Истории

      Истории, как и природа, имеют свойство никогда не кончаться.       Этари в последнее время стал больше смотреть на небо. Поднимал глаза на звезды над головой, устремляя к ним долгий вопросительный взгляд, сидел так, бездумно перебирая пальцами страницы книги, а потом вновь возвращался к истории, тихим, спокойным голосом прочитывая строку за строкой.       Рунаан, ты слышишь?       С тех пор, как его не стало, Этари почувствовал себя в вакууме. Вечерами он оставался один на один с самой пустотой. Когда закрывалась дверь мастерской за последним посетителем — не так важно, заказчиком или зашедшим проведать его другом — вместе с этим негромким стуком створок словно обрывались все его силы. Опускались руки, поникали плечи, собственное отражение в блестящей поверхности клинка выглядело разбитым и расстроенным. Этари замирал на месте, прислушивался — не раздастся ли где-то в глубине дома голос зовущего его Рунаана, не услышит ли он шаги спешащей к нему Рейлы. Он просил их не тревожить его лишний раз за работой, а потому вечерами у нее обычно была для него целая пропасть новостей.       Но холодная стеклянная тишина обнимала его за плечи, каждым касанием показывая — он один. Рунаана нет. Рейлы нет. Единственное, что он может услышать — летящие с улицы разговоры или даже смех, там, снаружи, шли домой или на гулянья счастливые эльфы, все родные которых были с ними.       Становилось тем хуже, чем сильнее сгущалась темнота. Появляющаяся за закате легкая тоска крепла, сворачивалась в груди душным калачиком, теснила легкие. Хотелось забыться сном, чтобы очнуться только утром, но сон не шел, потому что никто теперь не обнимал его и даже не сопел под боком. Спустя столько времени Этари снова был один.       Появилась бессонница и долгие, странно-печальные сны: он шел в сгущающейся темноте по едва видной тропе и все звал Рунаана. Тропа становилась уже, темнота — гуще, а Рунаан так и не отзывался, иногда только с разных сторон переливами слышался чужой счастливый смех. И когда оставался последний луч света, слабой надеждой маячащий из-за спины, тропа обрывалась совсем, а звуки стихали — даже собственное сердце, кажется, прекращало стучать — Этари делал один единственный, последний шаг вперед, в черную пустоту. И в тишине слышал, как глухо отщелкивались крепления пластинок у основания рогов, а потом пластинки эти с едва различимым стуком падали на черную землю, рассыпая сверкающие блики разбившихся камней. Камней, которые цветом так напоминали глаза Рунаана.       Обычно после этого Этари просыпался — поначалу с глухим возгласом, а теперь лишь слегка приоткрывал глаза, отмечая все так же пустую половину кровати рядом с собой. И так становилось тоскливо, что оставаться в доме не было сил — он брал с полки первую попавшуюся книгу и, набросив на плечи что-нибудь потеплее, спускался к озерцу, на поверхности которого еще плавал одинокий стальной цветок. Садился на ступени, прислонившись к высокому бортику — специально спиной, чтобы лишний раз не натыкаться взглядом на мягкое свечение огонька — и, открыв случайную страницу, начинал читать.       Ты слышишь, Рунаан? Раньше тебе нравилось.       Едва ли он прочитывал за остаток ночи больше нескольких страниц — все смотрел в небо, на луну и звезды, что теперь не будут освещать Рунаану путь домой, потому что природа никогда не закончится, а путь убийцы может оборваться в любой момент. И, так вышло, оборвался. И теперь Рунаана больше нет, и Этари снова один, всегда знавший, что так может однажды случиться, но никогда не боявшийся за супруга всерьез. Рунаан сильный. Рунаан справится. Так казалось до тех самых пор, пока зачарованный цветок не пошел ко дну — и тут же захотелось защитить, закрыть от всего мира, сберечь даже ценой всего, но Этари был непозволительно далеко и оказался в тот миг до смешного беспомощен. Он смотрел на тонущий цветок, и вместе с ним в его взгляде тонули и неверие, и страх, и боль, и отчаяние. Остались лишь скорбь и безымянная тоска, отражаясь в устремленных к небу глазах отблесками звезд.       Истории тоже никогда не кончались. Все эти книги они вместе с Рунааном однажды прочли, потому что Рунаану действительно нравился голос Этари, а Этари нравилось, когда Рунаан ложился рядом на траве, заглядывая через плечо и обнимая за пояс. И эти книжные истории не кончались в самом деле — так и оставались на страницах, ожидая, когда о них вспомнят — а другая история, история каждого проведенного вместе с Рунааном мгновения, действительно завершилась.       Этари чувствовал себя закрытой книгой — закрытой где-то на середине, оборванной на полуслове. И поэтому поднимал глаза к небу. Истории, как и природа — эти бесчисленные звезды — имеют свойство никогда не кончаться.       Видимо, наша оказалась исключением.