Mortal Projections

От Финна не было вестей уже три дня. Небольшой срок для человека, который появлялся внезапно, как кот, гуляющий сам по себе, и исчезал, как порыв ветра. Вот только этот кот-ветер практически никогда не расставался со своим айфоном и 24/7 был доступен во всех мессенджерах. Телефон, конечно, может сесть, сломаться, потеряться, на короткий срок оказаться вне зоны доступа, в конце концов. Но Финн в любом из перечисленных случаев решал проблемы со связью оперативно, максимум за полдня. Не то чтобы Джо днями напролет названивал ему, просто Ник не раз со смехом проходился по младшему братишке, у которого рука срослась с телефоном, а ухо — с хэндз-фри. После того, как Финн уехал за материалом для сценария и общим вдохновением, на душе у Кири было неспокойно: что-то скребло внутри, тоскливо тянуло, что-то было не так. Поэтому, когда на мобильнике Джо высветилось напряженное лицо лучшего друга, и тот с деланным спокойствием поинтересовался, не связывался ли с ним его блудный братец, все опасения Кири выплеснулись наружу. — Ник, когда ты с ним в последний раз разговаривал? — Три дня назад, — после тяжелой паузы мрачно ответил Вулфард. — Отвез его в аэропорт, он отписался по прилету, а потом позвонил из отеля по фейс-тайм. Сказал, что собирается на природу, и это будет грандиозный сюрприз. И все. Писал и звонил ему как в пустоту — абонент не абонент. — Куда он отправился? — Джо изо всех сил сдерживал панику. — В Мексико. — В Нью-Мексико? * Что он там забыл? — Да нет же, в Мехико, тот, что в Мексике! — нетерпеливо пояснил Ник. — Вот ж, блять, его занесло! — поразился Кири. Одно дело, когда Финн покидал родной ЛА ради съемок — площадки проектов часто были разбросаны по всему миру. И другое, когда парень вот так внезапно сорвался к чиканос, толком ничего не рассказав. Джо осторожно предположил: — Фестиваль там какой-то что ли? Или карнавал? — Да не знаю я! — заорал Ник, отчаяние все же прорвалось. — Собирался дней на пять, максимум на неделю, но подробных планов так и не раскрыл. Темнил что-то, мол, если расскажет — весь запал пропадет, да и идея может оказаться не такой уж интересной. Обещал, как разберётся на местности, что да как, сразу же со мной связаться. И пропал! — лицо на экране перекосилось, друг, судя по всему, еле держался. У самого Кири внутри мерзко ворочалась ледяная глыба, но он все же уточнил: — То есть ты не знаешь, остался он в Мехико или поехал куда–то еще? — Вот именно! Ноа тоже не в курсе. Я ему уже звонил. Вот, на тебя надеялся, вы с ним вроде на одной волне, обсуждаете все его проекты… — Как называется его отель? — прервал Кири. — Нора… Каза… что-то в этом роде, я даже не запомнил толком. Он же сиял весь, тараторил! И обещал скоро перезвонить. — Ты полицию заявлял? — В какую?! В мексиканскую? — истерически взвыл Ник. — Для этого нужно лететь туда! Нашим копам нет дела, что кто-то там поперся к латиносам, укурился и на связь не выходит, не на Эверест же полез! — Значит, мы летим в Мехико. Заказывай билеты, а я пока погуглю, может, соображу, куда дальше податься. — Погоди, Джо, ты со мной собрался? — удивился Ник. — У тебя же студия на счетчике, запись альбома! И это мой непутевый брат пропал, а не твой. — Мы летим вместе, — твердо припечатал Кири. — Ты — мой друг, а друзей не бросают с их проблемами. Да и Финн мне не чужой. — Спасибо, Джо! — Ник не стал дальше отнекиваться, с благодарностью принимая помощь. Джо медленно, стараясь не поддаваться панике, отложил телефон. Финн. Немного сумасшедший, брызжущий идеями и энтузиазмом, батарейка на ходулях, постоянно сующий свой длинный нос в какие-то истории, которые потом обдавали его брызгами успеха или неприятностей и оседали веснушками на улыбчивом скуластом лице. Финн, чьи бархатные черные глаза медленно, но верно снесли крышу спокойному и уравновешенному Кири. Джо совершенно не ожидал от себя, что его вдруг не на шутку зацепит тощий нескладный подросток, несуразный, но шустрый младший брат его лучшего друга. Подросток за пять лет их знакомства превратился в стройного юношу, но ни непослушные лохмы, ни непослушный нрав не изменились. Их дружба началась после того, как мелкий еще Финн увязался с Ником в клуб на концерт группы «Djo». Кири, родом из Остина, сколотил свою группу в родном Техасе и исполнял песни в духе 80-х, пусть и с современным звучанием и примочками. Не слишком популярное направление даже для кантри-штата, но красивые — лирические и забойные — песни быстро нашли отклик у людей, уставших от вездесущего рэпа, монотонных битов клубняка и воя диджейских сэмплов, и армия поклонников старой доброй музыки выросла, как на дрожжах. Джо и его парни даже смогли позволить себе снять студию для записи альбомов в ЛА, а после пары успешных релизов обзавелись там не слишком пафосным, но вполне приличным жильем. Впрочем, жить он так и продолжал на два штата, но теперь общаться с Ником, а заодно и с его мелким, начал гораздо плотнее, все-таки дружба, как и любовь, имеет значимый территориальный фактор. В итоге Джо получил нового преданного поклонника, а Финн — надежного старшего друга, которому были интересны его многочисленные идеи и фантастические по своему размаху планы. Кири нес на суд мальчишки свои песни, а тот вываливал на него груду путанной информации по своим проектам. Это была и читка ролей (Финн начал сниматься в кино и сериалах раньше брата, аж с пяти лет), и разбор его кинообразов, и наброски сценариев. На экране юный актер менялся до неузнаваемости, мог быть совершенно разным: развязно-порочным типом, скромным заучкой, жгуче-прекрасным соблазнителем. Финн не зацикливался на одном амплуа и к своим восемнадцати успел отыграть все — от сентиментального романтика до злобного выродка. Но в обычной жизни он так и остался милым, домашним, порой по-щенячьи трогательным мальчишкой, если не душой компании, то ее заводной пружиной. Финн давно догнал и перегнал брата по популярности, но на актерском поприще его мятущейся натуре становилось тесно, и он захотел попробовать себя в режиссуре. Он подумывал об авторском кино — самому найти интересную идею, написать сценарий и сесть в режиссерское кресло. Пока что в активе значились проба пера на паре короткометражек и три сюжетных клипа для знакомых музыкантов, одним из которых был сам Джо. Но в последнее время он всерьез загорелся идеей полного метра или сериала, и не абы где, а на платформе Нетфликс. Кири всегда был в курсе очередного шага молодого дарования, тот тянулся к нему, зная, что все его безумства не зарубят на корню, а разве что мягко направят и подкорректируют. Оба парня, как результат своих профессий, имели массу поклонниц, но личную жизнь как ни странно не обсуждали. Отголоски похождений Финна долетали до Джо лишь по коротким репликам друга, сетовавшего, что у младшенького от баб отбою нет. Сам Кири вяло заводил краткосрочные романы, втайне мечтая совсем о другом. Ник перезвонил через полчаса, отрапортовал, что забронировал билеты на ближайший рейс, и снова начал рассыпаться в благодарностях за поддержку. Джо вяло отмахнулся и, договорившись встретиться с другом в аэропорту, снова погрузился в Гугл. До самолета еще оставалось время, и он лихорадочно использовал его, лазая по поисковикам. Упомянутая Ником «каза» скорее всего означала «Casa de Huespedes» — гостевые домики, экономичный вид мексиканского отеля, меблированные комнаты. В окрестностях Мехико радиусом поиска около 20 километров таких насчитывалось великое множество. Но «Нора» добавила определенности — «Casa de Huespedes Нория» располагался на южной окраине Мехико. Значит начальная точка поиска определена. Что же понадобилось там непоседливому Финну? Кири одну за другой пролистывал близлежащий достопримечательности — парковые зоны, цветочные фермы, ацтекские развалины, озера и каналы с расписными гондолами. Погодите-ка — каналы Сочимилько? Он определённо слышал это название от Финна, еще ржал с причудливости ассоциаций Вулфарда, когда тот выдал: «Сочимилько» — смешное слово, похоже на «мандавошки». Вот только в какой связи это Сочимилько всплыло в разговоре, Джо не помнил, хоть убей. Он углубился в карту уже более направленно, сужая круг поисков. Что могло привлечь Финна? Водные прогулки на лодках «трахинера»*? Плавучие рынки? Цветочные плантации, растянувшиеся вдоль каналов? Поиски преданий индейцев чинампас? Набившее оскомину «беса ми мучо» в исполнении ансамблей мариачи? Стоп! Вот оно! Джо остановился на жутковатой фотографии с забором, увешанном старыми поломанными куклами и их отдельными фрагментами. «Остров мёртвых кукол — одно из самых страшных мест в мире, находится неподалеку от Мехико. Это место, которое местные предпочитают обходить стороной, окутано легендами и тайнами» — гласил анонс. Учитывая возросший в последнее время интерес Финна к всеразличным ужастикам, это было стопроцентное попадание. Кири быстро просмотрел рекламные фото и короткую информацию. Некий отшельник поселился на острове в самом сердце протяженной сети каналов и начал собирать и развешивать по деверьям старых кукол, отпугивая этим злых духов. Отшельник уже скончался, а дело его, ставшее прибыльным за счёт потока туристов, продолжил его наследник. Потрепанные временем и непогодой куклы выглядели жутко, гораздо страшнее своих созданных на реквизитных студиях коллег, специально придуманных для съемок хорроров. Конечной точкой маршрута Финна совершенно точно