в облаках и дожде (in clouds and rainfall)

«Цзян Чэн», — раздался встревоженный голос, — «Цзян Чэн, ты должен сейчас проснуться». В отдалении грохотал гром, когда он открыл глаза, с затуманенным сознанием... и страдая от боли. Тупая и ноющая, она растекалась от правого плеча по всему его телу. Справа к груди плотно прижималась большая тёплая рука, посылая в него устойчивый поток энергии, чтобы сдержать яд. Пол под ним был сырым, прохладным от влажного грозового воздуха. Яд. Ночная охота. «Цзинь Лин». — Ай-ай-ай, — попрекнул его Вэй Усянь, когда он попытался сесть. — Ложись обратно. Будешь слишком много двигаться, и яд распространится быстрее. — А-Лин... — прохрипел он. — Я здесь, дядя, — откуда-то от его локтя раздался ломкий от горя и полный слёз, прерывающийся гундосый голос. — Дядя... у-у-у... дядя... У него мигом подскочило кровяное давление. — Поплачь! — взорвался он. — Разве я не говорил тебе следить за шипами?! Поплачь ещё! — Пожалуйста, сдерживайте свои эмоции, — нараспев произнёс Лань Ванцзи, плотнее прижимая руку к его груди и усиливая поток духовной энергии. — Вы только ускорите распространение яда. — Без толку, — сказал Цзян Чэн, позволив голове упасть на холодный каменный пол. — Любое лекарство от чумных игл Цюнци было утеряно века назад. Он был слишком давно изгнан. [1] Цзинь Лин, жалобно всхлипывая, уткнулся лбом ему в ладонь. Мгновение спустя Цзян Чэн, смягчившись, вздохнул и протянул руку, чтобы притянуть племянника к груди. — Всё хорошо, не плачь больше, — хрипло прошептал он. — В конце концов, по крайней мере... Он осёкся. «По крайней мере, это был я», — закончил он беззвучно про себя, — «а не ты». В отдалении грохотал гром. Он прижался губами к макушке племянника и закрыл глаза. На долгие минуты в полумраке пещеры наступила тишина, наполненная лишь тихими всхлипами Цзинь Лина, шумом проливного дождя и отдалёнными раскатами грома. Снаружи хлестал ливень, так же, как и когда смертельная игла Цюнци впилась в его сердце. Буря и не думала стихать. «Пепел к пеплу», — тихо размышлял он, медленно стаскивая с пальца Цзыдянь, — «прах к праху». Он вжал кольцо своей матери в ладонь Цзинь Лину. «В смерти я стану един с бурей». — А-Лин, — пробормотал он. — Ты... ты вырос в способного юношу, доброго, как твоя мать, и благородного, как твой отец. Если бы они могли видеть тебя сегодня, они бы так тобой гордились. Он сглотнул. — Я так тобой горжусь, — выдавил он. — А-Лин. Тебе ещё предстоит сделать очень многое. Даже если меня не будет рядом, ты не должен опускать руки. Цзинь Лин продолжал плакать, и Цзян Чэн легко поцеловал его в макушку. Конечно, у него осталось мало времени. Даже если Цзинь Лин не готов потерять своего дядю, сейчас он ничего не сможет сделать, чтобы подготовить племянника к неизбежному. Их прервало нарочитое покашливание. — Всё это, конечно, очень трогательно, — сухо сказал Вэй Усянь, — но это не настоящий Цюнци, не более чем посредственная подделка, и ты точно не умираешь. Цзян Чэн резко к нему развернулся. — Не умираю? — глупо переспросил он. — Нет! — из-за плеча Лань Ванцзи высунулся Лань Сычжуй с обеспокоенным взглядом широко распахнутых глаз. — Учитель Вэй уже объяснил, пока вы были без сознания. Есть лекарство! Только вот... оно вам может не понравиться... Цзян Чэн вдруг резко осознал, сколько распахнутых глаз наблюдали за ним из-за спины Лань Ванцзи. Молодые ученики, которых они взяли с собой на эту маленькую вылазку, всё ещё оставались в пещере, как и небольшая армия смущённых взрослых, которые явились поддержать их, когда они неожиданно оказались под сокрушительной атакой Цюнци. Цюнци, который, очевидно, вовсе