Шрамы

Говорят, что шрамы украшают мужчин. Но нигде не уточняется значение шрамов у женщин. Линии бледновато-красного цвета могут быть невидимы для посторонних глаз, но от самой себя скрыть их невозможно. Как и вытеснить из разума воспоминания. … Ей двадцать один. Впереди целая жизнь, а в ближайшем будущем праздничный ужин. Она давно не баловала мужа домашними блюдами, и сегодня в свой внезапно образовавшийся выходной, решила устранить этот небольшой пробел. До обеда пробежалась по магазинам и купила не только две полные сумки продуктов, а ещё и маленькое чёрное платье для себя, и новую мужскую рубашку Вадиму. Не синтетическую – качественную и дорогую. Ведь на любимых нельзя экономить. Она как раз закончила накручивать локоны плойкой, когда в замочной скважине входной двери послышался знакомый скрежет ключей. Блондинка бросила беглый взгляд на часы – их впору было сверять по Вадиму. Даже спустя почти десять лет, София помнит тот вечер в мельчащих деталях. А всё потому что именно тогда на Её теле появился первый значимый шрам. На правом боку, чуть ниже рёбер. Та самая плойка, которой Она накручивала волосы, не успела остыть… Это был не первый раз, когда Лебедев поднял на Неё руку. Но ранее всё ограничивалось звонкими пощёчинами и следами от сильной мужской хватки на женственных запястьях. Тогда же Вадим преступил все грани. Ведь помимо шрама от насильственного ожога, София три с половиной недели не могла выйти из дома – даже солнечные очки не скрывали Её «разукрашенное» лицо. Но Она простила его. Простила, потому что любила. И верила, что больше подобное не повторится. … Ей двадцать четыре. За плечами развод. На спине, с левой стороны под лопаткой, болезненно ноет шрам. Руки страшно дрожат из-за психического расстройства, которое невозможно вылечить и сей факт пугает Её ещё больше, чем симптоматика ОКР. Кажется, что весь мир против Неё, но рядом отец, потому нужно держаться. Да и заманчивое предложение по работе Ей поступило, как нельзя, кстати. Она искреннее верила, что хуже, чем в тот период, Ей никогда уже не будет. Потому что хуже просто некуда. Просто Соня не знала тогда в полной мере, что такое душевная боль. И как сильно могут ныть невидимые душеные шрамы. . Сейчас Ей тридцать один. К своеобразным напоминаниям в виде шрамов от первого брака, добавилось ещё одно воспоминание – от брака третьего, если неофициально [официально второго]. Хирургический небольшой шрам внизу живота. Врачи уверили Её, что спустя пару лет его почти не будет заметно. Но Ей ли не знать, что шрамы, которые незаметно, ноют болезненнее всего. - И что это…всё? – Джекович смотрит на Неё донельзя внимательно, всё ещё слабо осознавая масштабы произошедшего. Собственно, ничего экстраординарного не случилось. Ни Она первая, ни Она последняя пережила штатную хирургическую операцию по женской части. И не Они первые, чей брак рухнул, толком не вступив в свою силу. - Да, Миш, – это всё, – София едва заметно кивнула. – Я не буду просить тебя исчезнуть из моей жизни или освободить квартиру как можно быстрее. Ты можешь пожить у меня, пока не подышишь себе хороший вариант жилья. - Когда тебя обещают выписать? - Завтра в обед. Меня заберёт папа, мы договорились уже с ним. - Ты долечивайся пока, – темнокожий участливо накрыл своей рукой Её женственную ладошку, но блондинка умело высвободилась из нежеланного «плена». – И если вдруг что-то нужно, то я на связи всегда. - Миш, я из Москвы уеду, – Она шумно вздохнула, проговаривая незатейливые слова. – Как только пройду курс лечения, и врачи мне разрешат перелёты. Поэтому насчёт работы не суетись – я думаю, что Лев тебя в