Я не выбирал быть самой главной частью команды после Эдисона.
Поправляю бандану, скрученную в тонкую полоску на лбу, и киваю самому себе, мысленно отсчитывая секунды. Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Вылезаю из черного минивена, прихватив «рабочие инструменты», и захожу внутрь через распахнутые деревянные двери. Ничего нового. Мраморные полы, стойки для обслуживания клиентов, которых по случайности или самому божьему замыслу сегодня немного. Снова слышу женский визг, плач и мольбу. Минхо стреляет в потолок, Галли выбивает стекла, Бен пинает по почкам кого-то из сотрудников, а тот пытается прикрыть лицо руками. На его месте я бы сделал то же самое. Алби держит заложников под прицелом, в то время как Фрайпан уже складывает в спортивную сумку деньги из кассы. Ребята любят произвести впечатление. Это мне не по душе, но кто вообще спрашивает моего мнения? Пытаюсь отключиться от происходящего и сосредоточится на цели. Томас бросает на меня короткий взгляд и указывает на свои наручные часы. Я и без напоминаний прекрасно знаю, что у нас равно три минуты и ни секундой больше до приезда копов, с которыми уже около года мы ведем игру в кошки-мышки. Но мне этого хватит для того, чтобы взломать главный сейф.Я не выбирал быть лучшим в этом деле.
Справляюсь быстрее обычного и свистом оповещаю парней о выполненном задании. «Ученые», так нас окрестила группа федералов, которой посчастливилось вести на нас охоту, со скоростью пули проносятся мимо меня, а я снова оказываюсь в холле банка. Алби все так же по очереди переводит ствол от одного человека к другому. Заложники не геройствуют, знают, что тот выстрелит не моргнув. На полу множество осколков, поэтому ступаю аккуратно, не хочу потом выковыривать стекло из подошвы ботинок. Томас провожает меня довольным взглядом, а я снова смотрю себе под ноги. Достаю спрятанную за ухом самокрутку, когда оказываюсь на улице. Тут заметно свежее, чем в помещении. Мотор фургона приятно мурчит. Я знаю, что «Малыш» Арис сидел все это время не двигаясь. Каждый из парней не изменяет своим привычкам. Двадцать секунд. Слышится вой сирен. «Ученые» загрузили сумки, набитые наличными, в машину. Запрыгиваю последним в салон, и мы трогаемся с места. Не пойман — не вор. Да? Окольными путями добираемся до нашего «логова», успев поменять за это время две тачки. Заброшенный склад почти на окраине города, как в дешевом боевике. Томас его выбрал еще около года назад перед нашим первым делом. Тогда никому неизвестная банда ворвалась в холл банка, и Томас заявил: «Это ограбление, мать вашу». Теперь нас все знают. Мы не носим маски, не прячем лица. Это все равно не поможет федералам. Мы как гребаные призраки — нас не существует. После дележки наличных парни спешат отпраздновать крепким пойлом очередное ограбление. Я устал от такой жизни. Тошно наблюдать за тем, как они орут и веселятся, поэтому выхожу на балкон и закуриваю. Когда загорается кончик самокрутки, начинаю думать о том, что я творю и зачем. Но раздумья длятся недолго. Шаги, которые я слышу за спиной, могут принадлежать только одному человеку. Томасу Эдисону. — Эй, Ньют, — ощущаю на шее его дыхание. Он уже успел притронуться к алкоголю. От него несет ванилью и корицей. — Чего тебе?! — злюсь, но Томас не был бы собой, если бы это его остановило — обнимает, крепко прижимая меня к своей груди. Чувствую, как размеренно бьется его сердце. — Остался последний, — Эдисон говорит о самом последнем банке в этом городе, вызывая у меня только печальную усмешку, которую он не видит. Да ему и не нужно видеть мое лицо, он уже выучил все мои реакции. — Ты не остановишься, да? Продолжает ластиться как кот, тянется губами к самокрутке и затягивается никотином прямо из моих рук. Тоже вдыхаю дым после него и выкидываю окурок. Томас резко разворачивает меня к себе лицом. — Ньют, — язык бы ему отрезать за то, как он произносит мое имя. В этом голосе любовь и надежда приправлены властью. Невозможно не подчиниться. — Я смогу, если ты этого хочешь, — вот зачем он это делает? — Я хочу, чтобы ты не погиб. Чтобы тебя не подстрелили. У нас и без этого банка денег на всю жизнь хватит. Ты же понимаешь, что нас будут ждать, устроят ловушку, — опускаю взгляд на его свежий шрам около ключицы. Я повторяю ему эти слова как мантру снова и снова, но знаю, что бесполезно. Если Эдисон решил что-то, то этому быть, и даже я не в силах ему помешать. — Последний раз, — приторная ваниль ударяет в нос, а через секунду я ощущаю ее на языке. Перед лаской Томаса я совершенно безоружен, хоть у меня всегда при себе нож.Я не выбирал влюбляться в него.
Корица слишком пряная, ваниль слишком сладкая, спирт слишком горький. Ладони Томаса ложатся мне на шею, никуда теперь не деться. Горячий язык, горячие губы и жар от его тела сводят с ума. Все как в первый раз. Фоном звучат ночной город и радостные крики парней, пока Томас доказывает мне, что я ему важен. Каждое прикосновение и каждый вздох трубят, что все будет хорошо, и нас ничто не разлучит. Дурное предчувствие, которое преследует меня денно и нощно уже несколько недель, не дает больше полностью раствориться в Эдисоне. Я умру скоро. Я хотел бы поделиться этим с Томасом, но не могу говорить, только жмусь сильнее к его груди и целую его губы, будто он мое лекарство от смерти. Однажды Эдисону уже удалось вытянуть меня из ее цепких лап. Мне кажется, что следующее ограбление будет последним.Я не выбирал смерть. Она выбрала меня.