не был Цюнци. Цзян Чэн отдёрнул руку от плачущего племянника и грубо его оттолкнул. Секунду подумав, вырвал своё кольцо обратно из наглых соплячьих пальцев. — Тогда поплачь! — заорал он. — Поплачь ещё! О чём ты вообще плачешь?! Бесполезный ребёнок! — Сдерживайте свои эмоции, Цзян Ваньинь, — устало повторил Лань Ванцзи. — Опасность ещё не миновала. В наступившей тишине они с мужем обменялись многозначительными взглядами. — Тебе надо сделать выбор, — наконец произнёс Вэй Усянь, — и как сказал Сычжуй... не думаю, что он тебе понравится. Совместное совершенствование. Единственное рабочее решение, которое они смогли придумать, здесь, вдали от цивилизации и с быстро растекающимся по его телу ядом. — В яде содержится огромное количество энергии Инь, что разрушает твоё тело, — зачастил Вэй Усянь. — Чтобы противостоять Инь, надо влить в твоё тело энергию Ян и таким образом восстановить баланс Инь и Ян. Совместное совершенствование... с мужчиной. — Мы тут поспрашивали, пока ты спал, и, ну, можем предложить довольно много вариантов, только выбирай! Все собравшиеся там мужчины сказали, что готовы помочь... Он почувствовал, как всё его тело цепенеет. Он никогда... ни с женщиной, ни тем более с мужчиной. Даже наедине с собой он старался не слишком потворствовать своим желаниями, опасаясь, что это может каким-то образом замедлить его развитие на пути самосовершенствования. [2] — Просто выбери, кого ты хочешь! Любого, кто придётся по вкусу! Просто назови имя и... — Тогда ты. В пещере воцарилась тишина. Только спустя несколько секунд Цзян Чэн понял, что сказал. Вэй Усянь моргнул. На заднем плане из-за его плеча неожиданно показалось возмущенное лицо Лань Цзинъи. — У учителя Вэя уже есть супруг! — запротестовал он в своей обычной прямолинейной манере. — Его нет в меню! Каким-то образом от его слов тело Цзян Чэна оцепенело ещё сильнее. Точно, конечно же Вэй Усянь не вариант. Теперь он был в браке. Цзян Чэну нужно было выбрать кого-то ещё. — Тогда кто угодно, — прохрипел он. — Без разницы. В тишине раздавались только удары дождевых капель по камням и скалам. Стоя рядом с ним на коленях, Вэй Усянь прикусил губу и поднял на мужа взгляд из-под длинных тёмных ресниц Мо Сюаньюя. Цзян Чэн не посмел посмотреть на Лань Ванцзи. И наконец, спустя несправедливо долгое мгновение, Лань Ванцзи выдохнул. Давления его руки ослабло, Цзян Чэна легко, почти ласково погладили по груди. Лань Ванцзи убрал руку. — Мгм, — согласился он. Не открывая глаз, Цзян Чэн позволил Вэй Усяню опустить себя в гнездо из мягкого меха и чистого льняного полотна. Остальные оставили им лампу осветить каменную нишу и ушли глубже в пещеру, чтобы дать им уединение. Вэй Усянь подоткнул одеяла вокруг плеч своего шиди, вздыхая от того, что Цзян Чэн всё отказывался встретиться с ним взглядом. По горному склону хлестал ливень, отдаваясь эхом во влажном пространстве пещеры; Вэй Усянь снял верхние одежды. Помедлив секунду, он подоткнул под Цзян Чэна и их, достал из рукава бутылочку масла и отложил в сторону. — Спасибо, что подставился под иглу ради меня, — прошептал он. Цзян Чэн слегка дёрнулся, но не открыл глаза. — Я сделал это не ради тебя, — поправил он. — Я ценю, что ты пытался закрыть А-Лина, но в этом не было необходимости. Если кто-то и должен жертвовать собой ради него, то это его собственная плоть и кровь. Вэй Усянь вздохнул. Склонившись к Цзян Чэну, он начал медленно освобождать от верхних одежд и его. Цзян Чэн продолжил лежать там с закрытыми глазами и с развёрнутыми ладонями вверх, как при медитации, руками, и когда Вэй Усянь опустился на него всем телом, уткнулся в изгиб