Лучшая подружка

В коридоре царит мертвая тишина, каждый из присутствующих боится выдохнуть лишний раз. А тело Оды действует само, годы попыток превратиться в светлого рыцаря не прошли даром. Жить, все должны жить, а он… Сделает всё, что в его силах. Никогда не спускать курок, не забирать чужие жизни и… Так запросто подставиться под чужую пулю? Предназначенную даже не для него? Но ведь люди существуют, чтобы спасти самих себя… Ни о чем таком подумать Ода не успел, всё проклятые инстинкты слишком самоотверженного человека. Да незнакомец, который вознамерился пристрелить директора. Разорванная, разбитая на осколки тишины, жгучая боль в груди, издевательское мигание лампы на потолке и… Таков конец? …и в темных глазах отражается свет. Из мафии уйти сложно, но не невозможно. И Оде это удалось, правда, позади осталось слишком много недовольных, кому он волей или неволей перешел дорогу. Пытаться убежать, скрыться было бы слабодушием с его стороны. Да и просто глупостью. На другом конце земного шара — найдут. Если захотят. Поэтому Ода даже не стал перебираться в другой город, понадеялся на удачу и смирился с мыслью, что его не такая уж и длинная жизнь может оборваться в любой момент. Но на эту самую жизнь пока нужно было как-то зарабатывать, должного образования не имелось, есть хотелось каждый день… А терять больше было нечего. Вот Ода и плюнул на все опасения, которые нашептывали остатки здравого смысла, и решил попробовать себя в роли преподавателя. Сенсей Ода Сакуноске. После второй провальной попытки устроиться на работу это звучало злой насмешкой. Наверное, смеяться судьбе всё же надоело, так как третья попытка стала последней. Ода до сих пор не знает, почему директор Фукудзава разрешил ему вести литературу. Ну не за честные ведь глаза, да? А потом ещё и сам посоветовал взять на себя классное руководительство. Ода не мог ему отказать. В общем, до этого момента всё шло подозрительно гладко. И все подозрения себя оправдали, когда в один прекрасный — на самом деле не очень — вечер в дверь маленькой квартиры Оды отчаянно забарабанили. Помнится, он тогда ещё сверился со временем, прежде чем пойти открывать. Десять вечера, кого принести могло? Для разборок с бывшими мафиози вроде как рано… А для чудесного появления перед ним не самой прилежной ученицы, наивно полагал Ода, уже слишком поздно. Как бы не так. — Одасаку-сан! — радостно вскрикнула Дазай и точно повиснула бы у него на шее, но Ода успел уклониться от цепких рук. Уже вот как год он был её классным руководителем, даже состоял с ней в определенных отношениях. А именно каждую наделю регулярно читал ей лекции в медпункте, куда Дазай исправно отправляли после очередной организованной ею же драки. Лекции о правилах поведения, а не литературе. Сначала Ода всегда пытался говорить с самым суровым видом, но потом сдавался под жалобным взглядом Дазай и тихо интересовался, что же у неё болит. И не сильно ли. Это ведь нормально, когда учитель беспокоится о своей ученице? Так какого чёрта Дазай продолжала воспринимать подобную заботу как свою личную заслугу? — Я вас люблю, — сказала она однажды, совершенно невзначай, когда они обсуждали ключевые образы в последней прочитанной Дазай книге. Сидели они всё в том же медпункте, под глазом у Дазай красовался яркий фингал, поставленный её одноклассницей. Чуей. С которой, по словам Дазай, они были хорошими подругами. Даже очень. Ну да, именно поэтому каждый божий день махали кулаками в сторону друг друга. Признание Дазай Ода решил проигнорировать. А что, он ведь уже не так молод, слышит не так хорошо. Лишь бы она это поняла. Старый он, а для неё и подавно! Время шло, и Ода начал думать, что всё же пронесло. Дазай рядом с ним болтала так же непринужденно, как прежде, не рядом с ним продолжала махать кулаками так же вдохновленно. К счастью или к сожалению, уже не только в сторону Чуи. Однажды, всё в том же медпункте, Ода обратил внимание на выглядывающий из-под рукава рубашки Дазай краешек бинта. А на следующий день стал невольным свидетелем разговора про её забинтованные руки. Ноги успели обсудить без него. — У меня в детстве правую руку акула пожевала, — распиналась Дазай перед каким-то простаком, который только перешел в старшую школу. — У всех вон руки откусывают, а мою просто пожевали, повезло! Но всё равно жуткое зрелище, вот и бинтуюсь, чтобы вашу неустойчивую психику не травмировать. — А что с левой рукой? — ни