стал этот остров. Вероятно в Нории, расположенной на пару станций ближе к центру Мехико, чем Сочимилько, отели были подешевле именно благодаря отдаленности от всемирной достопримечательности. Джо удовлетворённо закрыл лэптоп и отправился собирать походную сумку. Боинг резал крыльями разреженный воздух, оставляя тонкую белую полоску в ясном синем небе ЛА. Джо, успевший просветить сидящего рядом Ника о вероятных планах его брата, отгородился от салона наушниками с плейлистом из древних хитов и думал. Ужасно хотелось послушать не Нормана и Меркьюри, а пробный альбом Финна — всего несколько песен, исполненных плохо поставленным хрипловатым голосом, не замороченных красивой обработкой, зато подкупающих искренностью. Кири много раз слушал их дома на репите, представляя, как Финн сидит рядом с ним, перебирая тонкими пальцами гитарные струны и периодически кидая на него вопросительный взгляд из-под челки — нравится? не вру? не сбиваюсь? Наверное, займись он музыкой всерьез, а не по очередной сиюминутной прихоти, он бы за год обскакал и самого Кири с десятилетним концертным стажем. Талантливый человек талантлив во всем. Но сейчас в соседнем кресле был Ник, и палиться перед лучшим другом в том, что он запал на его младшего братишку, Джо совершенно не хотелось. С тех пор, как Кири наконец признался себе, что глупо и отчаянно влюблен в приближавшегося к семнадцатилетию Финна, он… не сделал ничего. Лишь сам себе удивлялся: вроде никогда не страдал гомосятиной, хоть и не осуждал, и вот — на тебе! Причем, если уж подходить объективно, скорее стоило обратить внимание на Ника, более лощеного и привлекательного. Финн тогда выглядел на фоне брата как голенастый цыпленок-переросток рядом с роскошно-вальяжным петухом. Но посмотреть на лучшего друга в новом ракурсе ни разу не приходило в голову Кири, как впрочем и на любого другого представителя своего пола. Перед Ником он шифровался, периодически поясняя, что они с Финном оказались на одной творческой волне, помогая советами и разбирая полеты. Ник только радовался такому взаимопониманию: во-первых, лучший друг плохому не научит, во-вторых, сам он порой уставал от перевозбуждённого очередной идеей братца, норовящего круглыми сутками обсуждать ее с кем-то, а Джо добровольно подписался на помешивание этого кипящего котла. А перед Финном он шифровался и того круче, тщательно выверяя каждый жест, взгляд и длительность похлопывания по тощему плечу. Что такого было в костлявом высоком парне с вечно спутанной копной темных волос, то молчаливо-застенчивом, то шумно-открытом, он уже не пытался разобраться. Финн, жизнерадостный и горящий, покоряющий неправильной, нестандартной красотой, был нужен ему, как воздух, и Кири ради каждого скупого глотка был готов прятаться в противогаз условностей, лишь бы не лишиться совсем возможности им дышать. Собственной ориентации Кири никогда значения не придавал — в первую очередь ему нравился человек, и уже во вторую — его пол. На подходе к тридцатилетнему рубежу, в его активе было больше девушек, чем парней. Но все его романы были непродолжительными и неглубокими, видимо тот самый человек ему так и не встретился. До Финна. А парень, казалось, был вообще равнодушен к сексу, что было странно для пубертатного периода, ну или просто не желал обсуждать эту тему с Джо. Пару раз Кири видел со сцены, как Финн маячил в первых рядах, периодически обнимая приведенных с собой, а может найденных прямо на концерте симпатичных спутниц. На редких афтапати и вечеринках, где они оказывались вместе, Финн предпочитал его компанию или общество своего школьного друга Ноа Шнаппа. Но если присутствующие девушки пытались заигрывать с ним или вытаскивали на танцпол, отвечал им легко и охотно — ломано прыгал и неловко кружил их в танце, ничуть не стесняясь своей неуклюжести, и послушно склонял курчавую голову навстречу попыткам прелестниц дотянуться его разгорячённых губ. При этом он обладал редкой способностью неуловимо скрываться от своих внезапных пассий после короткого общения, умудряясь не обидеть их своим отказом от продолжения отношений. Об этой черте Финна Джо тоже узнал не из первых рук, а из пространных комментариев Ника и Ноа. «Человек наподобие ветра», — шутил про него Ноа, подразумевая, что никому не придет в голову обижаться на легкий порыв приятного бриза в жару, который приятно освежит и умчится восвояси. Как в танце на звуке, на лунном луче, На чем угодно гарцуешь ты ловко, Делается очередной поворот, Рушится очередная уловка.* Именно ему Кири посвятил эти слова в одной их своих песен, впрочем, как и многие другие. Он был очень осторожен в выборе сравнений и аллегорий, чтобы никто, ни дай боже, тем более сам Финн, не догадались, кому посвящены практически все его песни. Тексты всегда были туманными и зыбкими, на грани узнаваемости, но не переходя ее. Джо давно смирился со своей любовью, загнав ее глубоко под кожу, вдохновляясь ей, как лучшим стимулом для существования. Ему доставляло болезненное удовольствие показывать наброски новых песен самой причине их появления. Едва у Кири вырисовывался новый набросок, припев или просто мелодия с несколькими ключевыми словами и «ла-ла-ла» на месте еще не придуманных, он тотчас звонил Финну. Вулфард удивительно четко для непрофессионала мог определить, что из этих наметок выйдет — хорошая песня, проходной материал или попросту шлак. Он умел расставить приоритеты, подсказать направление движения или просто подкинуть крутящееся на языке, но упорно не скатывающееся на бумагу слово. Он словно чувствовал внутренне смятение старшего товарища и помогал оформить невысказанные чувства в слова, не догадываясь даже, к кому на самом деле они обращены. Кири, в свою очередь, готов был часами выслушивать безумные фантасмагории, придуманные Вулфардом, одобрительно или вопросительно хмыкая в нужных местах, опускать его с небес на землю, когда дело переходило к реализации рожденных юным талантом идей, и помогать, чем богат — связями в музыкальном сообществе, шлифовкой сценариев и текстов, даже в читке ролей вместо коллег по касту участвовал. Их странный симбиоз продолжался уже более пяти лет, с тех пор как нескладный, но обаятельный и талантливый подросток прочно прописался в его друзьях наряду с собственным старшим братом. Кири этой дружбой очень дорожил, буквально трясся над ней, поэтому истинных своих чувств к подросшему мальчишке не выдал бы даже под пытками. И все-таки, все-таки… признаться, раскрыться порой хотелось просто нестерпимо. А вдруг? Как раз накануне отъезда Финна в Мексику у Джо опять отчаянно засвербело это «вдруг». Как ловкий преступник, оставляющий после себя характерные улики, он прятался, но в тайне мечтал быть пойманным. И его новый текст снова был на грани откровения, острого, как точеные скулы Финна. Кири позвонил Вулфарду почти в полночь, чтобы поделиться очередным наброском, а Финн выпалил на опережение: — А я снова собрался в поход! — И куда на сей раз? — понимающе усмехнулся Джо его энтузиазму. — У тебя же вроде хиатус на съемках? — Ага, это я сам по себе, личный проект! — как всегда загадочно-пафосно провозгласил парень. — Расскажешь? — Джо знал по опыту, что если Вулфард сам не захочет, вытянуть из него что-либо не получится, поэтому ограничивался наводящими вопросами. — Когда вернусь — обязательно! Тебе как всегда первому, ты же знаешь, что ты — мой любимый критик! — хихикнул тот. Как бы хотел Джо услышать эту фразу без последнего слова, а Финн, зараза, словно нарочно сделал перед ним маленькую, но подающую надежду, паузу. Кири так залип на этой мысли, что пришлось переспрашивать, что там Финн протрещал дальше. — Джо, ну не тормози! Ты же позвонил не о моем здоровье справиться? Выкладывай, давай, что там новенького наваял! — Ты на редкость проницателен сегодня, — улыбнулся Кири, которого грела мысль о внимательности друга. — Ты предсказуем! Когда звонишь через обычный вызов, а не по фейс-тайму, значит, появилась новая песня! Сам-то не заметил закономерность? Ловкий преступник Кири со стыдом понял, что Финн абсолютно прав. Он действительно предпочитал представлять Финну сырой материал без видеоизображения, словно боялся не сдержаться и выдать себя взглядом или мимикой. Когда песня становилась законченной и отшлифованной, ее можно было исполнить с соответствующим выражением, как это и делают все музыканты. Но наброски были кусочком его обнаженной души, раскрывать которую Финну он хотел, но не мог. — Уел! — со смехом отозвался Кири. — Есть минутка послушать? Пока только куплет… — Давай уже, творец, рожай! — поощрительно хмыкнул Вулфард. И Кири, взяв гитару, запел: Tell me, wasn't I in your dreams I reached out as I was falling asleep Thought that you were next to me And opened up my eyes Baby, you gotta let me know What’s the rhyme in reason for this most recent blow I can't take much more of this My heart will flutter back into it's cage* Ла-ла-ла-ла-ла-ла ла-ла Ла-ла-ла-ла-ла ла-ла Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла ла-ла-ла-ла-ла-ла… — В общем, припев пока без слов, — смущенно закончил он. В трубке послышалось одобрительное сопение. А Джо вдруг решил про себя, если Финн сейчас спросит его, кто эта бэби, из-за которой так трепещет сердце его лирического героя, он возьмет и признается. «А вдруг» накрыло его с новой силой — русское слово «авось!», которым поделился Финн, выучив его на съемках в одном из