его шеи и поцеловал его там. Цзян Чэн задрожал, когда Вэй Усянь выдохнул, обжигая его кожу горячим дыханием, и влажно двинулся губами вдоль нижней стороны его челюсти. — Что ты делаешь? — спросил он. — А ты как думаешь? — пробормотал Вэй Усянь и нежно прихватил зубами кожу над бьющимся пульсом. Цзян Чэн судорожно дёрнулся, втягивая воздух, и Вэй Усянь отстранился. — Ты никогда раньше этого не делал? — спросил он. — Не твоё дело, — прошептал Цзян Чэн. Его голос дрожал, совсем слегка, и Вэй Усянь смягчился. Цзян Чэн нервничал. Он лёг обратно, влажными поцелуями спустился вниз по челюсти и шее Цзян Чэна, отмечая чувствительные места, от которых у того прерывалось дыхание. — Расслабься, — пробормотал он. — Я сделаю тебе очень приятно, обещаю. Руками он проследил очертания ног и бёдер Цзян Чэна, потянулся развести полы его одежд. У Цзян Чэна перехватило дыхание, он нахмурил брови и отвернулся. Вэй Усянь немедленно остановился. Спустя мгновение он провёл ладонями вверх и отстранился, приобнимая его за рёбра. — Посмотри на меня, — прошептал он. Цзян Чэн не открыл глаза, не ответил. Вэй Усянь вздохнул и обхватил его лицо ладонями, нежно проводя подушечками больших пальцев по щекам, по губам... знакомый человек, знакомое лицо, застывшее в таком непривычном холодном выражении. Он склонился и прижался губами к его губам. Грохотал гром, всё ещё едва слышно, но уже громче, чем прежде, пока Вэй Усянь медленно ласкал губами эти плотно сжатые губы, умоляюще вылизывал упрямую складку невосприимчивого рта, и всё более и более отчаивался, когда миновала минута за минутой, и всё же его так и не пускали внутрь. — Поцелуй меня, — взмолился он. — Цзян Чэн, ты должен поцеловать меня. Иначе я не смогу. И наконец губы Цзян Чэна разомкнулись, и Вэй Усянь почувствовал его дыхание на коже. Он нырнул обратно и вновь поймал его губы. На этот раз Цзян Чэн неловко ответил ему, прерывисто выдохнул, и его руки взлетели за спину Вэй Усяня и мёртвой хваткой вцепились в его одежды. Они дрожали. — Всё в порядке, — пробормотал Вэй Усянь, скользнув руками под тело своего шиди, и подхватил его, прижимая к себе. — Всё будет хорошо. — Вэй Усянь, — нехотя пробормотал Цзян Чэн. — Яд. Смысл его слов был ясен. Им нужно было поспешить. — Держись за меня, — прошептал Вэй Усянь. — Не бойся. Просто держись. Он резко опустился обратно. Целуя и нежно прикусывая его губы, он скользнул пальцами в щель между полами его нижнего одеяния и распахнул его. Дыхание Цзян Чэна перехватило, когда он схватился за пояс его штанов и стянул их вниз, пока не почувствовал гладкую жилистую плоть его бёдер. Всё ещё прижавшись друг к другу: грудь к груди, губы к губам — они вместе ногами стащили его штаны до лодыжек, пока Цзян Чэн не смог снять и отбросить их. — Я не боюсь, — немного запоздало выдавил он сквозь зубы. — Конечно, не боишься, — немедленно согласился Вэй Усянь и нежно подхватил его под колени. — Я боюсь, так что держись за меня, ладно? На секунду показалось, что сейчас Цзян Чэн выскажет ему за враньё, но Вэй Усянь потянул его под колени, сгибая и разводя его ноги, и Цзян Чэн с щелчком захлопнул рот. Не прекращая целовать его, Вэй Усянь пошарил рукой сбоку от их маленького гнезда, пока не нащупал бутылочку с маслом, которую оставил там раньше. Пространство между их телами наполнилось тихими скользкими звуками, почти заглушёнными дождём, пока Вэй Усянь увлажнил пальцы маслом, слегка растирая его подушечками, а потом протянул руку между ног Цзян Чэну. Вход сжался под его пальцами. — Ш-ш-ш, — успокаивающе прошептал Вэй Усянь, нежно массируя тугое сжатое отверстие, увлажняя его маслом. — Расслабься. Откройся