***
Томас отбросил ручку и откинулся на спинку стула, прикрыв глаза. Это было так давно. — Эй, Томми, выходи гулять! — послышался задорный и звонкий голос. Он мог узнать его из тысячи. Это был Дилан. Сангстер в панике торопливо поднялся со стула и посмотрел в окно, широко раскрыв глаза, будто был готов увидеть того самого маленького друга. Но никого не было: ветер унес за собой горстку желтых листьев. — Кажется, я схожу с ума, — парень улыбнулся и положил руку на лицо, продолжая улыбаться, но это была улыбка не радости, а горя, боли и отчаяния. Немного потупив, Томас сел обратно за стол и схватил ручку.***
Так… О чем это я? А, да. Увидел бы я себя со стороны, то точно не подошел бы к себе, чтобы помочь, ведь все эти сопли, слезы, жалость… так отвратительно. Но… Дилану было все равно. Он молча подошел ко мне, протягивая ту самую игрушку с таким виноватым видом, будто сам вот-вот разрыдается. Я посмотрел на него этими опухшими слезливыми глазами и даже не думал кидаться на него с кулаками. Мне хотелось его обнять и отблагодарить за то, что он вернул мне игрушку, хотя, возможно, его мать заставила его это сделать, но суть даже не в этом. Мне впервые захотелось кого-то обнять. Впервые я понял, что одинок. Да, мне было всего семь, но внимания от родителей я почти не получал, а лишь сидел с няньками, которым лишь бы денег заработать, чтобы прокормить своих детей или заплатить за их учебу. Думаешь, что я сделал, дневник? Конечно, я ударил этого ребенка прямо по ноге. Почему? Сам не знаю. В том возрасте я еще не понимал своих чувств, поэтому поступил не так, как хотел, а так, как привык делать всегда. Естественно, Дилан выронил игрушку, а я забрал ее и спрятался под горкой, думая, что меня сейчас забудут и оставят, но нет. Ох, каких же он упертым был и остался! Этот дурачок подошел ко мне и молча сел рядом. Тогда я думал, что он немой — не может ни слова сказать, но через пару секунд он выдавил: — Прости. Я Дилан, а тебя как зовут? — сказать, что тогда я охренел — ничего не сказать. Я просто таращился на него со всем своим искренним удивлением, кажется, даже не моргал. Потом я увидел его улыбку. И в этот момент я подумал: «почему? Почему он извинился передо мной, хотя ударил его я? Почему он делает это?». Ведь Дилан так же понимал, что эта игрушка — ничто, но ведь для нас она оказалась началом целой истории. — Я Томас, — мне было так стыдно, что я принялся тереть свое мокрое лицо от соплей и слез, а Дилан почему-то засмеялся, мне тоже стало весело, поэтому и мне пришлось улыбнуться. Прошло пятнадцать лет, а я до сих пор помню этот момент в деталях. Помню этот жаркий вечер, помню чувства, эмоции, песок меж своих пальцев и даже в трусах. Не знаю, важно ли для него это или нет, помнит ли он это… но мне уже все равно.***
Томас вновь глянул в окно и глубоко вдохнул осенний воздух из окна. Он закрыл глаза и вспомнил недавние события, отчего нахмурился и провел рукой по запястью, на котором выделялись очень жуткие шрамы. Тогда он успел спасти его.***
— Эй, Дилка! Ну перестань, ты же знаешь, что я терпеть не могу щекотки, они меня бесят! — заливаясь громким смехом и криком, Томас пинал своего друга, который щекотал его и тоже смеялся. — Нам уже по восемнадцать лет, но до сих пор дурью маемся, а ведь поступаем в один университет… в тебе никакой серьезности, О’Брайен! — Томми, я всегда и везде серьезен, позволь хоть с тобой расслабиться, — парень устроил ему «щенячьи глазки», конечно, Томас устоять перед таким ну никак не мог. Сангстер обнял его и повалил на себя, крепко обняв, словно они видятся последний раз. — Оу, друг, да ты пьян, — Дил усмехнулся и привстал, чтобы не быть так близко к нему. — Что? Ну да, а кто споил меня? — Ну не надо винить меня! Ты согласился! — Томас лишь закатил глаза, он действительно был слишком пьян, чтобы это как-то аргументировать. Светловолосый провел рукой по траве, на которой лежал. Ребята были на даче Тома, пока его родители улетели куда-то заграницу, вроде, в Россию, но это было столь