Чикаго
Ларри девятнадцать, когда его пытаются убить в первый раз. Он заходит в сарай, не ожидая подвоха. Это первый раз, когда отец решает ему что-то поручить. Ничего сложного, по его словам. Приехать на место. Получить товар. Проверить. Заплатить. И вернуться. Все идет не по плану где-то на втором шаге. Ожидающий его в сарае мужчина – не из тех, кого Ларри представил бы в качестве делового партнера Серджио Джованни. Глядя на него, стоя посреди заброшенного сарая, Ларри в своих начищенных ботинках и только присланном портным пиджаке теряется. Это первая его ошибка. Вторая – не проверить, что мужчина был один. Старая доска бьет его по виску. Оставшийся в ней гвоздь пропарывает бровь. Сам Ларри после удара оступается и падает. Пытается подняться, но руку его припечатывает к земляному полу чужой ботинок. Карманы его быстро ощупывают, достают бумажник. Над своим затылком Ларри слышит, как взводят курок. Впервые в жизни Ларри становится стыдно. Это будет действительно дурацкая смерть. Алонсо обхохочется. Но отец – ублюдок, раз отправил его в первый же раз одного. Выстрел звучит тише, чем он ожидал. Ларри зажмуривает глаза и только потом понимает, что это бессмысленно. Через несколько секунд раздается второй. Когда Ларри открывает глаза, на него смотрит мертвец. Все-таки отец не отправил его одного. Луиджи, отцовский водитель, кидает ему обратно бумажник. Деловито обыскивает трупы. Проверяет ящик, кивает Ларри, чтобы отнес его в машину. – Не дергайся. По возвращению в город Ларри сидит на крохотной кухне в квартире, которую Глория снимает вместе с тремя такими же, как она, мечтающими о звездной роли танцовщицами из кордебалета. Сама Гло склонилась над ним и пытается зашить ему бровь. Пальцы у нее дрожат, но стежки получаются на удивление аккуратными и ровными. Гло шутит про цены на чулки и окунает иголку в самогон, который всегда умудряется где-то раздобыть одна из ее подруг. Ларри героически терпит. Это не так больно, но до слез обидно. Первый совет, который он готов дать любому Джованни: никогда не говори, что хочешь помочь семье. Если тебя еще не вызвали, значит, без тебя справятся. Наслаждайся нормальной жизнью. Она и так скоро закончится. Отец смотрит на него с непроницаемым лицом. – Все понял? – Да. Ларри выучил вчерашние уроки. Первое: никогда не верь отцу – никому – кто говорит тебе, что дело плевое. Второе: не показывай слабину. Третье: подумай, откуда отцовский водитель знает, у какой подружки ты живешь. И последнее: если отец столько раз тебе говорил, чтобы ты отстал, послушай его. Может, он и прав, что тебе бы вырасти, прежде чем лезть к семье со своей помощью. Может, увидев, как тут помогают, ты и не захочешь продолжать. Только назад тебя уже никто не отпустит. Отец хмыкает. – Надеюсь, что правда понял. Переоденься. Поедешь вечером со мной. В приличном обществе ты со своими улыбочками ни на что не сгодишься, может, хоть здесь сойдешь… Ларри проглатывает очередное оскорбление. Не заговаривает и о том, что на вечер у него уже были планы. Прости, Гло. Но он не даст отцу еще один повод считать его идиотом. Серджио и так постоянно повторяет, как хорошо, что у него есть Алонсо, на второго-то сына рассчитывать вообще не приходится. С каждой фразой Ларри все больше хочет утереть нос старику. Поглядим еще, на того ли сына ты ставишь. Ларри может быть способным подмастерьем. Он умеет слушать. Следить. Повторять. И не зря же отец все время поминает его ослиное упрямство. Это не значит, что у Ларри все получается. Уже через два месяца он едва не доведет Глорию до истерики, заявившись посреди ночи со сломанными ребрами и задыхаясь от боли. Ничего. Это он переживет. Это и еще сотни косяков и ошибок. Он учится говорить с кем угодно. Находить, где – и как – его пытаются обмануть. Улыбаться зло. Носить сшитые на заказ костюмы как броню. Не поддаваться на провокации. («Мистер Смит, если вы пытаетесь меня оскорбить, вам придется постараться лучше. Это что, пистолет? Вот теперь я определенно оскорблен.») Следить за деньгами и маршрутами. Менять быстро планы. Раздавать приказы. Быть всегда наготове. Не попадаться. Не оставлять неприкрытой спину. Не медлить и не задумываться, когда нельзя. В тридцать он уже учит других. Это не такая уж и наука. Просто слушайся старших, малыш, а потом повторяй все то же самое, но