мне. С различимым усилием Цзян Чэн разжал челюсти. Его тело слегка расслабилось, и Вэй Усянь быстро скользнул средним пальцем внутрь. Цзян Чэн выгнулся на шёлковой ткани, и его рука метнулась вниз и вцепилась в запястье Вэй Усяня. — Ты молодец, — пробормотал Вэй Усянь. — Держись за мои плечи. Всё будет хорошо. — Я не невинная дева, — огрызнулся Цзян Чэн, слегка смещая бёдра. — Ты... ты уверен, что надо... туда? — А ты думал, у тебя между ног волшебным образом расцветёт что-то ещё? Последовала долгая пауза. Вэй Усянь не выдержал и рассмеялся. Но секунду спустя его смех оборвался вскриком, когда пальцы Цзян Чэна болезненно сжались на его запястье. — Здесь, — поморщившись, заметил он, и согнул палец вверх. Он фыркнул, когда Цзян Чэн со сдавленным вскриком отпустил его запястье и его руки метнулись к его плечам. — Приятно, правда? — Иди в задницу, — сказал Цзян Чэн. — Пытаюсь, — пошутил Вэй Усянь, ещё недолго потолкался пальцем, а потом втиснул второй. — Прости. Нам придётся поторопить события. Скажи, если станет слишком неприятно. Останови меня, если будет больно. — Я выдержу, — сквозь зубы сказал Цзян Чэн. — Быстрее. Они прижимались нос к носу, задевая щеки друг друга ресницами и деля горячее дыхание на двоих, пока Вэй Усянь медленно раскрывал его. Два пальца, три, он нежно растягивал Цзян Чэна, пока тот не стал податливым и открытым, влажным, неодолимо притягательным. Тогда он спустил собственные штаны, смазал себя и на ощупь пристроился к нему. — Вхожу, — пробормотал он и... толкнулся внутрь на всю длину. Пещеру осветила молния, гроза наконец бушевала над ними, вспышкой отбросив их тень на каменную стену. Образ сохранился буквально на долю секунды, но он будто отпечатался в его сознании: одно тело, резко выгнувшееся на земле, и второе, склонившееся над ним. В последовавшем оглушительном ударе грома Вэй Усянь почувствовал себя ошеломляюще бодрствующим, будто его окунули в ледяную воды, проясняя сознание. Снаружи пещеры лил дождь. Цзян Чэн под ним рвано дышал через рот, его глаза были закрыты. С самого начала он так их и не открывал. — Посмотри на меня, — попросил Вэй Усянь. И на этот раз Цзян Чэн подчинился. Глаза его были почти чёрными, только с влажными отблесками света, когда он смотрел на Вэй Усяня сквозь длинные мокрые ресницы. Его измождённое лицо выглядело почти потерянным. Вэй Усянь толкнулся. — Ах... — задохнулся Цзян Чэн. — Смотри на меня, — сказал Вэй Усянь, снова толкаясь. — Продолжай смотреть на меня. Не отворачивайся. — Я смотрю, — почти горько произнёс Цзян Чэн. — Когда это я отворачивался? Его голос прервался, когда Вэй Усянь начал трахать его по-настоящему, жестко и глубоко, крепко прижимая его тело к груди. Цзян Чэн нахмурил брови, но не отводил взгляда. — Да, — прошептал Вэй Усянь, ускоряясь. — Приятно? От жесткого ритма рот Цзян Чэна приоткрылся и он охнул. Под звуками проливного дождя дыхание громко и рвано вырывалось из его открытого рта, перемежаемое неохотными сдерживаемыми звуками. Стоны, осознал Вэй Усянь. Подхватив Цзян Чэна под колени и бешено в него врываясь, он приподнял и развёл эти длинные ноги. Цзян Чэн вскрикнул. Сейчас не оставалось сомнений, что это были именно стоны, и они только сильнее раздразнили Вэй Усяня. Он грубо дёрнул в разные стороны отвороты его одежд, оголяя грудь. Вбиваясь всё сильнее и быстрее, он замычал сквозь стиснутые зубы, прикрыв глаза от удовольствия. — И кто из нас первый отвернулся? — задыхаясь, резко сказал Цзян Чэн. Вэй Усянь тотчас же распахнул глаза. Его взгляд немедленно приковал длинный выступающий шрам, будто молнией пересекающий широкую грудь Цзян Чэна, и