фильмов, как нельзя лучше описывало сейчас его порыв. Тем более, он снова чуть не спалился, спев не то. Джо на начальном этапе создания текстов всегда использовал имя Finny, а потом, при озвучке Вулфарду и шлифовке текста, заменял его на обезличенное baby. Он хорошо помнил, как донимал его Финн после выхода сингла «Roddy» — кто такой этот Родди? Кири чудились в голосе парня ревнивые нотки, но он, как всегда, выдавал желаемое за действительное. А это было просто имя, в кой-то веки мужское, вместо привычной детки, сухая замена придыхающе-сладкому Финни. — Классный текст, — наконец отозвался Финн. — И мелодия красивая. Просто бомба получится! — и почти без перехода ехидно поинтересовался. — Кстати, Джо, давно хотел спросить, а что за Бэби вызывает у тебя такую томительную меланхолию? Вот оно! Небо услышало желание Джо или преисподняя, но давно ожидаемый с томлением и ужасом вопрос наконец прозвучал. И именно в тот момент, когда он нашел в себе силы ответить на него честно! Но в трубке послышался короткий сигнал, и Финн торопливо попросил: — Ой, прости, у меня важный звонок на второй линии! Повиси, пожалуйста, минутку, ага? Я только отвечу! Джо облегченно или разочарованно, он и сам не знал, выдохнул, помолчал с минуту, но пауза затягивалась. Он повесил трубку. Не сегодня. Зато припев родился сам собой: You left me on the line (last night) Happens all the time (to me) Thinking that I might Pack it up and throw it all all away* Кири открыл глаза и вынырнул из своих воспоминаний, когда рука Ника потрясла его за колено. — А? — он вытащил из уха наушник. — Тебе нравится мой брат? — спокойно повторил Вулфард. Кири был застигнут врасплох, он настолько не ожидал от друга такого вопроса, тем более в данный момент, что смешался и покраснел, не успев ответить, чем и выдал себя с головой. — Я так и думал, — протянул Ник. — И это все, что ты скажешь? — изумленно вытаращился на него Джо. — Не пошлешь меня? Не пересядешь на другое место? — Ну, свободных мест я что-то не наблюдаю, салон под завязку, — по-доброму усмехнулся друг. — А что ты к мелкому неровно дышишь, я уже давно вижу. — И что? Ты к этому спокойно относишься? — Джо все еще не понимал. — Ну как тебе сказать, — Ник помялся в задумчивости. — Финн тоже уже давно к тебе неровно дышит. Знаешь, что у него в телефоне на твоем вызове стоит? «Love me tender» Пресли! Я его подколол было, когда понял, на кого этот рингтон, а он залепетал что-то про ретро, мол, ты со своей группой у него с вечной классикой ассоциируешься. В общем, я долго наблюдал исподтишка за вашими брачными танцами друг перед другом — забавно со стороны, тем более, что вы оба изо всех сил шифровались, чтоб не выдать себя. Все думал, если ты первый к нему полезешь — башку тебе откручу, не посмотрю, что друг. А если он — дам пару затрещин, чтоб это гейство надуманное из него выбить. Но вы все токовали да курлыкали, и я уже привык, даже начал скучать. Но как раз перед отъездом мелкий мне признался, что по уши в тебя втрескался, но боится признаться. Думал, что пошлешь его или посмеешься… — Ты что?! Да я бы никогда, даже если не… — с испугом начал Кири. — Да знаю я, что ты бы его не обидел в любом случае. Тем более, я видел, что ты и сам по нему сохнешь. И долго ты еще молчать собирался? — Я был уверен, что Финн — натурал, даже более того — гомофоб. Плюс я его на целых десять лет старше. Не хотелось так глупо похерить нашу дружбу. — Финн — гомофоб? С чего это такие заключения? — прищурился Ник. — Помнишь афтапати после моего концерта в Нью-Йорке? Вы тогда втроем вместе с Ноа ко мне прилетали. — Да-а, все тогда набрались более, чем прилично! — согласно кивнул друг. — Я видел, как на той вечеринке Финна поцеловал Ноа. Кстати, Шнапп походу тоже тайно влюблен в твоего брата, вот и решил воспользоваться случаем. А может просто тормоза отказали. Я совсем рядом стоял, но они меня не видели, бухие вдрызг были. Так вот, Финна даже по пьяни перекосило, он оттолкнул его со словами: «Фу-у, Ноа! Я, конечно, хорош, но не настолько, чтоб меня с бабой перепутать! Мы же не сраные педики с тобой!» То есть, ему даже в голову не пришло, что он мог понравиться лучшему другу. — Ох, и дурак же ты, парень! — рассмеялся Ник. — Я тоже видел эту сцену, а твое выражение на лице было просто бесценным! Я думал, ты от ревности на месте сдохнешь! Кстати, у мелкого тоже морда была та еще! Он же видел, как ты сбоку маячишь, и перетрухнул, что ты решишь, будто они с Ноа вместе! Вот и выдал с перепугу гомофобную отповедь! — Да уж, — сконфуженно помялся Джо. — Оба дураки. — Но теперь ваши с Финном разборки на втором плане. Найти бы его целым и невредимым, — грустно ответил Ник. — Найдем! Обязательно! — уверенно пообещал Кири, мелко сглатывая, чтобы не закладывало уши. Самолет шел на посадку. На душе стало теплее от слов Ника, но сердце сжималось еще мучительней. По прилету они не стали заморачиваться расписанием поездов и прочей логистикой, а попросту взяли в прокате у наперебой зазывающих горластых амигос старенький форд, вбили в навигатор «Casa de Huespedes Noria» и через полчаса оказались на месте. Отель оказался более чем скромным: апартаменты из разряда «бедненько, но чистенько» не вызывали желания срочно протереть все имеющиеся поверхности, но и домашнего уюта, обещанного в рекламном проспекте со стойки ресепшн, не создавали. Пожилой и до черноты смуглый мексиканец за стойкой подтвердил как проживание мистера Финна Вулфарда в одном из номеров, так и его уже трехдневное отсутствие — ключ сиротливо висел на доске прямо за его спиной. Номер был оплачен еще за два дня, и за купюру с Джексоном* сеньор охотно разрешил пользоваться им до окончания срока оплаты, даже не взглянув на документы, поверив на слово, что один из прибывших гринго — брат пропавшего постояльца. Немногочисленные вещи Финна оказались на месте — бриджи карго, ветровка, пара смен белья и пара футболок в открытом шкафу-антресоли, макбук на прикроватной тумбочке, любимые поношенные «Air Jordan» под застеленной цветастым покрывалом тахтой, да спортивная сумка в углу у окна. Ник тут же занялся содержимым лэптопа Финна. — Он не запаролен что ли? — удивился Джо, глядя, как легко Вулфард вошел в компьютер брата. — Или у вас нет секретов друг от друга? — Как ты думаешь, что у него стоит на пароле? — усмехнулся Ник. — В свете недавнего признания нашего влюбленного, догадаться оказалось несложно, всего лишь с четвертой попытки. — Там…? — Джо не верил в свою догадку. — Ага, «МойДжо» — ни больше, ни меньше. Кири смущенно зарделся, но Ник махнул ему рукой, подзывая к экрану: — Не время комплексовать, красна девица! Похоже, ты оказался прав — смотри! Предельно просто названная папка «остров кукол» была забита мегабайтами статьей и фотографий. — Он там! — выдохнул Джо. — В смысле — там? Поставил палатку и три дня кряду снимает любительское видео? Судя по тому, что его пленочного Сontax* здесь нет, а он с ним не расстаётся так же, как и с айфоном, он явно там завис. Поехали вытаскивать Робинзона? — Конечно! — согласился Кири, очень надеясь, что так все и будет — они найдут заигравшегося в великого киносоздателя парня слегка одичавшим, но вполне невредимым, плюс ко всему не имеющим мобильной связи, под какой-нибудь соломенной крышей на жутком острове, затерянном среди излучин и болот. Через полчаса еще один президент, на этот раз Грант*, перекочевал в мозолистые руки сеньора Мигеля, взявшегося доставить двоих туристов к мекке, собирающей со всего мира фанатов острых ощущений. Поездка по древним каналам чинампас заняла почти два часа, и первые минут сорок создавалось впечатление, что они пробираются не по мексиканской водной глуши, а по городским пробкам в буднее утро. Их лодка была темной и неприметной, возможно поэтому Мигель сделал им скидку, а обгоняющие и движущиеся навстречу трахинеры, разукрашенные цветами и лентами, управляемые эмбаркадеросами в национальных костюмах, драли с туристов втридорога за местный колорит. Дополнительную толчею на воде создавали суденышки торговцев сувенирами и музыкантов с гитарами наперевес в обязательных сомбреро, чуть ли не на абордаж берущие встречные гондолы в яростном желании исполнить за несколько долларов или песо золотые мексиканские хиты. Просто мексиканская Венеция! Впрочем, по мере приближения к конечной цели их путешествия лодок становилось все меньше — в сердце паутины каналов направлялись лишь смельчаки, целенаправленно собиравшиеся пощекотать свои нервы посещением знаменитого паноптикума. По просьбе пассажиров Мигель на ломаном, но беглом английском озвучил им свою версию многочисленных легенд острова. В начале 1950-х годов на маленьком острове в глуши болот и протоков поселился Хулиан Сантана Барреро, изгнанный из родного города за суеверные проповеди. Отшельник выстроил себе лачугу и жил рыбной ловлей, огородом и выращиванием цветов на продажу. Где-то через год рядом с его островом утонула маленькая девочка. Сантана услышал её крики и попытался спасти, но не успел. Покойницу унесло течением, а на берегу осталась лишь ее кукла. Он очень переживал, что не смог ни помочь девочке, ни похоронить ее, и в память о ней повесил эту куклу на дерево. Но дух девочки затаил злобу и начал посещать Сантану по ночам, плача, стеная, требуя поиграть с ним и дать ей новых кукол. Поэтому на протяжении примерно 50 следующих лет Сантана добывал старых кукол: вылавливал из каналов, обменивал