Тренировка

Попасть в факультетскую квиддичную команду каждый помешанный на игре первокурсник мечтал больше, чем о драконе на день рожденья. Вот только драконов им никто не дарил. И в команду не брали. Потому что — первый курс, мелочь, слабаки, снитча пугаются. Оливер все это не раз слышал. Мечтать не мешало. Злиться, впрочем, тоже. Без неба не жилось, и ближе к лету, когда старшекурсники корпели над подготовкой к экзаменам, они организовали свой турнир, на Кубок первокурсников. Кубком служила потертая серебряная чаша, случайно найденная под трибунами среди липких оберток от шоколадных лягушек и пивных бутылок. Собственно, из нее, из ее благородных, хоть и тусклых линий и родился турнир. Он был призраком: как бы существовал, а как бы и нет. Можно было подумать, что об играх никто не знает; но ведь не просто же так мадам Хуч разрешала им не сдавать метлы после занятий, и не просто же так стадион неизменно оказывался свободен в часы тренировок? А значит, все, что они делали, было не просто так. — Мы станем чемпионами, — сказал Оливер своей команде на первой же тренировке. Официальных выборов капитана не проходило — его молчаливо признали таковым после тайного организационного совещания. С таинственно непроницаемыми лицами они задержались после уроков в кабинете Трансфигурации, сидели на сдвинутых партах, и Оливер чертил стрелки на оборотной стороне какого-то пергамента, объясняя логику игры. Остальные внимательно слушали, и он чувствовал себя величайшим квиддичным стратегом. Потом пергамент оказался его же домашним заданием, и Макгонагалл влепила ему «тролля», потому что перо от воодушевления кое-где прорвало тонкий лист, сделав работу нечитаемой. Зато в глазах одногруппников читалось восхищение, и в целом «тролль» того стоил. Не было ничего на свете, что в глазах Оливера не стоило бы квиддича. Он был уверен, что все выйдет замечательно, целых десять минут тренировки. Даже, пожалуй, с четверть часа. А потом уверенность пошатнулась и стала таять на глазах, как недавний снег. Падения с метел, удары бладжером, столкновения — пустяковые, но все же — пригасили энтузиазм, сбили боевой настрой команды. Будущие чемпионы все охотнее присаживались на плотный травяной ковер и все медленнее вставали с него, чтобы вновь оседлать метлу. Разочарование Оливера было глубоким, как Черное озеро. Кубок на глазах уплывал из рук, а команда не хотела приложить усилий, чтобы его удержать. Трусы, слабаки, нытики, боящиеся лишнего синяка! Оливер отбросил метлу, отвернулся ото всех и выдохнул тяжелый, словно слежавшийся воздух. Он знал, что кричать нельзя. Крик — оружие бессильных. Он не такой. Он капитан. Пальцы привычно сжали небольшой шарик в кармане. Оливер не расставался с ним с пяти лет. Снитч был не просто подарком — другом, советчиком, доверенным лицом. Всем. Оливер снова тяжело выдохнул, прежде чем поделиться тайной. Победа требует жертв, верно? — Смотрите, — сказал он, поворачиваясь и решительно вынимая драгоценность из кармана. — Вот. Не думайте, это не простой снитч. Видите подпись? Игроки переглянулись. Любопытство подняло с травы даже самых уставших. Они тянули шеи и толкались локтями, чтобы лучше разглядеть глубоко врезанные в поверхность металла линии. «M.Б.III». — Максим Бранкович-третий, — подтвердил догадку Оливер. — Мне подарили его на день рождения. Дядя был на игре «Фичбургских зябликов» в восемьдесят первом, и Бранкович подписал ему этот снитч для меня. Он поднял голову. Глаза его игроков сияли отраженным золотом, будто двенадцать снитчей разлетелось в двенадцать зрачков. — Это будет наш талисман, — сказал он, поднимая снитч повыше, чтобы все видели. — Мы выиграем. Мы станем чемпионами. — Что это? Дай посмотреть, — потребовал кто-то, и от неожиданности Оливер не успел покрепче стиснуть снитч в пальцах. Он обернулся, сжав кулаки, готовый к драке. Маркус Флинт — тот самый наглый слизеринец-второкурсник со вздернутой верхней губой, что сразу вызвался тренировать слизеринцев, пообещав «надрать Гриффиндору задницу», теперь разглядывал его снитч, морща нос. — Отдай, — сказал Оливер и шагнул вперед. Флинт, не обращая на него внимания, поцарапал ногтем букву «M». — Я сказал, отдай снитч. Флинт посмотрел на него, будто раздумывая, а не подраться ли все же, но протянул золотой шарик обратно. — Да подавись, Вуд. Никто у тебя ничего не забирает. — И не успел Оливер осознать, что его ценности ничто не угрожает, едко добавил: — Все равно автограф не настоящий. — Что-о? — Оливер едва не рассмеялся, несмотря на холодок в груди. — Самый настоящий. С чего ты взял? — С того. — Флинт смотрел нагло и уверенно. Было не похоже, что он блефует. — Я видел автограф Бранковича. Он есть на кубке в Зале славы. Сам сравни. — Неправда! — выкрикнул Оливер, но его протесту не доставало силы. Что-то в словах — или взгляде — Флинта подсказывало: правда. И Оливер понимал это, и команда за его спиной понимала. — Наша очередь занимать стадион, — сказал Флинт. Он не сказал «слабаки», но все это услышали. И Оливер услышал. — Идите, — сказал он игрокам, которые ждали его слов — будто сами не знали, что делать. — Я приду позже. — Мы будем играть? — спросил Норман, тощий и бледный, три раза за тренировку навернувшийся с метлы и чудом отделавшийся царапиной на лбу. Он играл за Охотника на левом фланге. — Конечно, будем, — ответил Оливер неубедительно даже для себя самого.