возражения замерли у него на губах. Они росли вместе и бесчисленное множество раз видели друг друга обнажёнными по пояс, даже голыми. Они плавали вместе, вместе мылись. Он неожиданно вспомнил, как они ходили плавать в день, когда была сожжена Пристань Лотоса. Это был последний раз, когда он видел Цзян Чэна обнажённым. Приливной волной в груди его поднялась скорбь, почти болезненно удушающе застревая в горле. С дрожащим вздохом он склонил голову, чтобы в благоговении коснуться шрама губами, но Цзян Чэн жестко упёрся рукой ему в плечо, останавливая его. — Нет, — сказал он. Вэй Усянь моргнул. Он поднял взгляд и посмотрел в прищуренные карие глаза, чувствуя себя странно потерянным. — Когда ты думал, что умираешь, — выпалил он, — твои последние слова были к А-Лину, но почему у тебя не нашлось ничего для меня? Глаза Цзян Чэна расширились. — Да ты, блядь, издеваешься? — сказал он. — Я подумал, что, должно быть, ты меня ненавидишь, — продолжил Вэй Усянь, — но потом ты... ты выбрал меня. Цзян Чэн... ты правда меня ненавидишь? Ты... — Просто заткнись, — сквозь зубы процедил Цзян Чэн. Но рот Вэй Усяня продолжал болтать. — Разве ты выбрал бы меня, если бы ненавидел? — пролепетал он. — Но разве... разве ты был бы так холоден со мной, если бы любил? — Хватит! — зло сказал Цзян Чэн. — Ты правда собираешься обсуждать это именно сейчас? Лучшего времени не нашёл? — Если не сейчас, то когда? — воспротивился Вэй Усянь. — Когда это закончится, ты просто снова сбежишь! — Да кто тут сбежит?! — взорвался Цзян Чэн. — Да когда я от тебя сбегал? Говори, когда я от тебя сбегал! Это ты постоянно сбегаешь от меня! С треском ударила молния, кажется, прямо у входа в пещеру. Неожиданный порыв ветра, пронзительно завывая, пронёсся по пещере, привнося с собой шквал мелкой листвы. Вэй Усянь склонился и инстинктивно прикрыл собой Цзян Чэна, прижимая его к груди, пока вокруг них, оглушительно отражаясь от каменных стен, бушевала буря. А после ливень превратился в сплошной ревущий поток. Должно быть, сейчас они были в самом сердце бури. Спустя мгновение Вэй Усянь приподнялся, опираясь на локти, и посмотрел на Цзян Чэна сверху вниз. — Всё хорошо? — спросил он. И наконец, Цзян Чэн отвёл взгляд. — Слезь с меня, — процедил он. Вэй Усянь вздохнул. — Не то чтобы сейчас у нас был выбор, — напомнил он Цзян Чэну. — С каких пор тебя волнует мой выбор? — резко возразил Цзян Чэн. — Ты всегда мчишься вперёд и решаешь всё сам! — Ты сам выбрал меня! — огрызнулся Вэй Усянь. — Не то чтобы я тебя принуждал... Он застыл. — Стой... ты сейчас не об этом. Ты говоришь о... Долгое мгновение они оба молчали, а потом Цзян Чэн упрямо отвернулся. Внезапно Вэй Усяня поразила абсурдность их положения: они как обычно ссорились, но соединившись самым сокровенным образом. — Кто дал тебе право? — прошептал Цзян Чэн. — Почему я должен быть тебе благодарен, когда я этого не хотел, когда я этого не просил, когда меня поймали только из-за того, что... Он осёкся. — Когда тебя поймали только из-за того, что... — оцепенело спросил Вэй Усянь. На некоторое время воцарилась тишина, наполненная лишь рёвом дождя и редким треском молний, но слова было не вернуть. Мысли как сумасшедшие проносилось в уме Вэй Усяня. — Разве ты не вернулся, чтобы забрать тела дяди Цзяна и мадам Юй? — прошептал он. — Разве нет?! Цзян Чэн не ответил, но Вэй Усяню и не нужен был ответ. В глубине души он знал, что как бы не страдал тогда Цзян Чэн... конечно же, он бы так не сглупил. Он скорбел, но не искал смерти. Был потерян, но не безрассуден. Вэни... они бы не отпустили их так просто, так ведь? Они с Цзян Чэном почти два часа дрейфовали