Часть 1
12 июня 2020 г. в 18:38
Она была похожа на раненную в крыло птицу.
В ней не было ничего красивого, напротив, казалось, кто-то собрал множество ярких, резких черт в одном человеке, не позаботившись их уравновесить.
Волосы у неё были тёмные, идущие крупными кудрями, жёсткие и непослушные - она вела по ним расчёской, и это было похоже на движение фрегата в бурю - сразу за зубцами пряди-волны смыкались. Тяжёлая, тёмная масса, падающая на плечи, закрывающая лицо. Она отбрасывала её ладонью, широким, раздражённым жестом, но локоны путались в пальцах и тут же возвращались назад.
Лицо - с резкими, доведёнными до крайности чертами. Гордый "римский" профиль с горбинкой носа - и впалые щёки, натягивающие кожу дуги скул. Впадины глазниц - и глаза, тёмные, как спелые вишни, большие, но теряющие свою выразительность за тоном лица - кожа у неё была серовато-смуглой, того странного оттенка кофе-с-молоком из автомата. Губы - тонкие, но яркие, как будто окрашенные тем же вишнёвым соком. Контрастный, насыщенный мазок краски на грязноватом холсте.
Плечи у неё были широковаты для такого роста, а узкие бёдра только усиливали впечатление. Её собственный отец шутил, что на таких плечах "только погоны носить", а она улыбалась одним краем рта и ещё сильнее горбилась, выводя дугу позвоночника. Скрещивала руки на груди, куталась в шали и широкие шарфы - не понимая, что так ещё резче видны острые углы плеч и локтей.
По шее, рукам, плечам и верху груди у неё были рассыпаны родинки - от тёмно-медовых до почти чёрных, и все мелкие, как гречишные зёрна. В минуты задумчивости она неосознанно водила по ним пальцами, соединяя в какую-то только ей ведомую карту, и отчаянно хотелось знать - что же она видит в этой хаотичной россыпи.
Пожалуй, самым красивым в ней было то, как она двигалась. Широкий, недевичий шаг выглядел у неё стремительным, а не тяжёлым. Края шали летели за ней, подчёркивали движения, казались лёгкими крыльями, на которых она планирует над полом. Она разворачивалась - делала почти танцевальное па и двигалась спиной вперёд - только ради того, чтобы с кем-то поздороваться. Она жестикулировала - и концы шарфа не сползали с рук, запястий, пальцев, и казалось, что под ними не узкие маленькие ладони, а крылья - только ткань мешает увидеть оперение. Жесты, как и шаги, были широкими, нервными, не плавными, почти театральными. Её руки, кажется, не были способны оставаться в одном положении - и оттого ещё более страшными казались минуты полной неподвижности.
Иногда она так замирала - посреди шага, поворота головы, или жеста, как будто к чему-то прислушиваясь, задумавшись над чем-то - и тёмные глаза останавливались в одной точке. Потом хмурилась, по её лицу пробегала тень - и она заканчивала движение, ведя себя так, как будто не было этого странного, застывшего мига.
Она не была красивой. Но цельная в своей яркости, в своей театральности, она превращала своё почти-уродство в отличительную черту. Она была привлекающей - и это стоило многого.
Это стоило всего.