* * *

Он вернулся в башню позже, чем рассчитывал, едва успев до отбоя, — Снейп поймал его, болтавшегося без дела по коридору, и заставил сортировать каких-то доисторических бабочек. Монотонная работа на удивление неплохо успокаивала; но стоило вернуться к себе и забраться в постель, обида и злость нахлынули с новой силой. Почему дядя обманул его? Он ведь так хотел этот снитч, этот автограф, полгода только о нем и твердил — с тех пор, как в «Квиддич-вью» напечатали целый разворот с колдографиями Бранковича и рассказом о его карьере в «Зябликах» и играх за сборную США. Но шансов заполучить желаемое почти не было, и подаренный снитч стал настоящим чудом. Оливер и сейчас помнил жгучую радость, затопившую его с головой, когда он развернул подарок и понял, что перед ним. Из-за этого было еще больней. Выходит, он зря радовался? Был счастлив из-за какой-то фальшивки? Полночь давно миновала, но Оливеру не спалось. Под одеялом было невыносимо душно, но стоило его откинуть, как к телу лип неприятный холодок. Оливер чувствовал себя преданным. Как же так? Не то чтобы он считал, что врать нельзя нигде и никогда, — но ведь не в таких случаях. Не тогда, когда дело касается доверия, дружбы или квиддича. Наверное, дядя хотел, как лучше. Может, он хотел, чтобы Оливер перестал изводить окружающих просьбами, чтобы он перестал думать и говорить только об одном Бранковиче, будто никого другого и на свете не существовало. Может, он хотел, чтобы племянник успокоился и почувствовал себя счастливым. Но разве настоящее счастье наступает из-за поддельных вещей? Это был интересный вопрос. Раньше Оливер с таким не сталкивался. Он свернулся на боку калачиком и стал думать, немного забыв про обиду. Он любил такие моменты — когда возникала сложная задача и нужно было отыскать ответ. А в этом вопросе и ответе на него заключалось нечто большее, чем ценность снитча или даже победа в турнире. Оливер точно знал, что то, давнишнее счастье было одним из самых больших в жизни. Теперь он хотел знать, имеет ли на него право сейчас, когда истинная подоплека вышла наружу. Отменяет ли новое знание прошлую радость? Что важнее — истина или иллюзия? Оливер не знал, что эти вопросы поставили в тупик не одного мудреца, и рассчитывал разобраться с ними задолго до наступления рассвета. Он заснул, когда в мельчайших деталях представлял себе тот день рождения, пытаясь каким-то образом измерить и оценить свой восторг и благодарность. Утром он не чувствовал себя невыспавшимся — разве что немного усталым, но это было не страшно. — И что теперь? — неуверенно спросил, подсев к нему, Норман. — Мы вчера не поговорили… — Меня Снейп задержал, — объяснил Оливер, вспоминая, что вчера так ничего и не решил и почему-то не тяготясь этим. — Завтра тренировка, как обычно. — Да? — Норман заметно повеселел. — Хорошо. А я думал, ты… — Сдамся? — напрямик спросил Оливер. — Потому что мой талисман оказался ненастоящим? И пусть. Дело ведь не в талисмане. И не в автографе. И не в Бранковиче. — А в чем? — с любопытством спросил Нортон, захваченный его неизвестно откуда пришедшей уверенностью. — В том, что если мы выиграем, то когда-нибудь сами будем раздавать автографы. — Оливер вынул снитч и покрутил перед глазами. Тот был обычным. Собственно, как и всегда. — Я думаю, врать не стоит даже ради хорошей цели. И знаешь что? Тебе надо тренироваться вдвое больше, чем остальным, потому что с метлой ты управляешься ужасно. Нортон смущенно опустил голову. Это было хорошо — Оливер ожидал возражений или даже серьезной обиды. — Ладно, скажу, что завтра наш день. — Он вылез из-за стола, шагнул в сторону и обернулся. На лице отражалось сомнение. — Ну и раз уж ты за честность, можно спросить? Ты веришь, что мы выиграем Кубок? Это был очень легкий вопрос. — Да, — сказал Оливер. — Может быть, не Кубок первокурсников. Это ничего. Но я уверен, что однажды кто-нибудь из нас будет держать в руках Кубок школы по квиддичу. — Несмотря на то, что мы лишились талисмана? — с благоговейным страхом спросил Нортон. Оливер запустил в него яблоком. — Вот тебе талисман. Можешь хранить хоть до выпуска. — Я понял. — Нортон с хрустом откусил от яблока. — Спасибо.