по озеру, этого бы точно хватило армии Вэнь Чао, чтобы подсчитать тела и обнаружить, что двух не хватает. Следующим самым логичным шагом было бы отправиться на их поиски, и самым логичным местом, где их стали бы искать, был... — Они пришли за нами, — ошеломлённо прошептал он. Цзян Чэн ничего ответил, но в этом не было необходимости. Вэй Усянь и сам мог догадаться, что произошло. — Цзян Чэн, — выдавил он. Единственная слеза скользнула из уголка глаза Цзян Чэна и тотчас исчезла в его тёмных волосах, будто мгновенный отблеск молнии в ночи. — Это нечестно, — прошептал он. Нечестно. Нечестно. Он упал вниз и, задыхаясь, прижался губами к губам Цзян Чэна, отчаянно выдыхая тому в рот. Цзян Чэн всхлипнул ему в губы, позволяя ему проглотить его судорожный выдох. На долгие мгновения они вцепились друг в друга, сливаясь бёдрами и медленно покачиваясь навстречу друг другу. Цзян Чэн застонал, когда Вэй Усянь наконец отстранился, хватая ртом воздух, будто вынырнув из воды. Он с силой дёрнул за пояс Цзян Чэна, ослабляя его, схватился за отвороты его одежд и наконец полностью распахнул их. Отметина от семейного дисциплинарного кнута Цзян пересекала бледную грудь Цзян Чэна, неровная... нанесённая неумелой рукой. Вэй Усянь склонил голову, благоговейно лаская губами и языком выступающие складки кожи на краях шрама. Цзян Чэн, задохнувшись, оттолкнул его и попытался запахнуть одежды обратно. — Не надо, — взмолился Вэй Усянь, хватая его за запястья. — Пожалуйста, позволь мне. Пожалуйста. Он целовал тыльную сторону рук Цзян Чэна, его напряжённые костяшки, его дрожащие пальцы, пока те наконец не разжались. И тогда он вновь стащил тонкие хлопковые одежды с его груди. В холодном воздухе Цзян Чэн покрылся мурашками, его напряжённые соски торчали розовыми пупырышками, будто умоляя облизать их. Вэй Усянь добрую минуту щедро ласкал эти жемчужины губами и зубами, прежде чем отстраниться. — Руки за голову, — велел он. Цзян Чэн мгновение помедлил, но в итоге подчинился. В этой позиции он выгнулся сильнее, его грудь слегка приподнялась. Вэй Усянь обхватил ладонями его рёбра, нежно поддразнил соски большими пальцами, а потом склонился поцеловать выступающий шрам. Цзян Чэн тяжело прерывисто дышал, пока он вылизывал и целовал его по всей длине, нежно теребя его соски подушечками больших пальцев и время от времени отрываясь от шрама, чтобы обхватить губами какой-нибудь из сосков. Когда он посасывал их, задевая зубами чувствительные бугорки, бёдра Цзян Чэна вздымались вверх. — Ах, — выдохнул Цзян Чэн. — Вэй Усянь... — Я здесь, — прошептал Вэй Усянь. — Я здесь, рядом с тобой. Я никуда не денусь. Цзян Чэн крепко зажмурился, уголки его глаз засочились слезами, когда Вэй Усянь двинул бёдрами, толкаясь в него. Его руки комкали ткань над его головой, отчаянно стремясь за что-нибудь ухватиться. Спустя мгновение его лицо скривилось, и он с всхлипом отвернулся. — Ты говорил, что в будущем ты будешь моим вассалом, а я твоим лордом, — обвиняюще зашептал он. — Ты говорил, что будешь всю жизнь следовать за мной, что в Гусу есть два нефрита, но в Юньмэне есть два героя, что ты никогда не предашь меня, никогда не предашь клан Цзян... но в итоге... ты всё равно... Вэй Усянь заткнул Цзян Чэна отчаянным поцелуем, плотно запечатывая его губы. Цзян Чэн запустил пальцы ему в волосы, тяжело дыша в рот Вэй Усяня и позволяя ему овладеть его открытым ртом, вылизывая его изнутри. Тем не менее, когда он прервался, чтобы глотнуть воздуха, Цзян Чэн продолжил, кажется, твёрдо намереваясь закончить. — Не забывай, что это ты нарушил это обещание! — закричал он. — Это ты ушёл первым! Вэй Усянь снова