важно. — Тебе когда-нибудь хотелось поцеловать парня? — Что? — Дилан расширил глаза и сел рядом с другом. — Нет, ну ты точно напился, дружок. Пошли спать… — Я серьезно. — Это каминг-аут? — Что? — Что? — Неважно, забудь, что я спросил, — светловолосый глубоко вздохнул и повернул голову в сторону клумбы. Цветы на ней были совсем молодые и яркие. Мать парня любила розы, а Том же — обычные ромашки и колокольчики, но кто будет сажать такие простые цветы в сад? Только такой идиот, как Томас. — Эй, ты что, обиделся? — Дилан положил руку на его плечо, отчего тот вздрогнул и с испугом посмотрел на друга. — Ой, прости, я не хотел тебя напугать, — О’Брайен выдавил ту самую виноватую улыбочку. — Все в порядке. Ты прав, пошли в дом, а то как-то холодает. — Но… — Дилан хотел сказать, что на улице лето и довольно жарко, но не стал возражать. — Пошли. На следующий день их не стало.***
Сангстер сморщился, вспоминая тот день. Один из тех дней, которые он не хотел записывать в свой дневник потому, что хотел забыть его, но разве смерть родителей можно забыть, даже если они, как тебе казалось, тебя не особо любили? Возможно, если найти того человека, который заглушит твою боль своей любовью. — Нет, я не хочу переживать этот день вновь. Один, — светловолосый знал, кому звонить в такие моменты… Нет, Дилану нельзя было, поэтому он набрал свою русскую подругу. Парень знал, что та ему никогда не откажет. — Да, Томас? Что-то случилось? — послышался тихий голос Карины. Кажется, она была на подработке. — Я могу заскочить к тебе в кафе на перерыв? Хочу поговорить, — вздохнул Томас, сглаживая лоб. — Конечно, буду ждать тебя, — девушка кивнула, как будто друг мог увидеть это.***
Через час Том уже был в этом самом кафе. Он очень любил это место, поскольку тут всегда пахло кофе и едой, еще обычно сюда приходят студенты в перерывах между парами или же после них, поэтому это место всегда придавало чувство оживленности — хотелось жить, хотелось двигаться дальше и не оборачиваться назад. Сангстера встретила слишком худая и высокая девушка с короткой стрижкой. У нее была своя тяжелая история жизни, но она продолжала улыбаться почти всегда, скрывая свои проблемы, о которых знал только Томас и ее лучшая подруга Оля. — Приве-е-ет, ну как ты? — ее улыбка была заразительна, но не настолько, насколько у Дилана, а русский акцент иногда смешил и даже вызывал умиление. — Привет, Кар, — усмехнулся он, обнимая подругу, а затем они прошли за свободный столик. Томас принялся разглядывать в меню что-то, но он знал, что закажет латте без сахара и сиропа, а еще оладьи со сметаной, последнее, кстати, в меню предложила внести Карина — ее идею одобрили. — Ты хочешь заказать что-то новое? — девушка уперлась руками в щеки и с интересом смотрела на то, как парень выбирает себе что-то из меню. — Да нет, просто смотрю, вдруг чего еще твоего добавили, но я ничего нового не вижу. — Потому что ничего нового пока и не добавили… Знаешь, быть с другой страны и привозить в эту что-то новое так круто, — Карина хихикнула, записывая в блокнот то, что Томас берет «как обычно». — Представляю, — он улыбнулся. — А ты что будешь? — Ты же знаешь, Том, — Кар вздохнула и встала из-за стола, чтобы отнести заказ, но парень взял ее за руку, не желая отпускать. — Нет, ты что-то поешь, поняла? А я оплачу, — девушка лишь вздохнула и записала что-то в блокнот, Томас отпустил ее, а та отнесла заказ, затем вернулась обратно. — О чем ты хотел поговорить? — Помнишь день, когда погибли мои родители? — в его взгляде уже не было столько грусти, как раньше, казалось, ему уже было все равно на то, что произошло тогда. — Конечно, — Карина чуть нахмурила брови. — Зачем тебе о таком говорить? — Дело в том, что… в тот день произошло то, о чем мы с Диланом поклялись никогда не рассказывать, забыть это, — он замолчал, ожидая ответа от подруги, но потом понял, что та ждет продолжения. — Но разве я могу такое забыть? — парень нахмурился. — В тот день мы снова напились, но на этот раз настолько в хлам, что даже на ноги не могли встать…***