своём отеле сделает управляющим. - Я не хочу занимать твоё законное место. Даже если ты по собственной воле уходишь с него. - Я не думала, что для тебя это настолько принципиально… - Ты выздоравливай, – негр натянуто улыбнулся, смотря Ей в глаза. – А с остальным потом тогда разберёмся. - Хорошо, – Соня сглотнула, мысленно благодаря вовремя зашедшего в палату врача. Как-то незаметно наступило время вечернего обхода. // Ей почему-то не спалось этим вечером. Сквозь приоткрытую форточку в сиротливую больничную палату просачивалось дыханье весны. За те пять дней, что Ей довелось пробыть в этих стенах, снег на улицах Москвы почти что растаял, а некогда морозный зимний воздух, сменился на тёплый, почти что майский. Совсем скоро природа проснётся окончательно и начнёт оживать. Прямо, как Она – в своих несмелых планах на будущее. «Наверное, мне нужна была эта встряска, и именно такая – сильная и серьёзная. Ведь не попади я сюда, в больницу, неизвестно, сколько мы бы с Джековичем ходили вокруг да около, и как бы далеко у нас всё зашло», – размышляла на досуге София. Впервые за крайние три года, которые были донельзя насыщенными, у Неё появилось время, чтобы всё хорошенько обдумать. Как бы комично сейчас это не прозвучало. Она отпустила прошлое. И осознав, что в Её судьбе открылась новая, чистая и неисписанная страница, почувствовала, что дышать стало свободнее. И дело вовсе не в весеннем свежем воздухе. Но… О Нём у Неё не получилось забыть. И никогда уже не получится. Он, сам не подозревая о том, нанёс Ей самые глубокие душевные шрамы. А Она Ему причинила сильнейшую боль, с надежде уберечь от себя. Потому что любила любит по-настоящему. - Я же вам объясняю, что время посещений давно закончилось! – послышался звонкий и явно возмущённый голос дежурной медсестры, которая вплотную подошла ко входу в Её палату. – Завтра к десяти утра приходите. - Я понимаю, что у вас свои правила, но можно же их нарушить один раз? – послышался второй голос, и был он [голос] явно мужским, имеющим знакомый балканский акцент, от чего у Неё, в прямом смысле этого слова, перехватило дыханье. – Будьте вы человечнее! Я сорок минут назад в Москву прилетел и сразу сюда. И я сделаю всё возможно и невозможное, но Её увижу. Если вы не пропустите меня в палату через дверь, я через окно залезу. И плевать мне на то, что это четвёртый этаж… - Только тихо, – после непродолжительных уговоров, женщина в белом халате пошла на уступки, а Соня крепко зажмурилась, искреннее веря, что это всё просто сон. – Она наверняка спит. И учтите, что я даю вам не более пяти минут. Время пошло. Кажется, Он просто-напросто не услышал крайнее уточнение, влетев в Её палату восьми бальным цунами. София же, притворившись что крепко спит, ощутила невесомый аромат Его любимой туалетной воды, понимая при этом, что сны не могут так точно передавать запахи… - Прости меня, родная, – едва слышно произнёс серб, при этом бережно поправив конец одеяла. – Я не думал, что всё вот так обернётся… Искреннее желал тебе счастья, веря, что негр любит тебя, а ты его любишь. Потому и уехал… И я уеду снова, но…только если ты попросишь меня об этом. И скажешь ещё раз, что ты не любишь меня. Но смотря мне в глаза. Каким же я был дураком, Соник… Повинуясь порыву души, Павел прильнул лбом, к Её тонким согретым Его дыханьем ладоням, а Соня неторопливо открыла глаза. Она не спешила что-то Ему говорить, наслаждаясь долгожданным мгновеньем. Будет у Них ещё куча времени, чтобы наговорится. А пока… Пока Она отчётливо почувствовала, что Её шрамы не болят от слова «совсем». Как физические, так и душевные.

Любовь исцеляет и лечит.