поцеловал его, яростно и отчаянно. С переносицы скатилась слеза и исчезла во влаге на их щеках. Сейчас он уже не мог сказать, чьи слёзы орошали его кожу. За эти годы они разделили слишком много горя. Слишком тщательно скорбь и боль оплели их израненные сердца в две половинки одного целого. Как бы он не старался в этой второй жизни, он не мог перестать заботиться об этом человеке. Он не мог приручить желания своего сердца. Наконец он оторвался, чтобы вдохнуть. Когда он отстранился, Цзян Чэн вцепился в него, сжимая ткань его одежд. — Я никогда не уходил, — хрипло прошептал он. Он прижал ладонь к животу Цзян Чэна. Под прохладной кожей и тренированными мышцами он почувствовал биение духовной энергии, его золотое ядро, вихрящееся под поверхностью. — Я всегда был с тобой, — продолжил он, — прямо здесь. Ливень хлестал по склону горы. Цзян Чэн долго смотрел на него широко распахнутыми глазами. А потом внезапно его лицо скривилось и он разревелся; громкие глухие рыдания сотрясали всё его тело. Вэй Усянь скользнул одной рукой ему под голову, а другой — под спину, прижимая его к груди. — Куда бы я не пошёл, — продолжил он, — я всегда буду рядом, защищая тебя. Цзян Цэн повернул голову, прижимаясь лицом к его щеке и смыкая их губы. Он плакал, слёзы мокро и горячо стекали по щекам Вэй Усяня, по его ладоням, когда он обхватил лицо Цзян Чэна, углубляя поцелуй. Теперь Цзян Чэн задыхался под ним. Он плотно сцепил их губы, страстно и глубоко целуя Цзян Чэна, не желая ни на мгновение отрываться от него. Он не сразу осознал, что его слегка пихают в грудь кулаком, и немедленно отпустил его. Цзян Чэн судорожно втянул воздух, пытаясь отдышаться. — Не могу дышать, ты, идиот! — выругался он. Он немного гундосил, и Вэй Усянь не выдержал и рассмеялся. Должно быть, от всех этих слёз у него заложило нос. — Не надо было столько плакать? — поддразнил он, наклонился и потерся щекой о щеку Цзян Чэна. — Тогда скажи-ка, кто меня всего измазал в своих слезах? — парировал Цзян Чэн. — У тебя все глаза опухли. Вэй Усянь рассмеялся, поцеловал его в губы раз, другой, третий. — Мой шиди, — прошептал он, — мой лорд, мой А-Чэн. Явно смутившись, Цзян Чэн уткнулся в изгиб шеи Вэй Усяня. Но его руки крепче сжались на спине Вэй Усяня, его ноги скользнули вниз, переплетаясь с ногами Вэй Усяня. От этого по коже пробежала дрожь, туго сворачиваясь возбуждением. — Мы были немного заняты, а? — пробормотал он в ухо Цзян Чэну. Он поцеловал Цзян Чэна в висок, вдыхая знакомый лотосовый запах его волос, а потом приподнялся на локтях и начал двигаться. — Ах... — захлебнулся было стоном Цзян Чэн, но с усилием сдержал его. Вэй Усянь хотел, чтобы его захлестнуло наслаждение, хотел заставить его плакать от удовольствия, хотел услышать, как он стонет не сдерживаясь, в голос. Он протянул руки, подхватил Цзян Чэна под колени и согнул его ноги, прижимая их к животу. Потом слегка сместился вниз, меняя угол, чтобы входить в него снизу вверх, прижимаясь бёдрами после каждого толчка. Казалось, Цзян Чэн таял под ним. Теперь он стонал, громко и слегка глухо, будто всё ещё пытался сдерживаться. — Мой прекрасный шиди, — лихорадочно шептал Вэй Усянь, осыпая его поцелуями всюду, куда только мог дотянуться: губы, щеки, шею, плечи. — Мой глава клана. Мой лорд. Прости меня, что я так надолго оставил тебя одного. Прости меня. Лицо Цзян Чэна скривилось. Возможно, он снова плакал... он всегда некрасиво плакал. Вэй Усянь беззвучно рассмеялся, продолжая вбиваться в него, продолжая целовать каждый доступный участок бледной кожи Цзян Чэна. — Ты так упорно работал, — продолжил он. — Так многого добился. Мой А-Чэн, мой