капли не уверенно спросил побледневший паренек. — А мою левую руку жевал бегемот! Нет, ну ты видел, какие у этих чудищ челюсти мощные? Да мои кости по кусочкам собирать пришлось! Маленьким-маленьким. Но везет мне всё-таки, что я такая невкусная, так никто меня и не съел… И вам всем везет, что можете сейчас радоваться моему присутствию! — на этих словах Дазай резко обернулась и встретилась взглядом с застывшим Одой. Победная улыбка на её губах говорила о том, что знала, с самого начала она знала, что Ода их слушает! Вот чертовка. И чего добивается? Ни в каких бегемотов с акулами Ода ведь не поверил. Но всё чаще стал ловить себя на мыслях о перебинтованных руках Дазай. Которые она иногда опускала ему на плечи, стоя у него за спиной. Когда в классе больше никого не было. К счастью. «Или к сожалению» — вздохнул Ода, открыв перед ней дверь своей квартиры. Конечно же, он пустил Дазай из-за элементарных норм приличия, а не потому что она не оставила ему выбора своей стремительностью. Отчего-то переживания за неё успели войти в привычку. Что могло стрястись? Вопросов было много, а объясняться Дазай не спешила. И приглашений не ждала. Скинула обувь, по-хозяйски прошла в спальню, плюхнулась в сразу же запримеченное у стола кресло и, словно кошка, свернулась в нем калачиком. Только тогда шокированный Ода смог заставить себя отлепиться от стенки, и всё для того, чтобы обнаружить уже крепко спящую Дазай. Вот так, в кресле. Ну и дела… Часы показывали почти полночь, когда Оде надоело размышлять над сложившейся ситуацией. Он поправил плед на плечах у Дазай и решил попробовать заснуть сам. Присутствие с ним в одной комнате кого-то ещё нервировало только сначала. Ну правда, а что ему оставалось? Пойти спать в ванную? В каких правилах хорошего тона это прописано? Просыпался Ода всегда без будильника. К тому же рано, даже по выходным. В это же воскресенье он не спешил открывать глаза и вскакивать с кровати, просто лежал на боку и прислушивался к беспокойному чувству у себя внутри, причина которого продолжала от него ускользать. Но не долго. Скоро она себя обнаружила, начав ворочаться рядом с Одой. Слишком… рядом. «Дожились, — пронеслось у Оды в голове, — сплю со своими ученицами». Он резко сел и с опаской покосился на Дазай. «Ну почему же с ученицами… С одной. Блестящее оправдание». Чтобы хоть как-то себя успокоить, Ода поплелся на кухню готовить завтрак. Совершенно неосознанно на двоих. Потом неожиданно для самого себя придирчиво начал рассматривать свое отражение в надтреснутом зеркале. Тут много к чему можно было придраться, но сильнее всего в глаза кидалась щетина на подбородке. Увы, порыв от неё избавиться ни к чему не привел. Ванная была занята. То, что Ода знал, кем, ничуть его не успокоило. Чувствуя себя донельзя потерянным, он вернулся на кухню, поставил на стол две тарелки с карри, уселся за него сам и принялся ждать. Так и задремал. — Одасаку-сан, — разбудивший его шёпот заставил вздрогнуть. Шептали-то на самое ухо. Ещё и крепко держась за его шею. Вроде не душили, просто обнимали со спины. Вроде, — спасибо. — За что? Дазай промолчала, давая ему додумать всё самому. Ода снова тяжело вздохнул и жестом попросил её сесть напротив. Надежды на то, что Дазай всё же заговорит сама, себя не оправдали. — Точно ничего не хочешь мне рассказать? — наблюдать за тем, как она уныло ковырялась в своей тарелке, было тяжело. Особыми кулинарными навыками Ода никогда не отличался, но в этот раз карри получилось действительно прекрасным. Пришлось даже пожалеть, что приготовлено было на две порции, а не больше. Дазай только мотнула головой. Просидела вот так, поддерживая их молчание, ещё несколько минут, а потом, словно вдруг вспомнив о чем-то, поднялась, дергано поклонилась и почти побежала к двери. Ода провожал её только взглядом. Должен ли он был как примерный классный руководитель докопаться до правды? — Больше так не делай, — шепнул он Дазай, когда они пересеклись в понедельник на большой перемене. Дазай с самым серьёзным выражением лица кивнула, а Ода и сам не был уверен, что же имел в виду. Что больше не хочет её видеть? Точно нет. Видеть её в своей квартире? Сложно сказать. Когда Дазай рядом, всё-таки проще контролировать, что с ней всё в порядке. Но было ли в порядке хоть что-то, когда она свернулась калачиком у него под боком? Сложно сказать… Дазай так правда больше не делала. И, конечно же, это «так» истолковала, как ей