— Томми, да ты ваще!.. ну это типа… капец, короче, ты бухой в хламину! — Дилан приобнимал парня за талию и куда-то вел по коридору, неуклюже пошатываясь в стороны и «целуя» все углы стен, тумбочек, кажется, они даже что-то разбили по пути. — На себя посмотри, Дилка, — Томас поднял голову и томным взглядом посмотрел на друга, который перестал куда-то идти и посмотрел ему в глаза. Была довольно долгая пауза, они просто смотрели друг на друга. В каком-нибудь фильме или сериале, будь они в нем, парни бы уже поцеловались, но… Темноволосый просто быстро нащупал какую-то дверь рукой и буквально ввалился на нее с другом. Вау, какое совпадение, ведь это была спальня! — Помнишь, ты вчера спрашивал, хотел ли бы я когда-нибудь поцеловать парня? — Дилан начал как-то странно себя вести, подталкивая Тома к кровати, а потом и вовсе столкнул его на нее. Это начало немного пугать. — Ну, да… Помню, — хоть юноша и был пьян, но понимал, к чему тот все клонит. — Я хочу поцеловать тебя, Томас. Я хочу, чтобы ты был первым, с кем бы произошел у меня первый раз, — пьяный друг начал буквально наваливаться сверху на Сангстера, а тот даже сопротивляться не смог, так как руки и ноги были буквально ватными, а разум задурманил запах Дилана. Этот запах был… каким-то другим. Он был наполнен страстью и желанием, алкоголем и сигаретами. О’Брайен не услышал от нижнего возражений и не почувствовал сопротивления, а значит, что можно приступить к действиям: он провел по его торсу рукой, а затем залез ей под футболку, легким движением освобождая юношу от ненужной одежки. Их губы соприкоснулись в пьяном поцелуе, буквально пытаясь забрать себе побольше, как будто кто-то из них сейчас убежит и никогда не вернется. Но Томас не знал, что чувствовать, точнее, он хотел этого, но не в настоящий момент и не в таком состоянии уж точно, тем более, что хотел признаться вчера Дилану в своей ориентации, потому что до тех пор юноша не понимал своих чувств, а точнее… он пробовал с девушками, но это было не то. С тринадцати и до семнадцати лет Том встречался с одноклассницей, которая в итоге бросила его из-за «недостаточной крутости» — вот что значит учиться в элитных школах. В принципе, ему было все равно, так как встречались они только для того, чтобы Томас «обеспечивал» эту принцессу, так что чувств к ней он никаких почти не испытывал, лишь бы та не доставала его криками.***
— О черт, неужели вы с ним переспали? — Карина уже медленно ела ванильное мороженое, а Томас же попивал латте и доедал оладушки, постепенно рассказывая, что произошло в тот день. — Да, то есть… Я не знаю, можно ли это назвать сексом, но когда парни сильно пьяны, прости за подробности, они не могут кончить. Так что можно сказать, что мы потыкались, потом он уснул на мне и… это было ужасно. Особенно то, что было утром.***
— Ты мне врешь. Этого просто не могло быть. Я ведь не педик! — Дилан с дикой злостью смотрел на друга, казалось, что темноволосый его вот-вот ударит, а Том же чуть прищурился, будто готовясь принять его. — Черт, Дил, я бы никогда не стал врать тебе, пойми ты. Да, ты этого не помнишь, потому что был пьян, но не надо винить в чем-то меня, пожалуйста, — на лице парня отражалось отчаяние, а сердце так начало болеть, что отдавало в спину. Ему казалось, что он как будто предал своего друга. — Даже если бы это было, ты мог остановить меня, да и… ты выпил больше, почему я не помню, а ты — да?! — Дилан с яростью поднялся с дивана, подходя ближе к Тому. — Если об этом кто-то узнает… Тебе будет плохо, очень, понял? — он направил свой палец к его лбу, а затем ушел собирать вещи, чтобы уехать. Сангстер же просто не двигался с места — ему стало страшно. Его друг еще никогда себя так не вел, возможно, он просто был напуган этой ситуацией, да и в их городке к подобным типам относятся с презрением, но Томасу же было не менее страшно, а тут еще и Дил масло в огонь.***