шиди, боги, я не мог бы гордиться сильнее, что могу назвать тебя главой клана. Он поцеловал грудь Цзян Чэна, затем край длинного шрама. — Теперь моя очередь позаботиться о тебе, — продолжил он. — Позволь мне доставить тебе удовольствие. Цзян Чэн запустил пальцы ему в волосы. Когда он приподнял голову, Цзян Чэн прижался поцелуем к его брови. Со смешком Вэй Усянь вновь сомкнул их губы, глубоко целуя его. — Обхвати меня ногами, — прошептал он. — Держись крепче. И затем, снова целуя его, Вэй Усянь задвигал бёдрами жёстче, увеличивая размах ударов, так, как он знал, будет приятнее всего, врезаясь туда, где, как он знал, было сладкое местечко Цзян Чэна. Рот Цзян Чэна распахнулся, и он так сладко стонал. Невозможно было не овладеть этим раскрытым ртом зубами и языком, невозможно было не овладеть этим раскрытым телом, таким горячим и зовущим. — Вэй Усянь, — простонал Цзян Чэн. Они двигались вместе, задыхаясь стонами, прижимаясь грудью к груди и отчаянно цепляясь друг за друга. Сильные бёдра Цзян Чэна сжимали его талию, пока он всё ближе и ближе приближался к оргазму, на его щеках расцветал румянец, растекаясь вниз по его шее, по груди. Вэй Усянь губами прослеживал его путь по телу Цзян Чэна. Тот откинул голову, когда Вэй Усянь добрался до его сосков, целуя их и нежно перекатывая твёрдые комочки между зубами. — Сейчас кончу, — выдохнул Цзян Чэн. Его руки сжались в волосах Вэй Усяня и на его одеждах, а потом он начал содрогаться, яростно изворачиваясь и выгибаясь. Дикие, оглушающие крики наполнили пещеру, отдаваясь от каменных стен, тело Цзян Чэна стиснуло Вэй Усяня, выдаивая его. Вэй Усянь плотно зажмурился и вскрикнул, переходя за грань, глубоко внутри сжимающегося тела Цзян Чэна, в его крепких объятиях. Он будто вернулся домой. Он потерял счёт, сколько раз они брали друг друга после, снова и снова слепо находя друг друга, толкаясь мокрыми губами, сплетаясь покрытыми потом обнажёнными телами. Он также предложил Цзян Чэну взять себя, перекатив их так, чтобы тот оказался сверху. Они ублажали друг друга руками и ртами, сцеловывая своё семя с чужих губ. Когда он проснулся, солнце уже встало и пещера была залита тусклым серым светом. Снаружи пещеры слегка постукивал лёгкий дождик. Казалось, буря улеглась. Наконец наступило утро. Над ним склонилась высокая фигура. Он проснулся от тени прикосновения подушечек пальцев к его щеке, убравших выбившуюся прядь. Цзян Чэн дремал в его объятиях, обнажённый, удовлетворённый и совершенно вымотанный. Он поплотнее укутал своего шиди в одеяла и улыбнулся, когда их неожиданный гость потянулся, чтобы помочь, подоткнув простыни вокруг них обоих. — Супруг, — пробормотал Вэй Усянь. Лань Ванцзи тихо хмыкнул в ответ. — Яд выведен? — спросил он. — Со всем тщанием, — сказал Вэй Усянь, улыбаясь как кот, обожравшийся сметаны. Спустя мгновение он пришёл в себя. — Всё в порядке? Лань Ванцзи медленно моргнул, длинные ресницы веером опустились на острые скулы. Он долго смотрел на Вэй Усяня сверху вниз, строгим, но непостижимым взглядом, будто статуя, высеченная из золота и слоновой кости. — Да, — наконец произнёс он, будто сам удивившись своему ответу. — Всё в порядке. Над горой моросил лёгкий дождик, едва различимый за утренним щебетанием птиц. — Я хочу дать ему ещё немного поспать, — сказал Вэй Усянь. Лань Ванцзи кивнул. — Я присмотрю за вами обоими. Устроившись обратно в одеялах, Вэй Усянь поудобнее притянул своего шиди в объятия и закрыл глаза. — Когда всё закончится, — пробормотал он, — давай ненадолго задержимся в Юньмэне. Большая ладонь нежно прошлась по его распущенным волосам, пропуская их сквозь пальцы. — Мгм.