без них за спиной. И засунь свое чистоплюйство куда подальше. Оно тебе не понадобится. А в сорок (ладно, на самом деле ему сорок один, но такая цифра плохо ложится на слух, когда рассказываешь трагическую историю) он слышит ту самую фразу, с которой все началось: – Я могу помочь семье? Стефано смотрит на него внимательно и спокойно. Наверняка долго думал, прежде чем задать вопрос. Наверняка считает, будто готов. Ларри теперь понимает, как выглядел сам четверть века назад. Когда так же приходил к старику и утверждал, что в семнадцать уже взрослый и справится с делами ничуть не хуже Алонсо. Теперь очередь Стефано следить, как осторожно его отец подбирает слова. Про нормальное детство. Учебу. Спокойную жизнь, от которой осталось не так уж и много. Про то, что на самом деле Ларри, конечно же, его очень ценит… Стефано он не убеждает. Второй совет, который Ларри готов дать любому Джованни: не думай, будто твои дети тебе поверят и тебя послушают. Даже когда ты говоришь им правду.Бостон
– Петро, отсоси! Слуги привычно отводят глаза, пока мать хватается за сердце, а отец пытается слиться с фамильным гобеленом. Джулия взбегает по лестнице и захлопывает за собой дверь комнаты. – Это кому еще? – доносится даже через нее голос брата. Джулия распахивает дверь. – Дружку своему, раз его так ревнуешь! Едва не прищемив Петро нос, она успевает снова запереться. Брат продолжает бить по двери кулаком. Джулия вздрагивает от звуков и обхватывает себя за плечи. Хорошо, что вскоре поднимается мать и уводит его. Петро старше ее на год, а Никколо он старше на все три, но все равно эти двое друг другу ближе, чем она когда-либо будет. Потому что она девочка. Так повелось с самого детства. Они всегда делятся на два лагеря: Петро и Никколо с одной стороны и Джулия с другой. Даже когда летом гостят эти отвратительные идиоты, сыновья отвратительной тети Софии, Петро выбирает в команду их. Только бы не ее. Казалось бы, какое веселье возиться с мелким братом? Но, когда на седьмой день рождения отец дарит Петро домик на дереве, Петро затаскивает туда Ника, прежде чем смотать лестницу у нее перед носом. – Девчонкам вход воспрещен! – кричит он сверху и смеется. Джулия ударяет кулаком по стволу. Это больнее, чем она думала, но она не расплачется. Пока не дойдет до дома. Надо уметь держать лицо, говорит мама. Поэтому, когда через неделю на лестнице так неожиданно разболтается удерживающее ковер крепление, и Петро навернется со второго этажа, смеяться она тоже не будет. – Нико, пойдем играть в мяч! – кричит брат из сада. За окном теплый июньский день, и наверняка после игры братья убегут гулять в город. Решившись, Джулия подрывается к двери. – Подождите меня! – А ты куда? – хохочет над ней брат. – Нико, она хотела с нами! Глупая! Это не для девчонок! – Не больно-то и хотелось, – бурчит Джулия, возвращаясь к книге. Очень хотелось. Но она в этом не признается. Даже когда слезы капают на старые страницы. Зато у нее есть книги. – Некро… мантия? Что это? – Общение с мертвыми, – переводит Джулия, не отрываясь от учебника по французскому. – То, чем мы раньше занимались. – Откуда ты это знаешь? – удивляется Нико, для разнообразия заглянувший в библиотеку и изучающий корешки. – Я читаю. А ты этого не знаешь, потому что ты идиот. – Она просто тебе завидует, – вмешивается Петро. – Это она сейчас такая умная, а потом ты пойдешь в университет и помогать отцу. А Джулия ничего не добьется, ей только и останется выйти замуж и возиться со слюнявыми младенцами. Джулия громко захлопывает учебник. – Когда ты вырастешь, Нико. И когда ты наконец вырастешь, Петро. Тогда мы посмотрим, кто из нас чего добьется. Но слова ее ранят. Она предпринимает еще одну попытку. Постучавшись к отцу, она заходит в кабинет. Осторожно притворяет за собой дверь и забирается с ногами в кресло. – Я хочу учиться. В университете. Я смогу. Отец читает почту. Поднимает на нее удивленный взгляд. Снимает очки и аккуратно кладет на стол. – Не сомневаюсь. Но зачем? – Я хочу помогать семье. Отец тяжело поднимается из кресла. Он не так и стар, но в волосах уже блестит седина, а при ходьбе он опирается на трость. Он подходит к Джулии, чтобы потрепать ее по голове – как ребенка. – Ты и так нам всем помогаешь. А сейчас лучше иди к матери. В пятницу приезжает твоя тетя София, и надо многое