— После того, как он собрал вещи и уехал, я… пошел на кухню и перерезал руки ножом. Тогда я совсем не понял, что делал, меня как будто контролировали, но потом я осознал и… смеялся, пока не потерял сознание. Оказывается, Дилан что-то забыл, вернулся в дом и увидел меня, а потом скорая, врачи, психиатры… Мне было одиноко, всегда было, но Дилан… он менял всю мою жизнь, с ним я не чувствовал себя отбросом общества, почти никогда не грустил. Но эта ситуация изменила нас, наши отношения. У него появилась девушка, твоя подруга, Оля. Не знаю, может быть, таким образом Дил пытается скрыть свою ориентацию, ведь… ну ты знаешь свою подругу, она ведь не совсем считает себя девушкой. — Да, я знаю… — вздохнула Кар, крутя ложкой в растаявшем мороженом. — Томас, я просто… не понимаю, как ты все это переживаешь в одиночку. О таком молчать нельзя, надо делиться, конечно, не со всеми подряд, но хотя бы с теми, кому ты доверяешь, — она выпустила ложку и взяла парня за руки, крепко сжав их в замок. — Я очень рада, что ты поделился со мной своими переживаниями. Надеюсь, теперь тебе будет легче. И обещаю, что мой рот будет на замке, — она одарила его своей искренней улыбкой. Сангстер кивнул и грустно улыбнулся, ведь знал, что его ждет. — Спасибо большое. Знаешь, мне было не легче принять то, что я гей, чем Дилану. Но я не виню его, просто… в тот день мне нужна была поддержка именно от него, а получилось это. Я даже не подозревал, что он мне нравится не как друг, а как парень, ведь со своей бывшей я не испытывал таких чувств. Меня не учили любить людей, не учили сочувствовать, помогать. Только перейдя в этот дикий мир, я начал адаптироваться с помощью этого человека, — у них уже забрали грязную посуду и кружку, а Карину вновь начали звать с перерыва, поэтому парень поспешил расплатиться и отпустить Кар. — Ладно, увидимся позже, — Том встал и Карина вместе с ним. — У тебя все будет хорошо. В любом случае, я рядом с тобой, а пока два придурка вместе, мир несокрушим, так? — Так, — после этого Сангстер вернулся домой. Светловолосый сел обратно за свой рабочий стол, открыл дневник, взял ручку и по привычке впихнул её сначала в свой рот, а потом только начал писать.***
Прости, дневник, но даже в последний день я не могу вписать это в тебя, ведь… Потом это кто-то будет читать, верно? Они же должны найти причину, но эту тайну я раскрыть не могу. Девушка Дилана… Она действительно крутая и умеет вдохновить на какие-то поступки, а ещё она забавно бесится, когда к ней обращаются в женском роде, но, чтобы было без обид, мы зовём её… Его Пашкой. Ох уж эти русские с их прибабахами, даже та Карина, но я рад, что у меня и у Дилана есть такие классные друзья. Но мне все равно кажется, что Дил выбрал её себе потому, что она… Он… Черт, я не могу здесь об этом написать, очередной раз прости меня, дневник. Что ж, я хотел написать, что после той ссоры мы не очень хорошо общались с Дилом, но зато в общей компании знакомых познакомились с Олей и Кариной — двумя русскими студентками, прилетевшими по обмену, но, видимо, им здесь так понравилось, что те даже не пожелали возвращаться, а поскорее устроились на незаконную работу в виде баристы и официантка. Оля, то есть Пашка, быстро нашли общий язык, как так они были достаточно похожи по характеру, а потом… Они объявили о том, что стали парой. Я сделал каминг-аут, после чего получил много недобрых взглядов, осуждение. После этого Дилан совсем отдалился от меня, а Кар и Пашка сблизились. Мне тяжело было наблюдать со стороны за человеком, который мне был не безразличен, но я не мог с ним заговорить. Он был так близко, но так далеко. Внутри меня все рвалось к нему. Знаешь, между нами была какая-то непробиваемая невидимая стена, не дающая нам слиться в одно единое. Из-за этого моё сердце разрывалось, душа болела. Каждый день я пытался пробить эту стену, но каждый раз меня ждал провал и разбитые в кровь руки. Мне хотелось покончить с этим, забыть и оборвать все в один миг, но… Недавно я решил обойти эту стену, о чем сильно пожалел. Не стоило мне этого делать, ох как не стоило. Прости, Дилан, но эту историю я не смогу опустить, да и знают о ней почти все.***