на овощи и цветы, собирал на свалках и принимал в дар. Он развешивал их на деревьях острова, заборе, постройках, чтобы умилостивить призрака. Но тот не отставал. Тогда Сантана начал намеренно ломать и уродовать кукол, считая, что таким способом сможет утихомирить привидение. Умер единственный обитель острова в 2001 году, утонув в том же самом месте, где не смог спасти девочку. Призрак все же забрал его с собой. Его стараниями на острове набралось больше тысячи кукол — развешенных, прибитых и просто валяющихся в траве. Местные жители — народ суеверный, до сих пор боятся приближаться к проклятому месту. Сам Мигель тоже боится, но им с женой очень деньги нужны. А сейчас на острове живет племянник покойного — Анастасио Сантана. И очень неплохо зарабатывает на своем страшном наследии — открыл маленький музей с газетными вырезками об этом месте и своём дяде и проводит экскурсии для туристов. Причем видео и фотосъемку разрешает только за дополнительные деньги. — И сколько же стоит съемка? — поинтересовался Джо. — 20 долларов за съемку телефоном и 50 — камерой. — Неплохо устроился! — покачал головой Ник. — Мигель, а ты сам веришь в призраков? И что старого Сантану девочка-утопленница забрала? — Верю, мистер, все старые люди в духов верят, — морщинистое лицо старого мужчины было отрешенным. Лодка аккуратно пришвартовалась к деревянному настилу причала. Мигель закрепил канат, выпрыгнул на берег и помог выбраться своим пассажирам. — Вам туда, — он махнул рукой к проходной-забору, густо увешанному поломанными куклами вперемешку с оторванными руками, ногами и головами. — Мне подождать вас на причале, или хотите задержаться и вернетесь обратно с какой-нибудь группой? — Пару часов ожидания — приемлемо? — поинтересовался Кири. Старик кивнул. — Тогда договорились — жди нас. Сразу за забором с пластиковой расчлененкой оказалась будка-сторожка, в которой их встретил фальшиво улыбчивый мексиканец с хитрыми бегающими глазками, представившийся Анастасио. — Сеньоры желают только посмотреть на ужасных кукол? Или собираются делать фотографии на память? — Сеньор Сантана, у нас несколько необычная причина посещения вашего острова, — начал заготовленную речь Ник. — Три дня назад к вам приезжал мой брат Финн. Посмотрите, может, вспомните его? Мы не может с ним связаться. Сантана всмотрелся в фото на телефоне, с которого беспечно улыбался Вулфард-младший, перевел взгляд обратно на Ника и утвердительно кивнул: — Вы похожи! Это ваш брат? — Да! Так вы его видели? — Помню этого парня! Сейчас туристов не так много, всего пара экскурсий в день по несколько человек. Он оплатил съемку сразу за два устройства — камеру и телефон. Я еще удивился, обычно люди экономят, не все хотят платить. Да и камера пленочная, а не цифровая, тоже не часто встретишь сейчас. — Отлично! — облегченно выдохнул Ник. — Так где он сейчас? Снял у вас какой-нибудь домик? — Простите? — Анастасио непонимающе поднял брови. — Финн все еще на острове? — холодея от нехорошего предчувствия, вступил в разговор Кири. — Конечно, нет! Я не сдаю никаких домиков, у меня их и нет. Только мой дом, да сарай вон в тех зарослях. — А где же он? — растеряно спросил Ник. — Откуда ж мне знать, парень? — нахмурился хозяин марионеток. — Уплыл с той же группой, с которой и прибыл. Вроде как самым последним к лодке вернулся, ошалевший такой, явно под впечатлением. Впрочем, отсюда все в таком виде возвращаются. — Вы не против, если мы тут погуляем, осмотримся? — мягко уточнил Джо. — Конечно, гуляйте. Только телефоны и камеры сдайте, пожалуйста, в сейф. Я их верну по возвращении. — Пожалуй, я оплачу свой телефон, — решил Кири — И я — свой! — тут же добавил Вулфард. — А другой техники у нас нет, — он открыл небольшой коричневый рюкзачок, — смотрите сами. Сантана придирчиво заглянул в холщовые недра рюкзака, проворно сгреб баксы и пожелал им хорошей прогулки. Парни медленно пробирались по петляющим среди зарослей карий и фикусов тропкам, озираясь на ободранных, изувеченных, потрескавшихся от жары и потемневших от дождей кукол, развешанных, как покойники, на высоких и увитых плющом деревьях. Толстые уродливые пупсы в полусгнивших клочьях одежды, словно мертвые груднички, недобро скалились им вслед. Злобно зыркали провалами пустых глазниц плешивые невесты в некогда белых платьях, болтались висельниками в петлях резиновые оборванцы, барби с вывернутыми руками и оторванными ногами чередовались с младенцами в распашонках и облысевшими куклами-подружками со стесанными носами и покореженными телами. Стоило сделать шаг в сторону в густую траву, как под ногами начинал похрустывать пластик, словно они шли по костям. Братские могилы из останков состарившейся резины и пластмассы прятались под мелкой мангровой порослью больными розовыми проплешинами, а острые листья олеандров шелестели над ними, как стилеты. Минут через десять такой прогулки парням начало казаться, что все эти жуткие твари и вправду живые, управляются духами и сейчас следят за ними мертвыми стеклянными глазами. Сантана не соврал, кроме небольшого домика, сарая и сторожки-музея, построек на острове не было. Да и смысл ему врать? Не убил же он Финна, чтобы поживиться его техникой? Тогда бы просто не признался, что видел его. — Проверим-ка, кстати, что здесь с сетью, — Кири достал из кармана телефон. Тот на удивление показал почти полную линейку и устойчивое наличие 4G в придачу. — Похоже, где-то на ближайшем берегу отстроили вышку, чтобы блогеры могли вести стримы в свое и подписчиков удовольствие. А Ник вновь набрал Финна — на удачу, на авось, на вдруг. Но чуда не произошло — телефон был все так же недоступен. Побродив еще с полчаса среди сочной зелени цедрел и мангр, стволы которых по прихоти бывшего хозяина острова превратились в виселицы и дыбы, парни повернули назад, выбираясь на тропу из частокола молодого бамбукового подлеска и чуть ли не беспрестанно озираясь на пластиковых монстров, прощально машущих им оторванными руками и развевающимися остатками паклей на головах. Никаких следов Финна, равно как и подсказок, куда он мог отправиться дальше, они так и не нашли. Коротко попрощались с Сантаной и загрузились в лодку к явно обрадованному их досрочным возвращением Мигелю. — И что теперь? — потеряно спросил у друга Ник. — Не знаю. Обратиться в местную полицию? Все признаки пропажи — налицо. Человек приехал в Мексику, оставил вещи в отеле, съездил на свалку старых игрушек и… пропал. Какого хрена?! Пусть поднимают своих мучачос и ищут! — Кири перешел на крик, тоже находясь на пределе. — Ваш друг пропал? — робко уточнил Мигель. — Вы что-то знаете? — тут же коршуном навис над ним Вулфард. — Откуда бедному Мигелю что-то знать? Просто я вижу, что вы расстроены. Хотя такое здесь иногда случается, — почти шепотом добавил старик. — Случается — что? — подключился Джо. — Всякое бывает, — уклончиво пробормотал лодочник. — Бывает и туристы пропадают. Место здесь нехорошее. — А ну-ка давай поподробней! — потерял терпение Ник. — Дед, хорош темнить, говори, что знаешь! — Да не знаю я ничего, мистер! Но старые люди говорят, что духи завистливые и жадные, не нравится им, что много туристов на остров ездит. Там место для мертвых, пусть они всего лишь куклы. Живым там нечего делать, только призраков дразнить. — Та-ак, и что же, по-твоему, призраки действительно могут навредить живым людям? — не отставал Ник — Всякое болтают, — снова неопределённо тряхнул седеющей головой Мигель. — Ник, хватит уже, все понятно, народ верит в духов. Вспомни, у них тут вообще культ смерти, — успокоил разошедшегося друга Кири. — Сейчас вернемся, и ты — в участок к копам заявлять о пропаже, Финн же твой родственник, а я — в отель, покопаюсь еще в его макбуке, может, найду какую зацепку, куда он мог податься после острова. Когда они вновь оказались на шумной широкой пристани Сочимилько и попрощались с Мигелем, предварительно уточнив у него, где находится ближайший полицейский участок, Вулфард, нахмурив брови и закусив губу, быстрым шагом зашагал в указанном направлении. А Кири чуть замешкался, глядя, как старик вновь отплывает, чтобы причалить в менее бойком месте, подальше от кричаще раскрашенных гондол, на самом краю причала, как он привязывает свою посудину к ржавому кольцу, как, набросив на ссутулившиеся плечи старую джинсовку, плетется куда-то в сторону узкой улочки. Повинуясь внезапному порыву, Джо бросился за ним, догнал и, ухватив за рукав, умоляюще воскликнул: — Мигель, пожалуйста! Вы же что-то знаете об этом месте. Я не верю в духов, но вы в них верите! Расскажите мне, что, по-вашему, могло случиться с моим другом? Старик внимательно оглядел взволнованное лицо парня, прочитал искреннее отчаяние в карих глазах и, наконец, сжалился: — Ты хороший человек. А тот, кого ты ищешь, очень тебе дорог. Пойдем со мной. — Вы мне правда поможете? — Помочь я никому не смогу — ни тебе, ни, тем более, ему. Могу только отвести к одной женщине. Она расскажет, ты послушаешь. Может, что-то решишь для себя. — Спасибо! Спасибо! — Кири в порыве благодарности сжал грубые руки старика. — Я заплачу вам за информацию! — Нет, — покачал тот головой. — За плохие вести грех брать деньги. Сердце Кири тоскливо сжалось, и он молча последовал за торопливо семенящим по пыльной улице лодочником. Минут через десять они остановились у покосившейся лачуги с затянутым прозрачной пленкой окном и покрывалом вместо двери. — Кара? Ты