрок в их ролевушках.       Джинсы Эдди спускаются, слетая до щиколоток, под напором сильных рук, когда одна из ладоней поползла змеёй вдоль ног мальчика, тому пришлось заплакать, ощущение беспомощности заполняло полностью.       — Будь хорошим мальчиком, ладно? Для меня? — губы подоспели к уху, чтобы прошептать это, на что Эдди закивал буйно головой влево-вправо, повторяя: «нет-нет-нет…» — сквозь слёзы.             — Так, мне это надоело, — папочка перевернул Эдди попкой кверху, тогда как мальчик ещё пуще заплакал.       Он впился в отверстие Эдди, в маленькую розовую дырочку, что тело его невольно пробралось возбуждением и отшатнулось вперёд, пока язык залезал внутрь, вылизывая.       — Такой сладкий мальчик, — шептал в промежность Ричи, вслушиваясь в слезливые всхлипывая и возбуждаясь, когда Эдди сам ищет его лицо, в мольбе дать больше, тот уверен, что брови мальчика сейчас драматично сложены, а лицо опухло от слез и отчаянья.       Слыша звон пряжки ремня, Эдди взмаливается, ожидая:             — Нет, нет, нет, — плачет Эдди, но Тозиеру все ни по чем, он с дури рвет воздух, и пряжка бьёт крайне сильно по правой ягодице, моментально та покраснела, а Эдди зарыдал. — Ричи -и-и, — громко взмолил тот.             — Мне нравится какой ты беспомощный у меня в руках, даже боишься пошевелиться, не так ли? — по злому молвит Ричи, нахально размазывая слюни и сопли Каспбрака по его милому личику, пока тот рыдает и виляет своей похотливой задницей. Он размазывает, а один палец ныряет в рот, проворачиваясь там, пока Эдди жадно его сосет. Ричи на это закатывает глаза.             — Не будешь дергаться, пока я тебя изнасилую, м? — вытаскивая палец изо рта спросил Ричи, подставляя к уже пульсирующей дырочке Каспбрака слюнявый палец.             — Мгм, — единственное, что вылетело через сомкнутый рот, пока слезы стекали новой волной, а губы сжимались.       И понятное дело почему, потому что Ричи не занимается сексом, он грубо дерет Эдди в зад одним лишь членом, с шлепками яиц по ягодицам, что так заводит Эдди, заставляя больше плакать и подчиняться.       Ричи буквально впихивает палец внутрь до упора, и Эдди сносит крышу, он начинает вести себя, как и во все моменты проникновения: громко ахая, виляя похотливой задницей, закатывая глаза, сжимая простынь под ним, отдаваясь Ричи целиком, принимая от него все, что тот захочет, будучи его послушной игрушкой.       Для пущей болезненности, Ричи сует сразу третий палец и грубо водит внутри, быстро и сильно. От такого, у того выделяется много слюны, пока глаза жадно мажут по этому представлению.       Высунув, Ричи оставляет свой член, текущий смазкой меж ягодиц, чтобы схватиться за бедра, под облегчённый выдох Эдди, и мазать членом меж ягодиц, трахая его без проникновения, чтобы показать, какую власть тот имеет над ним.       Эдди прикусывает губы и так мелодично ахает.             — Папочка, я люблю тебя, отдери меня жёстко, пожалуйста, — кое как произносит Эдди, не понимая, как вообще слова ещё могут вылетать изо рта, потому что Эдди на грани, но не кончит, пока Ричи не скажет.       Лучше бы тот это не говорил, Ричи останавливается и Эдди чувствует вину за слова, потому что рука грубо хватается за мягкую шоколадную копну волос, чтобы натянуть их и голову вместе назад, боль растекается, а член тем временем также проникает внутрь Эдди и тот винит себя за не то чтобы слова, да за все.       Ричи трахает Эдди, вбиваясь в него резкими, грубыми и частыми толчками, настолько частыми, что он шипит, сквозь зубы и айкает каждый толчок, жёстко имея маленького мальчика под ним, пока тот не выводится на самые высокие ноты, что сигнализирует о скором конце.       Пока Каспбрак, в невероятной позе и с оттянутой головой кричит имя Ричи, тот, сквозь рык и грубые, плавные, мелодичные толчки, говорит единственное, грубо и властно, даже и для самого себя:             — Кончай, — глаза Ричи закатываются и он кончает стоя, с крепкой хваткой в волосах Эдди и откинутой головой, пока вторая рука гладит спину Эдди, властно, по собственнически, а член продолжает улавливать пульсацию внутри Эдди, что тот кончает на покрывала, расслабляясь.