Томас убрал ручку в сторону и размял руки, а затем потёр глаза. С каждой минутой строчки давались ему все тяжелее и тяжелее, ведь он не спал несколько суток, с того самого момента, но ему было и на это все равно.***
— Возьми себя в руки, Томас, просто подойди к нему и сделай это, черт возьми, — Сангстер стоял на пороге своего университета, в который ходил с Диланом, но они ни разу не пошли в него вдвоем из-за этого инцидента. Сейчас же парень по своей глупости решил отбить у Пашки Дила. Войдя в здание, в глаза бросился пустой гардероб, мало кто сейчас носит теплую одежду, ведь осень только-только началась после жаркого лета. Томас прошел чуть дальше, теперь там были студенты, стоящие возле шкафчиков: первокурсники, которые изучали каждый миллиметр института и старшекурсники, некоторые из которых либо задирают других, либо кучками с друзьями ходят то по туалетам, то в кафетерий, но также не стоит забывать про влюбленные парочки, которые буквально всасываются друг в друга на каждом углу — противно. Кстати, еда здесь была безумно вкусной, ребята знали об этом еще до поступления, Том мечтал сесть за один столик с Диланом и перекусить какой-нибудь булкой с клубничным джемом, да выпить по стаканчику кофе, обсуждая местных преподавателей или студентов. Но это осталось только в мечтах. Увидев Дилана, на лице Томаса появилась та самая улыбка, которую сложно описать, ведь она вызывала и радость и боль, отчаяние и счастье одновременно — но когда ты видишь такую улыбку на лице другого человека, то твое сердце сжимается, ведь ты понимаешь, что ничем не поможешь, ты понимаешь, что это за улыбка. Но взяв волю в кулак, парень подошел к столику, за котором одиноко сидел темноволосый, залипая в одну точку на окне, но чужое тело перекрыло собой это окно, только тогда Дил ожил и перевел взгляд на лицо того, кто это сделал. — Томас?.. Что-то случилось? — парень удивленно вскинул одну бровь и сделал глоток горячего напитка. Его вид был таким, будто они никогда не были близкими друзьями. — Да, я хочу поговорить, — он глубоко вдохнул. — Я знаю, что ты терпеть меня не можешь, но я не могу вынести то, что каждый раз, когда мы пересекаемся, ты делаешь вид, что ты не знаешь меня и что у нас ничего не было, — последние четыре слова он сказал шепотом, некоторые начали оборачиваться на них. — Я знаю, что ты специально нашел себе девушку, чтобы прикрыться и сделать больно мне, как сделал тебе тогда я, хотя, Дилан, мне было не меньше больно от того, что это ты меня тогда предал и просто ушел. И да, я благодарен тебе, конечно, за то, что ты спас меня, но лучше бы я сдох в муках, чем продолжал жить с тем, что человек, который мне небезразличен, ненавидит меня. Прости, прости меня за все, но ты сам захотел это сделать, — он уперся руками в стол и наклонился, чтобы быть ближе к нему. — Да, я влюблен в тебя, тогда тоже был влюблен, но не понимал этого. Я не верил в это, потому что мне казалось это глупым, да и то, что ты всегда был рядом и помогал мне, могло затупить это чувство дружбы. Но, понимаешь, пьяные люди делают то, на что бы не осмелились пойти будучи трезвыми. Пьяные могут вырыть свои самые глубокие желания и воплотить их. Это сделал и ты, но обвинил меня, но ты был прав, я был пьянее тебя, поэтому и не мог пошевелиться и возразить, мне оставалось просто пережить то, что случилось. Одному, — он выпрямился. — Но то, что ты мне после этого начал угрожать — перешло все границы, — Томас и это не писал в своем дневнике и ни с кем не делился. После того, как его выписали, Дилан пару раз припугивал его тем, что натравит на него каких-то бандитов, которые будут избивать его до полусмерти. Том знал, что это неправда, а Дил знал, что тот и без запугиваний никому ничего не скажет. Но Сангстеру все равно было страшно, потому что его друг сильно изменился. До неузнаваемости. — Томас, у людей есть свойство меняться, поэтому ты действительно думал, что я останусь тем самым миленьким мальчиком на всю жизнь? Тупость! А