понравилось. Потому что дня через три залезла в квартиру Оды через окно. Благо жил он на третьем этаже, и если руки-ноги себе переломать, упав с такой высоты, ещё можно было, то, чтобы убиться, определенно нужно было постараться. Дазай, как и на большинстве школьных предметов, не старалась. С непонятной радости она решила направить свои усилия в другое русло. В один из вечеров она забралась на колени к Оде с такой уверенностью, словно это было совершенно в порядке вещей, обхватила его перебинтованными руками за шею и с поистине дьявольской улыбкой заглянула ему в лицо. Ода испугался. А когда Дазай протянула одно единственное слово — ещё больше. — Пи-ши-те, — Дазай ткнула пальчиком ему в грудь, — не я ведь вам мешаю? Нет, она уже давно ему не мешала. Скорее наоборот. Даже распинаться перед откровенно засыпающими учениками, когда в классе сидела она, было как-то проще. Может, потому что тогда противное чувство, что время потрачено впустую, не появлялось. Дазай всегда внимательно слушала, иногда даже что-то записывала или переспрашивала, и сложно было сказать, её больше интересует литература или сам Ода. Но ведь в тот день он был уверен, что его точно никто не слушает! Дазай и то положила голову на парту и даже на пинки Чуи не обращала внимания. Вот Ода и задумался о чем-то своем. Брякнул что-то в духе, что мечтает стать писателем. Ну точно ведь никто его не слушал! А нет, получается, слушал. — Мечты должны сбываться, — заявила Дазай. — Пишете, Одасаку-сан, пишите. А он не мог. Не перед ней так точно. Мысли начинали путаться больше обычного, а молчание всё чаще превращалось в до смешного неловкое. Казалось, ну что мешает Оде выставить свою ученицу за дверь, позвонить её родителям да разобраться с этим балаганом раз и навсегда? Но что-то ведь мешало… Возможно, чертовка Дазай Осаму. Иногда она приходила днём и засиживалась у него только до вечера. — Давай я тебя проведу, — каждый раз предлагал Ода. — Не стоит, вдруг родители увидят. Или кто-нибудь ещё. — Но молодым девушкам бродить по темным переулкам в такое время — не лучшая идея! — Почему же? У меня есть нож, — Дазай каждый раз доставала его непонятно откуда и с гордостью демонстрировала. А Ода про себя отмечал, что отличный нож, он бы и сам от такого не отказался. — Да и живу я близко. Вот только где именно — Ода не знал. Теоретически, он мог в любой момент заглянуть в журнал и выведать и адрес, и номер телефона любого из класса, но это было бы не слишком честно с его стороны. Может, не просто так Дазай не говорила ему даже свой номер. Может, на то имелись веские причины. А иногда вечером она не уходила. — Извините, — говорила Дазай, — это последний раз. Это не означало, что она пыталась врать. Ей правда хотелось, чтобы эта ночь стала последней. И больше никогда ей не было так плохо. Но ей было, и даже хуже, Ода хорошо это видел. Как бы умело Дазай ни скрывала своё состояние за пустяковой болтовней днем, всхлипывать совсем беззвучно ночью она так и не научилась. — Знаешь, — как-то раз попробовал её образумить Ода, — девушки твоего возраста ходят на ночевки к подружкам, а не к своим классным руководителям. У тебя же есть друзья? Чуя? — Ага, — Дазай принялась нервно теребить свою длинную тёмную прядь, часто падающую на глаза, — но что поделать, если моя лучшая подружка — это вы. Вроде и пошутила, а вроде такой боли в её голосе Ода ещё никогда не слышал. Наверное, Дазай тоже так подумала, потому что тут же продолжила лепетать про другое: — Ох, а как эти волосы мне надоели! Обрежу их. Завтра же. И обязательно криво. — Не нужно криво, — невольно взмолился Ода. Уж больно волосы у Дазай были красивыми. Длинными, густыми, вились на кончиках. — Если тебе настолько нечем заняться, могу сам тебя постричь. — А сможете не криво? — хитро улыбнулась Дазай. — Постараюсь, — кивнул Ода и уже даже не удивился, вдруг обнаружив голову Дазай на своем плече. Странной эта девчонка была, с самого начала. Ничего её не смущало, не выбивало из колеи. Вечно она пыталась обратить на себя его внимание если не странной репликой, так прикосновением, и вечно у неё всё получалось. Чертовка. То ли так до безумия ей хотелось любить, то ли быть любимой, то ли поиздеваться над собой и Одой заодно… Далеко не сразу он научился различать в каждом её жесте самое настоящее отчаяние. Переступать порог квартиры — как под гильотину. Заглянуть ему в глаза — как кинуться в самый омут, с головой. Поменять