подготовить. Джулия мысленно закатывает глаза. Отец слабо представляет, из чего состоит подготовка к визиту гостей. В отличие от нее. Потому что это женское дело – вести хозяйство, растить детей, вежливо улыбаться, даже когда хочешь всадить вилку в глаз собеседнику, уметь выбирать подарки и устраивать приемы на двести гостей. Под присмотром матери Джулия послушно учится всему этому. Но она способна на большее. В пятнадцать Джулия неожиданно расцветает. Отец, кажется, гордится этим больше, чем чем-либо еще в ее жизни. Мать будто получила в распоряжение куклу и все норовит одеть ее в новое платье. А Джулия узнает, что, оказывается, не только умиляющимися взрослыми так легко управлять. И ей есть на ком потренироваться. Петро бесится, когда его приятели заходят к ним домой и застревают в гостиной, где Джулия играет роль гостеприимной хозяйки. И не дай им бог заблудиться и найти библиотеку… – Отвали от него. Брат настигает ее в коридоре. Хватает за руку цепко, так, что не вырваться. – Не то что? В лето после первого курса Петро резко вырастает, и Джулии приходится задирать голову, чтобы посмотреть на него. – Отцу расскажу, как он тебя за шкафами зажимал. – И у кого после этого будут проблемы? Больно сдались Джулии его идиоты-дружки. Но ей нравится выводить из себя брата. – В чем дело? – на шум из кабинета выглядывает отец. Петро отпускает ее. – Да вот говорю Джулии, что сестра-шлюха мне не нужна. Звук пощечины разносится по всему коридору. – Еще раз позволишь себе разговаривать со мной в таком тоне… – Что? Перестанешь вешаться на каждого, кто сюда приходит? Петро перехватывает занесенную для второго удара руку. – Петро, – тон отца никому из них не предвещает ничего хорошего. – В кабинет. – А я чего? Это она!.. – Да пошел ты! – шипит Джулия. Выдергивает руку и взбегает по лестнице к себе. – Отсоси! Брат бежит за ней. Это последний день ее детства. Отец долго игнорировал становившиеся все громче ссоры между ней и Петро, но этот скандал переполняет чашу его терпения. Вечером они с матерью долго говорят в его кабинете – прячущаяся в своей комнате Джулия видит в окно, как он гасит свет уже после полуночи. Ей не сообщают о решении, но через неделю мать невзначай роняет, что они давно не делали в ателье ее портрет. Конечно. Надо же сфотографировать товар для каталога. – Улыбнись, – уговаривает ее мать. – Ты такая миленькая, когда улыбаешься. Джулия не хочет быть миленькой. Она хочет рвать и метать. Но она чинно сидит перед фотографом, пока мать не прекращает просить. – Ты прекрасно понимаешь, что рано или поздно этот день должен был наступить, – говорит ей мать по дороге домой. Джулия все это знает. Она тысячу раз слышала про свой долг и про то, как она – как девочка – может помочь семье. От этого не легче. Джулия отворачивается к окну. – И что теперь? Мать медлит. – У твоего отца есть троюродная кузина в Чикаго. У нее сын твоего возраста, многообещающий молодой человек… Джулия хмыкает. – Если он такой замечательный, что же еще не женат? За комментарий ей больно перепадает веером по колену. – А почему, по-твоему, ты до сих пор не была обручена? Ее будущий муж – наглец, хлыщ и слишком откровенно улыбается с выданной Джулии фотографии. – Может, и неплохо, что красивый, – со свойственной ей практичностью утешает мать. – Красивые мужчины слишком заняты собой и любовницами, чтобы тратить время еще и на жен. Будешь предоставлена сама себе. Почти свободна. Почти. Джулия закидывает фотографию за комод. Забыть ее хотя бы на три месяца. Сама она особо ни на что не надеется. Любящий, понимающий, щедрый… Оставьте это книгам. Было бы неплохо, если бы ее муж оказался не жестоким человеком. Но добрыми их в семье не воспитывают. Значит, придется защищаться. Ей не привыкать. И она защищается. Когда Лоренцо Джованни приезжает в Бостон, чтобы познакомиться с ней. Когда он замечает ее слезы на свадьбе. Когда он оказывается неожиданно добрым. И щедрым. Даже когда он спрашивает, неужели она хочет такой же судьбы для своей дочери. Выйти в восемнадцать замуж за незнакомца, которого ненавидит… – Я тебя не ненавидела. Лоренцо молча смотрит на нее. Они оба прекрасно помнят первый год брака. Джулия сдается. Нет. Этого она своей дочери не хочет. – Так что плохого, если Виола будет учиться в консерватории? – повторяет он свой вопрос. Может, и ничего.