то, что ты там себе напридумывал — полнейшая бредятина, мы ведь оба были пьяны. Я уверен, что тебе это просто приснилось, так что хватит выдумывать все это и попросту тратить мое время, а еще ты позоришь нас у всех на глазах, — Дилан указал на пару людей, которые смотрели на эту «парочку» и шептались о чем-то. Сейчас Том почувствовал, что начинает проваливаться сквозь пол, будто все смотрят только на него и смеются над ним, тыкают пальцем, унижают: «Фу, гей! Гей! Пытался сделать Дилана пидором, ужас! Пусть этот пидорас повесится нахер, как таких земля носит, это же пиздец!». Их лица начали стираться, остались лишь два красных горящих глаза, а тело приобрело вид какой-то черной массы — они гнили. Это общество полностью прогнило. Конечно, остались хорошие люди, но таких поискать надо Томас не помнил, как оказался дома весь в слезах и, держа дрожащими руками дневник, пытался сжечь все воспоминания о Дилане. Но он не мог. Просто не мог этого сделать, поэтому отбросил зажигалку и дневник в разные стороны, а сам забился в угол, не вылезая из него двое суток: он не ел, не пил, просто рыдал, а потом смотрел в одну точку. Его морально раздавили, но лучше бы это произошло физически: парень ничего не чувствовал, лишь чувство пустоты в районе живота и частая боль сердца со спины. Но ему пришлось взять себя в руки.***
А началось это все пятнадцать лет назад. Да-да, та самая песочница и та самая потерянная игрушка, горькие слезы и чужие мамки, среди которых где-то была моя, но ей было не до меня, ведь ей надо было поделиться тем, что она увидела такую крутую сумку за двадцать тысяч долларов, но из-за «бедности» нашей семьи она не сможет ее купить. На секунду, наша семья довольно прилично зарабатывала, но, конечно, не настолько, чтобы каждую неделю покупать ей сумки от «Гуччи» и мне игрушки за два доллара. Собственно, мне было похрен на цену игрушки — эта стала моей любимой после пропажи, а сейчас, наверное, самая ненавистная.***
Пятнадцать лет назад. Дневник, кажется, эта история заканчивается, я написал то, что хотел, хотя мог бы еще что-то, но мне пора. Я уверен, что Карина и Пашка справятся со всем, они сильные ребятки, в отличие от меня — я просто убегаю от своих проблем, потому что это невыносимо. Я знаю, что, возможно, обо мне через пару лет забудут, будут лишь вспоминать, когда напьются и говорить, какими же хорошими были те времена, когда все только начиналось. Но имеют ли вес те «хорошие времена», если их затуманили такие события? Ведь город после войны полностью разрушен, конечно, его могут восстановить, но он уже не будет таким, как раньше, а большую часть людей уже не вернешь к жизни, если ты понимаешь, о чем я. Ладно, я заканчиваю на этом:Неважно, гей ли ты, лесбиянка или натурал, китаец или американец, весишь ты сорок килограмм или сто сорок, верующий или атеист — мы все люди и все мы прекрасны. В каждом человеке есть своя уникальность, своя изюминка. Мы — личности, строящие свой мир и свои мечты. Кто-то силен, а кто-то слаб. Если ты сильный, то помоги слабому, не бросай друга в беде, всегда поддерживай и помогай. Я уверен, что если ты поступил правильно, то, когда тебе будет нужна помощь, тебя не бросят — это как правило бумеранга, о котором многие знают. Если на тебя смотрят с ненавистью — уходи от этого человека, если с любовью — раздели это чувство, либо хотя бы не бросай. Мы живем в одном большом мире, в котором пересекаемся с людьми, не разделяющими наши предпочтения, но это не значит, что надо выдвигать свое и выдавать за правильное, ведь у всех свой вкус, если это, конечно, не наркотики, алкоголизм и убийства; если кто-то чего-то не знает, то не осуждай, а поддержи и объясни. Хочешь разбить тарелку или кружку от злости? Да пожалуйста, ведь можно еще купить! Мир прекрасен, если смотреть на него под правильным углом и отдавать хорошую часть себя. Любите. Мечтайте. Рискуйте. Творите.
***
Захлопнув дневник, Томас положил на него сверху ручку, а затем встал из-за стола, взял чемодан и вышел из дома.