дома? — спросил Мигель по-английски, приоткрыв край выцветшей ткани. — Я привел к тебе гринго, расскажи ему. — Входите, — скрипуче раздалось в ответ. Вслед за Мигелем Кири, пригнувшись, вошел в полутемное помещение, служившее одновременно кухней, спальней и гостиной, с отгороженным фанерой импровизированным душем в углу — бочонок с краном и поддоном. На колченогом стуле возле грубо сколоченного стола сидела старуха-мексиканка, завернутая в какой-то пестрый халат, а может это было пончо, из которого торчали тонкие, как палочки, коричневые от работы и старости руки и тощие ноги в замусоленных сланцах. Она принадлежала к той этнической группе, чьими прямыми потомками были древние ацтеки — низкорослая, практически без шеи, голова почти сразу переходила в широкую спину. — Садись, — она кивнула Кири на табурет. — Хочешь воды? — Нет, мэм, — покачал головой Джо. — Мигель говорит, вы можете что-то мне рассказать? Кара всем корпусом повернулась к старику и что-то спросила по-испански. Мигель ответил. Женщина яростно замотала головой. Мигель начал что-то увещевать, поглядывая на Джо, а тот с надеждой смотрел на спорящих стариков. Кара отвечала все более неуверенно и, похоже, наконец сдалась. — Хорошо. Я расскажу. Мигель говорит, куклы забрали твоего близкого человека. Мою дочь тоже забрали куклы, много лет назад. Кири внезапно захотелось заорать, чтобы она прекратила нести этот языческий бред, но старуха, заметив гнев и недоверие на его лице, предостерегающе подняла руку: — Слушай меня, парень. А уж поверишь или нет — дело твое. Полиция тебе не поможет. Твоего друга забрала кукла. Ее дух теперь в его теле, а душа твоего друга — в теле куклы. Джо не знал, плакать ему или истерично смеяться на такое заявление. Старуха явно выжила из ума, может после того, как ее дочь пропала. А может, и не было никакой дочери. Но вдруг эта сумасшедшая все же что-то знала? Он взял себя в руки и уточнил: — И как, по-вашему, кукла совершила этот обмен душами? — Твой друг поехал на остров с фотоаппаратом? Он делал снимки? — Да, — Кири снова почувствовал неприятный холод, как давеча на острове. — Индейцы верят, что фотоаппарат крадет душу. Делать фото — плохо! Когда делаешь фото — не дорожишь чужой душой. Значит, и твоя собственная тебе не слишком важна. Значит, можно ее забрать. У Джо аж рот приоткрылся от этого бреда. А старуха внезапно цепким взглядом окинула его лицо и спросила: — Твой друг много снимал? — Не знаю, но судя по всему — много, — растеряно ответил он. — Моя девочка работала в газете, хотела сделать репортаж об острове кукол. И меня не послушала. Не верила мне. И вот, кукла забрала ее душу. — Получается, если сделать много снимков этих самых кукол, то одна из них обменяется душой с фотографом? И куда она потом пойдет в теле человека? Займет его место в жизни? — язвительно поинтересовался Джо. — Нет, не займет. Духи острожные. Они не хотят заменять человека, они просто хотят жить. Они создали свою общину, свой дом, и каждая новая кукла, обретая тело, направляется туда. — И где же находится эта обитель воскресших кукол? — Никто не знает. — Как просто! — Кири уже не выдержал и расхохотался в голос. — Никто ничего не видит, никто ничего не знает, но у всех под носом куклы людей воруют! Ладно, а есть ли шанс совершить обратный обмен? Ну, если найти сбежавшее тело? — Ты не найдешь тело. Никто не найдет. Может, это даже не наша… жизнь? — Другое измерение, — подсказал Мигель. Кара кивнула и добавила: — Даже если и найдешь — кукла не отдаст душу обратно, ей терять нечего — смерть против смерти. — Просто отлично! — фыркнул Кири. — На редкость оптимистический финал! На минуточку, если даже я поверю в эту ахинею, получается, помочь все равно нечем? Кара помолчала, глядя на свои высохшие ступни и, наконец, снова подняла глаза на Джо: — Ты его любишь? — просто спросила она. — Да! — непонятно зачем открыто признался он. — Он страдает сейчас в теле куклы. Его душа в смятении, ему плохо, страшно и безумно одиноко. Даже если рядом с его куклой есть такие же страдальцы, они наверняка давно обезумели, и слушать их безумные вопли и плач для него еще хуже, чем молчание. Джо невольно содрогнулся от ее слов. — Ты можешь ему помочь. Если любишь его больше, чем себя. Ты можешь отдать себя кукле рядом с ним. И тогда вы сможете разговаривать друг с другом. Пока ваши кукольные тела не разрушит время. — Боже, она и правда не в себе! — обреченно пробормотал Кири. — Послушай ее, парень, — тихо проговорил Мигель. — Кара много перенесла, она не врет тебе, а хочет помочь. Я вижу, что ты не веришь ей, но полиция в твоем деле не поможет. Перед духами она бессильна. — Как я могу верить в эту чушь? Она может представить хоть какое-то доказательство своих сказок? — Она не может. Могу я. Если в тебе достаточно мужества. — Да неужели? И что же мне нужно сделать? — Мы вернемся на остров, и ты сможешь поговорить со своим другом. Это будет достаточным доказательством? — Так ты все же знаешь, где он? — подобрался Кири. — Я дам тебе пейот, и ты сам его разыщешь. Если, конечно, не сойдешь с ума к тому времени. — Так вот в чем дело — мне просто впаривают наркоту! — зло рассмеялся Джо. — С меня довольно! — он резко поднялся и, не глядя больше на стариков, вышел наружу. — Подожди, — Мигель догнал его шагов через десять. — Хоть ты и обидел Кару, она тебя простит. Ты ничего не потеряешь, если проверишь. Пейот стоит недорого, не разоришься. Но если ты и правда любишь того человека, не упусти шанс помочь ему. Иначе всю жизнь будешь жалеть, что не испробовал все способы. Кара до сих пор жалеет, что слишком поздно решилась поговорить с дочерью в теле куклы — ей уже было не помочь, она окончательно потеряла рассудок, превратившись в безумный стенающий дух. Увещевания старика прервала телефонная трель. Звонил Ник и походу был жутко зол. — Ты представляешь, эти тупые уроды даже дело заводить не стали! Мало ли, где решил отдохнуть вырвавшийся из-под контроля большого Сэма юный американец в их свободной и прекрасной стране! Никакого состава преступления! И без протокола посоветовали поспрашивать в окрестных барах, глядишь, кто и видел, как парень в запой ударился. Мол, у них это в порядке вещей, когда гринго до 21 года, которым не положен алкоголь на родине, едут сюда и отрываются по-взрослому — в Мексике возрастной ценз снижен до 18 лет. В общем, у меня — пролет! А у тебя что? Нашел что-нибудь в компе? — Я еще до отеля не добрался, проверял тут одну вещь, — туманно пояснил Джо, косясь на Мигеля. — Давай через полчаса у машины встретимся, и вместе вернемся в номер. Старик только печально головой покачал. — Счастливо! И спасибо за заботу, — кивнул ему Кири и двинулся в сторону припаркованного на стоянке за пристанью форда. — Если вдруг передумаешь, ищи меня здесь. Но не опоздай, — бросил Мигель ему в спину и направился куда-то вглубь трущоб. На протяжении всего обратного пути Ник на все лады костерил ленивых местных копов, которым ни жопу от стула оторвать, ни мозг включить не судьба. Он заметил, что Джо отрешенно притих и почти не отвечает уже возле отеля. Кири сначала не хотел посвящать друга в эти мрачные бредни — что попусту нагнетать? Но Вулфард насел, почуяв неладное, и тот со вздохом вывалил историю про кукол, старуху и мескаль. — Вот же кастанеды гребаные! Лишь бы товар загнать и напугать до усрачки! — завелся Ник, теперь уже в адрес индейцев и их предрассудков. Они перехватили по паре тако с курицей в маленькой, но шумной кафешке неподалеку от отеля и вернулись в номер Финна. Ник нервно мерил шагами комнату, а Кири засел за макбук Финна. Как и следовало ожидать, тот приехал сюда не на голом энтузиазме, а тщательно подготовившись и собрав о жутком месте массу различных фактов и легенд. Вот в них-то Джо и углубился, предложив раздраженно мельтешащему другу успокоиться и охладиться пока в душе. Разумеется, сам Джо тоже был на взводе, но страх за Финна ударил адреналином в самую действенную точку: мозг переключился в режим методичного сбора и обработки информации, отсекая на время все эмоции. По рассказам очевидцев, не только местных аборигенов, но и приезжих туристов, выходило, что старые изувеченные игрушки порой начинают шевелить руками, открывают глаза и даже шепчутся между собой. Иногда куклы плачут в голос, верещат, как стая дерущихся котов, или разражаются истерическим смехом. В 2014 году остров даже посетила команда охотников за привидениями, которая тоже подтвердила странный феномен. Парни скрупулёзно проверили игрушки на предмет розыгрыша, но никаких батареек и аккумуляторов в них не нашли. Как и не смогли найти какую-то закономерность в спонтанных всплесках потусторонней активности. На город опустилась густая мексиканская ночь. Вулфарда на стрессе срубил тяжелый сон, он ничком лежал на постели брата и время от времени глухо постанывал в подушку. А Джо, для которого из подсобки принесли раскладную кровать, все таращился на желтый круг фонаря в оконном проеме. Что если на секунду представить, что все эти истории не врут? Что если старуха Кара не сумасшедшая, а Мигель не подрабатывает толканием мескаля приезжим? Если смотреть фактам в лицо, вырисовывается вполне логичная, хоть и леденящая кровь, цепочка событий. Финн загорелся идеей написать сценарий про Остров Мертвых Кукол, рванул в Сочимилько осмотреться на местности, наделать своих собственных, а не рекламных, фото, возможно разузнать что-то у