Уроки эльфийского

— Мерриль, я вряд ли когда-нибудь смогу сказать правильно хоть слово на твоем языке, — зарываясь носом в волосы Мерриль, проворчала Хоук. Запах травы с легкой ноткой моря наполнил ее ноздри; она обхватила Мерриль за талию. Хоук обожала обниматься с Мерриль, и это было б еще приятней, если б та не была так увлечена идеей обучить ее древнему языку элвен. — Все не так уж и плохо. Твое произношение стало намного чище! И ты почти не ошибаешься в построении фраз! Хоук хихикнула — до того жизнерадостно звенел голос Мерриль. То, что Хоук всегда в ней нравилось — ее неисчерпаемый оптимизм. Даже в самые тяжелые времена Мерриль могла найти что-то светлое. Это было особенно верно, когда им пришлось противостоять ее клану; Хоук сомневалась, что им позволили бы уйти без битвы. Она обняла Мерриль еще крепче при мысли о том, как легко было тогда ее потерять. Хоук не считала магию крови приемлемой, но она верила — Мерриль знает, что делает. Никакой демон не смог бы разлучить их, даже если б произошло самое ужасное. Хоук была готова разорвать в клочья любого демона — хоть магией, хоть голыми руками. — А теперь я научу тебя еще одной фразе, Хоук. Это кое-что очень важное на долийском, — Мерриль повернулась к Хоук и улыбнулась при виде гримасы на ее лице. — Ну, давай, давай, венан, — рассмеялась Мерриль, целуя Хоук в щеку. — Хорошо, — тяжело вздохнула Хоук и прижалась к Мерриль плотнее. Со времен смерти матери Хоук старалась быть ближе ко всем. В ней глубоко укоренилась потребность трогать друзей, чтобы убедиться, что они еще здесь. Легкое прикосновение к спине, похлопывание по плечу, объятия — Хоук должна была уверять себя, что они здесь, с ней. Она не хотела потерять кого-то еще раз, и Мерриль это понимала. Ей нравились прикосновения, и она была более чем рада снова и снова уверять Хоук, что она здесь. — Я слушаю. — Ар лат ма, венан. — Аре лет май, венан, — это слово было одним из первых, какое Хоук освоила, когда Мерриль объяснила его значение. «Мое сердце». Оно очень подходило, ведь Мерриль была второй половиной ее сердца. — Очень достойно для первой попытки, Хоук, — сказала Мерриль, и Хоук поняла, что это значило на самом деле: в ее голосе был тот самый покровительственный тон — для случаев, когда у Хоук ничего не выходило. — Я опять все запорола, да? — Мерриль затряслась, словно от беззвучного смеха. — Ну, давай. Смейся надо мной, сколько хочешь, — Хоук любила смех Мерриль. Он был полон жизни и дарил легкость, какую она не испытывала с детства. Его редко можно было услышать, и Хоук дорожила каждой возможностью сделать это. — Прости, Хоук. Я и не думала смеяться над тобой, но это было ужасно, — Мерриль смахнула слезы, успокоившись. — Попробуем еще раз? Хоук недовольно вздохнула, взъерошив волосы Мерриль, но обе знали, что она сделает это. Ради Мерриль она всегда была готова попытаться. — Ар лат ма, венан, — слова дались Хоук с легкостью, удивившей обеих. — Да, так. Это было превосходно, Хоук! — прощебетала Мерриль, подняв голову, чтобы посмотреть на свою возлюбленную. Слезы навернулись на ее глаза, когда она прикоснулась к щеке Хоук. — Что это значит, Мерриль? — Хоук вспомнила, что и раньше слышала от нее эти слова — несколько раз, в основном в те времена, когда страдала от чего-либо. — Это значит: «Я люблю тебя, мое сердце», — Мерриль ощутила, как Хоук застыла, еще до того, как осмелилась заглянуть ей в лицо. Это лицо, которое она так любила, сейчас было задумчиво-пустым, и это означало, что Хоук переживает бурю эмоций в один миг. Мерриль знала, что Хоук ее не отвергает, а просто пытается разобраться в том, что она чувствует. На этот раз Мерриль догадывалась, что Хоук пытается не заплакать. — Мерриль, — прошептала Хоук, склонив голову и уткнувшись носом в плечо Мерриль. Ее переполняла любовь к этой эльфийке, которая через многое прошла в попытках сохранить наследие своего народа. — Спасибо. — За что, Хоук? — За то, что любишь меня. И позволяешь мне любить себя, — Хоук почувствовала, как руки Мерриль обвиваются вокруг нее, и обняла в ответ. — О, Хоук, — Мерриль скользнула губами по шее Хоук, утешая ее поцелуем. Хоук задрожала и поймала губы Мерриль своими. Поцелуй был наполнен отчаянной любовью, Хоук желала, чтобы Мерриль знала, что она любит ее и как сильна эта любовь. Через мгновение они отстранились. — Я бы пропала без тебя, — Хоук прижалась лбом ко лбу Мерриль. — Нет. Ты бы продолжила жить, и в этом ты вся, Хоук. Но я рада разделить твою ношу, и никогда не оставлю тебя. — Мерриль провела рукой по щеке Хоук, невесомо лаская. Их губы соединились снова, на этот раз в более медленном поцелуе. Внутри них разгорался жар, но ему не было места в нежном обмене чувствами. Они снова прервались, когда огромная мохнатая туша вспрыгнула на кровать и принялась изливать свои чувства, щедро осыпая их обеих слюнявыми поцелуями. — Лежать! О, Создатели! Хоук! — со смехом выкрикивала Мерриль, а мабари лизал ее лицо. — Лежать, громадная ты зверюга! — в голосе Хоук не было гнева, когда она спихнула собаку в подножие кровати. — Иди на место. Пес высунул язык и довольно гавкнул, устраиваясь в ногах. — Мне кажется, он хочет сказать нам, что пора спать, — Мерриль утерлась краем одеяла. Хоук хихикнула и погладила мабари по голове, а потом откинулась на кровать рядом с Мерриль: — Тогда спокойной ночи. Глава семьи распорядился, — пес шумно задышал в знак согласия, и они обнялись под одеялами, засыпая.