бинты на руках — как содрать с себя кожу. Не нравилось Дазай это дело, даже очень. Рассказывать Оде про акул и бегемотов она никогда не пыталась, как знать, каким бы слоем невероятных предположений ещё успели бы обрасти бинты, если бы Ода однажды не увидел руки Дазай без них чисто случайно. Оказалось, обычные руки. Только в паутине старых и не очень шрамов. Одни из них правда являли собой едва заметные линии, другие — уродливые рубцы. Ну как, уродливыми бы Ода их никогда не назвал, на этом определении настояла Дазай. А Ода не стал с ней спорить и побоялся спросить, сколько же из этих ран Дазай нанесла себе сама. Она это поняла и улыбнулась, мягко и ничуть не насмешливо. — Самый старый, — Дазай очертила место возле локтя. — Меня поцарапала кошка. Ода не стал уточнять, каким же мутациям была подвергнута эта кошка, раз имела такие ужасные когти. Провести Дазай в тот день он тоже не пытался. Только попросил её быть осторожной и, не удержавшись, заправил ещё длинную прядь волос ей за ухо. У него больше не было сил вести себя так, чтобы не давать Дазай никаких надежд. Ода устал, и не только от возни с классными журналами эдак до полуночи. Дазай тоже устала. Пожалуй, от всего. Она бережно перехватила его руку и задержала её на своей щеке. Которую сложно было не погладить. Такую щемящую нежность к кому-то, наверное, Ода не испытывал никогда. Он чувствовал, что Дазай просто обязана сейчас что-то выкинуть, и не то чтобы он это одобрял… Просто вдруг стал не против. И если Дазай решит его поцеловать — Ода точно не станет её отталкивать. Но она не решила. Метнулась ещё ближе и обняла своего Одасаку крепко-крепко, до хруста в ребрах, а он просто не мог не ответить ей тем же. От этой щемящей, какой-то надрывной нежности сердце колотилось так, словно правда собралось разорваться, и Дазай это чувствовала. И Ода продолжал её обнимать, такую привычную и уже совсем родную, потому что сейчас хотелось делиться с ней всем больше, чем когда-либо прежде. Нужно было её не отпускать. Но Ода отпустил, ведь дома её наверняка ждали родители, из-за которых она тихо плакала по ночам. Отпустил с надеждой, что завтра они встретятся в школе, а после Дазай не станет лезть через окно, зайдёт как нормальный человек, и Ода обрежет ей волосы так, как она попросит. Они не встретились ни завтра, ни послезавтра. Когда от вполне определенной тревоги Ода больше не знал, куда себя деть, он рискнул заговорить с Чуей. — Болеет, — махнула рукой та, — наверное. Если завтра не объявится, звоните её родителям, а то где это видано, ни про что не предупреждать даже классного руководителя! В словах Чуи слышался праведный гнев, Ода почувствовал нечто схожее. Действительно, где это видано, даже если плюнуть на всё-всё, он по-прежнему её классный руководитель! Могла бы и позвонить! Но она этого не сделала. Так что на третий день Ода решил позвонить Дазай сам, вот только просить её номер у Чуи было бы уж больно не солидно. Поэтому он пошел за журналом в учительскую. Вечерело, уроки давно закончились, в школе осталось не так уж и много народу. Пустые коридоры как никогда радовали. Но совсем без встреч не обошлось. Возле учительской Ода, задумавшись, чуть не врезался в директора Фукудзаву, тут же извинился и выслушал ответные извинения. Так и разговорились. Лампа на потолке мигнула. В конце коридора мелькнула размытая тень, которую Ода бы точно заметил раньше, если бы не был в таком подавленном состоянии. Они больше были далеко не одни. Проклятый тупиковый коридор, слишком странные для нормального человека инстинкты, издевательское мигание лампы на потолке и… …и в темных глазах отражается свет. Проходит вечность, а может, и не одна, прежде чем Ода понимает, что больше не умирает. Его обнимают, как непутевого ребенка баюкают перебинтованные руки. Дазай наклоняется и целует Оду. Как хотела сделать, наверное, ещё полгода назад, но явно не при таких обстоятельствах. И не при таких свидетелях, но сейчас её голова забита чем угодно другим. А в голове Оды вертятся все истории их мира про родственные души, которые могут помогать друг другу с регенерацией любой сложности. Но сейчас в эти сказки не верится даже больше обычного, потому что всё это слишком хорошо для реальности, в которой Дазай и так улыбается мягко и наконец-то счастливо. — Не плачь, — просит её Ода. Лампа на потолке мигает в последний раз и гаснет. В тёмных глазах Дазай продолжает отражаться свет.