местных индейцев. На остров он добрался, фото явно делал, раз оплачивал съемку, обратно вернулся с туристической группой. А дальше след пропал. Попытаться найти кого-то из его попутчиков? Без частного детектива это вряд ли получится — почти все экскурсии полулегальные, а некоторые и вовсе стихийные. Максимум, что удастся им самим — найти перевозчика, но не его пассажиров. Но в этом нет смысла, Сантане незачем привирать, что турист уехал. Полиции нет дела до загулявших гринго. Получается, безумный вариант, предложенный Мигелем — пока что единственный шанс что-то узнать. А значит, не стоит списывать его со счетов. Джо вдруг осознал, что специально отгоняет в сторону мысли о возможной реальности этой чертовщины. Потому что, если старая мексиканка не бредит, и Финн сейчас и до конца срока жизни пластмассы или резины находится в теле какого-нибудь замызганного пупса, то это полный и окончательный пиздец. Это как проснуться заживо погребенным, без малейшей надежды на помощь извне. Хотя нет — еще страшнее, погребенный побьётся в агонии, поломает ногти о крышку гроба и, наконец, задохнется, на все про все не более часа. А кукла-нежить будет мокнуть под дождем, выгорать на солнце и содрогаться от порывов ветра очень-очень долго, медленно теряя клочья волос и одежды, беспомощно-молча глядя на любопытных туристов гаснущими стеклянными глазами. И это если повезет, и его кукла вообще имеет глаза. Сколько сможет выдержать рассудок Финна, будь этот кошмар явью? И что станет делать сам Джо, если действительно сможет найти его и встретиться с ним где-то там, в мескалиновом астральном приходе? Как помочь, если, по словам индейцев, помощь уже невозможна? Сможет ли он ради Финна решиться на тот шаг, который не смогла вовремя сделать даже мать для собственной дочери? У Кири не было ответа. Только глухая тоска и потихоньку подкатывающий к самому горлу ужас. Едва за окном забрезжил жидкий рассвет, так и не сомкнувший глаз Джо тихонько оделся, оставил на прикроватном столике записку для Ника и вышел в серое душное утро. Он просидел на причале около часа, пока из гущи мелких улочек не показалась знакомая фигура лодочника, неспешно направляющегося к своей древней посудине. Кири встал навстречу: — Доброго утра, Мигель! — Здравствуй, парень! Так и знал, что ты решишься. Молодец, что быстро. — Я — Джо, — зачем-то запоздало представился он. — Джо, — повторил старик. — Возможно, твое имя скоро не будет иметь значения. Впрочем, тебя никто не неволит, ты можешь просто поговорить с… — Его Финн зовут. — Звали, — отрезал старик. — Жди меня здесь, я скоро вернусь. Еще полчаса ожидания окончательно деморализовали Джо, он верил и не верил, не представлял, что сказать Финну, если все это окажется жуткой правдой. Не представлял, что делать и на что решаться. Когда вернувшийся Мигель осторожно потряс его за плечо, Кири вскинулся, выходя из нервного транса, в который сам же себя и вогнал бессонницей и дикими размышлениями. — Поехали, Джо, — мягко позвал он, отвязывая лодку. Когда пестрая суета разноцветных гондол осталась позади, и лишь изредка стали попадаться встречные суденышки, Джо рискнул нарушить повисшее молчание. — Мигель, ты расскажешь, что надо делать? — Высадимся на остров, заплатишь Анастасио за съемку, предупредишь, что гулять в этот раз будешь дольше, сам придумаешь — репортаж там пишешь или еще что. Как отойдешь подальше в заросли — пожуешь вот это, — коротко проинструктировал старик и протянул ему небольшой бумажный кулек. — Это мескаль? — Кири с интересом рассматривал маленькие приполюсные шарики серо-зелёного цвета, слегка подвявшие, явно не только что с грядки. — Я думал, его со ствола обрывают, от колючек чистят и сушат на солнце… — У пейота нет никаких колючек, и ствола нет — он из земли растет, как гриб. И далеко не везде. Этот — из пустыни Верикута. Сушеный или свежий — разницы для эффекта нет, — Мигель не стал заострять внимание на способах добычи и доставки запретного плода. — Я взял для тебя 5 штук, индейцы обычно употребляют 2-3 для легкого транса. Но ты крупный парень, да и трип тебе нужен не близкий. — А ты не думаешь, что я под мескалем просто словлю глюков, и у меня не только куклы оживут — деревья заговорят? — Куклы не оживают, они лишь могут говорить друг с другом, а расширив границы человеческого сознания, и ты сможешь говорить с ними. — Будь по-твоему, — недоверчиво кивнул Кири. — Но если они все разговаривают, там же гвалт стоит! А интернет и вовсе пугает, что крик и вой стоит адский. Как мне услышать Финна в этом дурдоме? — Пейот начинает действовать в течение получаса, погуляй в это время по острову, посмотри на кукол внимательно, может, заметишь какую-то деталь? Кукла может оставить подсказку, перебираясь в человека. Они так истомились, что хотят скорее покинуть место своего заточения, но некоторые все же готовы помочь новому хозяину своего пластикового тела и оставляют рядом знак, понятный лишь близким людям, если те захотят скрасить одиночество новообращенного. — Я так понял, что вся эта чертовщина типа вуду, злобных духов? — удивился Джо. — С чего бы вдруг им помогать? — Нет, всего лишь духи брошенных кукол. Слишком много людей вокруг, им плохо под солнцем и дождем, они хотят домой, они — бездомные щенки, которые мертвы, но хотят жить. Они не злые, не хотят мести людям за то, что их не просто выбросили в мусорный контейнер, а выставили их изуродованные останки на развлечение, просто хотят в свой маленький мир, в котором они проживут остаток жизни, — покачал головой его проводник. — И как долго будет длиться мой приход? — поинтересовался Кири. — Около четырех часов, и на отходняк потом еще пару, — пожал плечами Мигель. — А может и быстрее все закончится. Если ты найдешь своего Финна и захочешь остаться с ним. Джо все еще не верил умом в эту дичь, но подсознание или чуйка — называйте как хотите — подкидывало картины одна мрачней другой. — Мигель, допустим, пейот сработает. Допустим, я найду Финна. Почему бы тогда мне не забрать его — и куклу — с собой? Ведь есть же всякие экстрасенсы, экзорцисты… — Нет. Полужизнь куклы возможна только на острове. В здешних местах живут вера и магия чинампас. Когда древнее озеро Тескоко начало пересыхать, оно превратилось в путанную сеть каналов. Наши предки проводили на его берегах священные ритуалы, принося духам кровавые подношения, они верили, что все живые существа и даже предметы, долгое время соприкасавшиеся с человеком, имели душу. Их магия впиталась в землю, влилась в воду, насытила воздух этих мест. На острове концентрация древней силы оказалась так велика, что смогла пробудить к жизни души старых кукол. На пристани Сочимилько, к примеру, она уменьшается в разы. Вырви мангру из болотистой почвы залива и пересади в пустыню — она погибнет. Так же и куклы, если забрать их с острова, останутся просто поломанными игрушками. — Но почему тогда душа куклы в украденном у человека теле не умирает, когда покидает остров? — Именно поэтому куклы, обретя тело, не стремятся занять место человека в его жизни — они просто не смогут. Где-то в сердце болот есть и другие магические пятна, хранящие места индейской силы. Оживших кукол ведёт инстинкт, они находят такие места и живут там маленькими общинами. Местные жители интуитивно держатся подальше, а случайные путники даже не поймут, среди кого оказались. Мигель сосредоточился на своем хрипящем дизеле и замолчал, передав Кири сверток с кактусами и спрятав полученные деньги куда-то в недра замусоленной куртки. Они промолчали до конца пути. Когда Джо выбрался из лодки на знакомый деревянный причал, Мигель лишь бросил ему: — Буду ждать тебя до заката. Кири уладил формальности с хозяином острова и проверил входящие звонки — он отключал звук на время поездки, чтобы не передумать, если Ник позвонит и начнет его отговаривать. Сегодня сеть была слабая и плавающая, видимо сказывалась густая, предгрозовая облачность и сильный ветер, гнувший к воде прибрежные деревья. Но несколько входящих и пару взволнованных сообщений он все же снял, возвращая телефон в беззвучный режим. Закинув в рот первый шарик пейота, он коротко ответил другу: «Все хорошо, просто хочу кое-что проверить». Мескаль вязкой горечью лег на язык. Джо прожевал волокнистую подушечку, сунул в рот еще одну и двинулся по протоптанной туристами тропке вглубь острова, уворачиваясь от норовивших хлестнуть по глазам веток и внимательно осматривая изъеденных временем кукол. Минут через пятнадцать, после третьего шарика, стало слегка мутить, зашумело в ушах, картинка перед глазами задрожала мелкой рябью. Но как при умеренном опьянении, не более, и уж никак не до говорящих игрушек! Хотя куклы все же зашевелились, некоторые из них таращились на него, даже подмигивали, пару раз ему махнули полуоторванной рукой. Трип набирал обороты. Джо медленно продвигался вперед, кружа вместе с тропинкой, всматриваясь в пластиковые лица и надеясь, что кукла с Финном окажется относительно целой, или хотя бы не обезглавленной. «То есть, надеясь, что ее вообще здесь не окажется», — поправил он себя. Пусть лучше все это останется дурацкой разводкой глупого гринго, поверившего в индейских духов, ушлым стариком-диллером. Кири истерически захихикал над своей доверчивостью, и ближайший подвешенный пупс ответил ему таким же дурацким смехом. Парень шарахнулся от него, неуклюже попятился и, запнувшись за узловатые корни, завалился в кусты. Он приземлился на поросшую травой груду игрушек и тут же подскочил как ошпаренный — прямо под ним среди хруста старого пластика раздался отчаянный крик. Кири в ужасе смотрел на раззявившую рот плешивую голову, которая заходилась в злобном вопле. Он машинально сжал в руке два остававшихся шарика пейота, и, зажмурившись, сунул их в рот, быстро разжевав. «Все, сейчас накроет по полной!» — подумал Джо. Он кое-как поднялся на ноги, пока те еще держали, и поплелся дальше в джунгли, продолжая расфокусировано вглядываться в развешенные на деревьях игрушки. Через несколько минут неровный шум вокруг набрал силу, завыл леденящим душу смерчем, пронизанным воплями, смехом, лаем, стонами, нарастающими в безумном крещендо, словно сотни узников асайлума вырвались на волю. Кири зажал уши руками и, шатаясь, добрался до раскидистого махагони, привалился, сполз спиной по его стволу и затих, пережидая панику. Этого что ли добивался Мигель? Чтобы он словил нехилый приход и поверил в кошмарные легенды местных? Реальность все сильнее расползалась перед глазами, ожившие куклы выли и стенали, правда, ни одного внятного слова он так и не разобрал. И вдруг среди этой адской какофонии откуда-то сбоку прорезался знакомый печальный мотив. Кири снова поднялся на ноги и, пьяно пошатываясь, пошел в ту сторону, откуда доносилась мелодия, с трудом вычленяя ее из общего клокочущего котла воплей. И по мере приближения к таинственному певцу, сквозь морок и мельтешащие яркие пятна, он начал различать слова, с суеверным восторгом понимая, что слышит свою собственную песню: Help, something’s wrong with me Homesick for LA In the summer of my life That’s when we first met Through a friend Something about you makes me feel like I can Was it a dream or is it all in the past? I just thought I’d ask So I turn back the time I’m at the chateau and I feel alright I turn back the time * Он написал ее про встречу с Финном, тогда еще четырнадцатилетним угловатым чертенком, вечно взъерошенным, как драчливый воробей. Про тот концерт в ночном клубе ЛА, про пиво в гримерке и неприкрыто-восторженные взгляды, которых не скрывал подросток. Как ему польстило тогда это обожание в горящих восхищением черных глазах. Как он все чаще зависал у Ника на заднем дворе, а присутствие Финна на их посиделках становилось чем-то само собой разумеющемся. Как удивленно порой смотрел друг, когда они с Финном начинали взахлеб обсуждать что-то, во что он сам не был посвящен — явно продолжая ранее начатую тему. Финн вытягивался, рос вместе со своей популярностью, острые скулы сменили пухлые щеки, хрипотца в высоком голосе остепенилась и устоялась, широкий разлет черных бровей еще сильнее подчеркнул тонкую красоту его лица. Но взгляд, устремленный на Джо, так и не поменялся с годами — такой же обожающий и сияющий. Разве что легкая грустинка залегла в уголках капризно изогнутых губ. А Джо, слепой идиот, не видел всего этого, пока Ник не раскрыл ему глаза — увы, слишком поздно. Как бы Кири хотел сейчас вернуться в то лето, когда все было еще так просто! Когда он не мучился сомнениями и ревностью, а просто, не задумываясь, блаженно купался в привязанности подростка. И дорого бы он отдал, чтоб вернуться в тот момент неделю назад, когда Вулфард улетал в неизведанное. Остановил бы, полетел бы с ним, признался бы во всем по дороге, как давно и молча сохнет и лишь в песнях дает себе волю и изливает грусть. Выслушал бы ответное признание ошарашенного и счастливого Финна, поцеловал бы его, наконец, долго и собственнически, и жизнь заиграла бы для них новыми красками. Но он вновь завуалировал очередную песню, как и все до этого, загадочно отмалчиваясь на вопросы журналистов, кому же посвящены его тексты. И отпустил Финна. Неужели это мескаль распевает серенады в его подсознании? Кири лихорадочно заметался среди пластиковых уродцев, хохочущих с деревьев, — откуда звучит песня? Она у него в голове, или он действительно слышит ее в общем хоре? Глаз зацепил красную кляксу среди невзрачно-серой группы кукол, развешенных на воткнутых в землю кольях. В глазах плыло — то ли цветок ближайшего олеандра перепрыгнул на импровизированный плетень, то ли… Джо шагнул к частоколу и потянул завязанную узлом красно-черную тряпку. У него в руках оказалась слегка выгоревшая бандана с обложкой его диска. Он внимательней вгляделся в висящих рядом кукол и бессознательно потянулся к ближайшей — еще не слишком потрепанной, с густой копной путанных волос, в практически целом, хоть и поблекшем от дождей свободном комбинезоне. Как во сне тронул пальцами улыбчивую розовую мордашку и неверяще прошептал:  — Финн? Песня вдруг оборвалась, закончившись жалобным всхлипом. — Господи, Финн, это что, правда — ты?! — Кири ошарашенно смотрел на неподвижную игрушку, не подававшую больше признаков жизни. Но вот в ее скошенных стеклянных глазах что-то мелькнуло, зрачки перефокусировались, и кукла уставилась на него, шепча в ответ неподвижными пластиковыми губами: — Джо, ты меня нашел! — Финн! Финни! — Джо в мгновение ока сорвал куклу с шеста и в исступлении сдавил в объятиях, тискал ее, ласкал потертый пластик, целовал замурзанное лицо. В ответ раздавался сдавленный скулеж, словно рвущиеся наружу рыдания отчаянно пытались сдержать. А Кири рухнул на колени прямо в мокрую, от начавшего моросить дождя, траву и, кажется, задался целью раздавить игрушку, вплавить ее в себя, слиться с ней, не в силах расстаться. Он так бы и застыл в трансе, со старой куклой в стальном захвате сведенных судорогой рук, если бы не услышал робкое: — Эй, остынь! Я же ничего не чувствую. Но мне все равно приятно, что ты рад меня видеть, — Финн горько вздохнул. — Вот где ты был раньше со своими поцелуями? — Неужели это не глюки, а действительно ты? — Джо полностью отключил сознательную часть рассудка, раскрываясь подсознанию, и срать ему было, что он сейчас всерьез разговаривает с куклой. — К сожалению — я. Вот, расплатился за свое любопытство. — Ты видишь меня? А сам вообще что-то чувствуешь? — Джо частил, не зная, как и что спросить, как вообще понять, что делать. — Нет, то есть не совсем. Сейчас я слышу и ощущаю тебя. Нет, не прикосновения, а словно мы оба не здесь, и наши тени общаются. Не знаю, как объяснить — как если бы твой призрак проецировался на стену фотографией с размытым контуром, проекция тебя из моей памяти. Кири потеряно охнул: — Ты не поверишь, последнюю песню, ту, что я тебе сыграл перед отъездом, я собирался назвать Посмертные отражения! — А я еще не слетел с катушек, только потому, что пел твои песни. Нет, не надеялся, что ты меня найдешь и тем более услышишь. Просто в этом не мёртвом аду среди плача и отчаяния хотелось зацепиться за что-то светлое. «Замок» — это же про меня и тебя, да? — Да, мой хороший. Все песни — про тебя. Люблю тебя, давно люблю. Я тупой идиот, что тянул и боялся признаться! Боялся, что пошлешь, и потеряю тебя. И вот — отпустил и почти потерял. Боже, я даже в полуночном кошмаре не смог бы представить, что буду признаваться в любви кукле! — Джо нервно рассмеялся. — Так и я не меньший идиот, тоже молчал, и того же боялся. Я же с первой встречи, тогда еще, в вашей гримерке, понял, что запал конкретно и надолго. И вот, где мы теперь. Ты задолжал мне столько дней рядом, придурок! — хриплый голос Финна потеплел, словно ожил окончательно.  — Я восполню, — твердо сказал Джо. — Рассказывай, как ты умудрился оказаться в этом уродце? Я подозреваю, что у нас не так много времени на беседу. Меня снабдили местным кактусом — пейотом, наркотиком для расширения сознания. Как видишь, расширилось так, что и ты в круг попал. Кстати, рядом висит кто-то из «обращенных»? Они нас слышат? И все жуткие вопли вокруг — это «люди в куклах» или сами куклы кричат? — Я вижу еще нескольких таких же, как я, узников игрушек. И слышу их, хотя лучше бы не слышать: рыдания обезумевших людей, запертых в пупсах — сомнительное удовольствие! Еще неделя, и я сам начал бы выть от безысходности. Настоящие куклы тоже беседуют друг с другом, я это чувствую. Но о чем они разговаривают, я не слышу, у них будто выделенный канал, свой чат в директе, — невесело усмехнулся Финн. — Ты даже представить не можешь, Джо, насколько я рад поговорить с тобой в последний раз. Хоть попрощаться. Голос игрушки дрогнул, Кири почудилось, что в круглых карих глазах уютно устроившейся у него на коленях куклы выступили настоящие слезы. А может это просто дождь усилился. Как бы он хотел, чтобы сейчас в его руках был живой Финн, а него его пластиковая замена! Джо скрутило острым отчаянием. Так захотелось снова поймать на себе скользящий озорной взгляд, сдуть упругие кудри, беспорядочно падающие на глаза, легко коснуться приоткрытых для так и не полученного поцелуя ждущих губ. Но сейчас важнее не то, чего хотел он, а что нужно Финну — уверенность, что он будет рядом до конца его пластмассовой жизни. Говорить с ним обо всем, не скрывая больше своих чувств, рассказывать и описывать все, что они так и не сделали друг с другом. Трансформировать секс по телефону в секс отражений. Почему нет? Они же творческие люди — найдут выход! — Не последний, Финн, я обещаю! Не смей прощаться! Я не оставлю тебя. Вот только эффект от пейота может ослабнуть в любой момент, так что срочно выкладывай, как ты во все это вляпался. Умница Вулфард не стал тратить драгоценное время на споры и начал свою печальную исповедь. — Я прочитал много легенд об этом острове и захотел лично убедиться в потусторонней активности. Собственно, я начал писать сценарий о том, как главный герой попал на остров кукол и стал одной из них. В итоге сам стал этим героем. Я долго бродил тут, рассматривал игрушки, снимал на видео, фотографировал. А потом остановился возле этой куклы, она словно притянула меня. Даже показалось, что она чем-то на меня похожа. И я начал ее снимать, как одержимый, не считая кадры, пленка на Contax’е закончилась, я перешел на айфон и все не мог остановиться. Потом провал. И вот я уже в неподвижном пластиковом теле, а «она» стоит передо мной в моей собственной тощей тушке — я вижу это будто сквозь дымку. Как улыбаюсь сам себе, треплю куклу по волосам, говорю — ей? себе? — «спасибо!» И тут меня накрывает жестокое понимание, и я отчаянно воплю на весь остров. А «она» снова гладит меня по голове: «Это пройдет, ты успокоишься. Здесь не так плохо — солнце, свежий воздух. Я даже сделаю тебе подарок, — кукла сняла с шеи бандану и повязала рядом на соседний кол. — Если кто-то из близких захочет тебя отыскать, это станет им подсказкой. А теперь, прости, мне пора». Я висел и видел, как ухожу, теряясь среди деревьев. Это было ужасно, — Финн всхлипнул. — Потом зрение окончательно затуманилось, и я стал все видеть как в инфракрасном свете — яркие силуэты птиц, туристов, темные контуры деревьев и игрушек. Когда люди подходили ближе, я кричал, орал что есть мочи, но меня никто не слышал. И тогда я, чтобы не свихнуться, начал петь. И вспоминать тебя. — Все, все, маленький! Я понял. Успокойся. Значит, людей ты видишь теплыми силуэтами, а меня в нарко-приходе — как астральную проекцию, почти человеком? — Да, почти как себя. Джо, ты сейчас такой красивый! Джо смущенно оглядел перепачканные в зелени и земле штаны, провел ладонью по намокшим от дождя волосам и фыркнул: — Красава, ага! Финни, розовые сопли на потом отложим, успеем еще другу друг комплиментов наговорить! Поясни лучше, как ты воспринимаешь себя, других обращенных? — Я ощущаю себя куском пластмассы, но вижу себя как отражение, скопированное с собственного тела перед тем, как у меня его забрали, — кукла тяжело вздохнула. — А остальные… вон на том кусте — молодая девушка в красном платье, чуть дальше на дереве — пожилой мужчина с залысинами и рядом с ним маленький мальчик лет десяти всего. Но они все сошли с ума, ничего не соображают, реагируют на движущееся тепло, рычат и воют, как животные, когда туристы останавливаются и начинают их фотографировать, — голос Вулфарда снова задрожал. — Тихо, тихо. Странно, но я не вижу никаких проекций, только кукол. — Потому что ты живой, хоть и обдолбанный! — сорвался Финн. — Но и ты — не мертвый! — резко оборвал его Кири. — Значит, и я смогу не только разговаривать с тобой, но видеть твое призрачное отражение, — задумчиво прошептал он, оглядываясь вокруг. — Как считаешь, вот этот экземплярчик продержится лет сорок-пятьдесят? — он повернул куклу-Финна в сторону подвешенного на верёвке пухлого пупса, относительно целого, пусть и с вывернутыми суставами. — Джо, что ты задумал?! — испуганно вскрикнул Вулфард. — И я не вижу, что ты там показываешь, просто расплывчатое темное пятно. — Всего лишь твоего пластмассового соседа. Он не такой симпатичный, как ты, но выглядит относительно здоровым и упитанным. Говоришь, надо просто снимать, пока айфон не сядет? — Джо достал мобильник из кармана. — Кири, не смей! — заорал Финн, а остальные куклы-проекции внезапно присоединились к нему лающим хором. — Ты хочешь проебать свою жизнь и сойти с ума, прибитый к дереву в жопе мира?! — Значит, сойдем с ума вместе, — решительно усмехнулся Джо. — Потому что я хочу всегда быть рядом, петь с тобой дуэтом, слышать твой голос, хочу каждый день видеть твою посмертную проекцию, — чуть торжественно, словно произнося клятву верности у алтаря, произнес Кири, вставая и водружая лохматую куклу-воплощение обратно на ее место. Он стряхнул траву с колен, слегка взбил прилипшие ко лбу намокшие волосы — привел в относительный порядок свой внешний вид, словно на паспорт собирался фотографироваться. А потом, невзирая на отчаянную ругань Финна, уверенно разблокировал свой айфон и активировал камеру. Мигель развесил на причале для просушки кусок брезента, под которым он укрывался во время короткого ливня, и чуть придремал, пригревшись на опускающемся в кроны деревьев солнышке. Он встрепенулся, когда на его плечо легла чужая рука. Промокший Джо выглядел уставшим и нездоровым. — Ты уже вернулся? Нашел своего друга? Смог поговорить? — старик участливо всматривался в осунувшееся лицо Джо, обрамленное не просохшими до конца темными прядями. Мескаль его еще явно не отпустил — парня пошатывало, и он был очень бледен. Парень отрешенно посмотрел на Мигеля, тронул мыском кеда возвышающийся над низким причалом нос лодки и глухо ответил: — Я хочу домой. Отвези меня. Лодочник вздрогнул, с суеверным ужасом заново оглядев своего пассажира. Ответить он просто не смог, в горле внезапно пересохло, несмотря на разлитую в воздухе свежесть после прошедшего дождя, лишь коротко согласно кивнул. Эпилог. Ник Вулфард поднял в полиции округа жуткий скандал, грозя озадаченным копам страшными карами и международными разборками. В итог он и правда подключил консульство, которое заставило полицейских зашевелиться. Ник так и не дождался своего друга в отеле. Телефон Джо молчал, а оставленная на тумбочке записка «еду с Мигелем на остров, потом все объясню» указывала то же направление, в котором пропал и брат. Ник вместе с двумя мучачос в форме облазил всю пристань Сочимилько, но никаких следов Мигеля найти не удалось, эмбаркадеросы как один упрямо молчали — не знаем, не видели. Плюнув на аборигенов, Вулфард в очередной раз наорал на копов и добился таки, чтоб те наняли гондолу и отправились с ним на проклятый остров. Анастасио Сантана засуетился, завидев редких гостей, но помочь ничем не смог. Как и раньше, он упорно твердил, что все туристы, что высаживались на его острове-музее, в полном экскурсионном составе или по одиночке, возвращались обратно. — Вы же прекрасно знаете, что здесь творится! — бушевал Вулфард, наступая на мужчину со сжатыми кулаками. — Не понимаю, о чем вы, — спокойно пожал плечами тот. — На этом куске суши пропал мой брат, а потом и мой друг! И еще хер знает сколько народу до этого! И вы говорите мне, что не понимаете и что ничего не слышали. У вас тут чертовщина какая-то, куклы оживают! — О, теперь понимаю, — хитро ухмыльнулся Сантана. — Вы по совету местных индейцев тоже жевали пейот. Кстати, это у нас запрещено, если вы не знали. Полицейские с интересом взглянули на Вулфарда. А тот злобно прошипел: — Какой нахер мескаль? Вот мы сейчас обыщем весь ваш паноптикум и посмотрим, кого или что вы здесь скрываете! Ну, чего стоите? Пойдемте осматривать! — махнул Ник парням. Те пожали плечами и понуро поплелись за упрямым гринго, поскольку шеф полиции велел им не нарываться, а по возможности удовлетворять прихоти скандального американца. Куклы, как и прежде, жутко скалились на них с деревьев и кольев, бравые копы ежились от немигающих глаз и очень хотели поскорее убраться отсюда восвояси. Но вот их клиент что-то заметил в зарослях олеандра, потянулся к кусту и снял с него красно-черную бандану с портретом Кири и логотипом его группы. — Вот! Я же говорил, что он здесь! — он победно размахивал красной тряпкой. — Он был здесь, целых два раза, мы это и так знаем, — попытался успокоить его тот, что помоложе. — Нет, вы не понимаете! Это бандана моего брата! — Вы так в этом уверены? — устало спросил старший коп. — В любом случае, это ничего не доказывает. Но Ник уже опустился на корточки и шарил руками по траве, пока не издал победный вопль: — А это что?! — он держал в руках айфон Кири. — Вот, даже не сел еще! — он разблокировал экран и быстро просмотрел последние звонки на удачно не запароленном устройстве. Только его вызовы. Вулфард открыл папку в фото и охнул — десятки практически одинаковых фотографий уродливого пупса с вывернутыми конечностями, подвешенного за шею на натянутой между деревьями веревке. Ник обернулся — фотомодель висела прямо за ним, искореженная в вечной судороге, подслеповато щурясь одним глазом. Рядом улыбалась с шеста кукла в серой распашонке-костюме, своей лохматой нечёсаной шевелюрой напоминая ему о брате. Ник всмотрелся в кукол — ему вдруг почудилось, что они подмигнули друг другу. И словно из ниоткуда, на грани восприятия полилась тихая мелодия, чувственно исполненная на два голоса: You left me on the line (last night) Happens all the time (to me) Thinking that I might Pack it up and throw it all all away I see reflections of my mortal self projected on the wall*  — Эй, парень, давай-ка, пошли отсюда! Вон уже перегрелся и в обморок съехал! Ник ошалело помотал головой — он сидел под деревом, а один из полицейских участливо обмахивал его красно-черной банданой. Он напряженно оглянулся. Но куклы молчали и безучастно смотрели в пустоту. Пребывая в своем личном Неверлэнде, лаская друг друга взглядами на грани касания, они отрешились от обоих миров – сумасшедших кукол и любопытных туристов. У их посмертных отражений была впереди целая вечность на то, чтобы петь старые песни, сочинять новые, грустить, смеяться, без стеснения признаваться в своих чувствах и говорить-говорить-говорить. Благо на разговоры теперь оказалось достаточно времени.