───── ◉ ─────
«Добрый вечер. Приветствую тебя в "X-place". Я — твой кардинал, который постарается обеспечить тебе сегодня как можно более качественные условия для получения горячего удовольствия, ради которого мы совсем скоро встретимся. Все необходимые предметы личной гигиены ты сможешь найти в ванной комнате — туда ведет дверь, расположенная рядом с кроватью. Подготовь себя так, как это будет указано в следующей инструкции. Вся сегодняшняя ночь абсолютно конфиденциальна и анонимна. Без имен, без лишних вопросов и чувств. Надеюсь, тебе все понравится. С уважением, твой Серый Кардинал»
───── ◉ ─────
Тэхен безэмоционально поднимает взгляд на черную дверь впереди и, недолго думая, уверенно идет в ванную. Та не отличается от главной комнаты основным цветовым решением и скрывает в себе душевую кабину, раковину с зеркалом и унитаз. Очередная картонка лежит на бортике раковины, и Тэхен, откладывая прежнюю в сторону, берет ее подрагивающими пальцами, чтобы прочесть.───── ◉ ─────
«В душевой кабине на полках стоит бритвенный станок (будь осторожен, пожалуйста), гель и крем. Промой и растяни себя. Если понадобится смазка, ты сможешь найти ее в ящике под раковиной. После того, как закончишь, вставь в себя пробку предпочитаемого диаметра и обнаженным вернись в комнату. На прикроватной тумбочке будет лежать та повязка на глаза, которую ты ранее указал в бумагах. Как только закрепишь ее на голове, присаживайся на край кровати и жди — я приду к тебе. Если ты еще сомневаешься в том, что сейчас происходит, можешь покинуть комнату и отправиться домой, но, если ты останешься, знай — пути назад не будет. Я отпущу тебя лишь после того, как закончу то, что запланировал. Постарайся обдумать все и решить. Надеюсь, что все же увижу тебя…»
───── ◉ ─────
Тэхен заторможенно отрывает взгляд от записки и, неслышно вздыхая, тяжело смотрит на разнообразные анальные пробки, словно на продажу выложенные в ряд на высокой тумбе возле раковины. Он медленно сглатывает скопившуюся в горле слюну и подходит к игрушкам, чтобы быстро рассмотреть предложенный ассортимент. Их четыре. Одна совсем тонкая и короткая — видимо, для прокаженных девственников, ни разу не пробовавших пропихнуть в себя хотя бы пару пальцев. Следующие две среднего размера, и Тэхен почти сразу соглашается на ту, что с явным рельефом на кончике, однако вовремя замечает самую крупную, сделанную из привлекательно сияющей во мраке стали и, вспоминая о подчеркнутой метке про грубый секс, выбирает ее. Его вряд ли станут растягивать. Растяжка, по мнению Тэхена, в понятие жесткого, грубого секса не входит. Сегодня ему хочется быть как можно более готовым к неизвестности, ведь если эта неизвестность под незамысловатым названием «Серый кардинал» в действительности собирается как следует позаботиться о его заднице этой ночью, то не подготовленным Тэхен подобной заботы точно не выдержит. Просить остановиться он в ближайшие несколько часов совсем не планирует, поэтому отважно раздевается и входит в просторную душевую кабину. Плотная пелена густой испарины окутывает его мгновенно. Он нежится под жгучими струями, громким потоком падающими на него с потолка, и не спешит тянуться за смазкой. Тело тяжелеет, и Тэхен блаженно прикрывает глаза, откидывая голову назад, чтобы подставить под натуральный кипяток свое красное лицо. Ему всегда нравилось принимать ванну в критически горячей воде — кожа от нее покрывалась страшными алыми пятнами и очищалась тем самым от всех прежних касаний, которые Тэхен принимал на себя в качестве должного. Он давно не занимался сексом ради чувств и эмоций. В основном в него проникали под предлогом помощи с мучительными течками — Тэхену большего было не нужно. Мир менялся, и отношения в нем менялись так же стремительно и безвозвратно. Если раньше это открыто порицалось, то теперь некогда пороки становились привычными стандартами. Тэхен этим был более чем доволен. Он быстро растягивает отверстие четырьмя пальцами и, щедро накачав себя прохладной смазкой, вставляет крупную пробку. Чувство заполненности кружит голову. Окутывающие его ощущения напоминают ему самые грязные сцепки, через которые он когда-либо проходил — реки согревающей постепенно спермы внутри и огромный пульсирующий узел, давящий на тугие стенки до приятной истомы. Незабываемо. Хочется еще. Тэхен осторожно шагает в основную комнату и, ежась от прохлады, ласкающей его пылающее обнаженное тело, осторожно присаживается на край кровати, как это было сказано в записке. На низкой тумбочке уже стоит серебряный поднос с пластинкой таблеток, парой бутылок воды и лоснящейся в приглушенном свете повязкой. Тэхен берет шелковую полоску в руки, нежно проводит по скользкой ткани кончиками пальцев и в последний раз осматривает все помещение. Волнение в груди стремительно сменяется томительным предвкушением. Неизвестность более не пугает его — только раззадоривает богатую фантазию и вкупе с согревшейся пробкой в дырке вынуждает неумолимо заводиться. Тэхен не опускает взгляд на свой член, однако прекрасно знает и чувствует, что тот уже твердеет. Ему даже не стыдно за то, что его так просто возбудить. В конце концов, он трахался в последний раз где-то четыре месяца назад, так что, вероятнее всего, обкончается по самое не хочу еще в начале и без проникновения. Скорее бы, если честно. Он размеренно вздыхает, выравнивая сбивающееся дыхание, и повязывает свои глаза. Ткань несильно закрывает ему обзор — Тэхен довольно четко видит очертания собственных ладоней на бедрах и мебели вокруг: наверное, благодаря тусклому свету, робко освещающему комнату. Неизвестно, сколько конкретно Тэхен провозился в ванной. Ему давалось на подготовку целых полчаса, так что он сидит в одиночестве еще несколько минут. С его влажных кудрей падают капли воды — они леденят кожу плеч и груди морозными струями, в которые растекаются после приземления. Тэхен ежится, цепляет пару пальцев на замерзших ступнях и вздрагивает, когда справа от него раздается совсем тихий щелчок дверного замка. Теперь пути назад у Тэхена нет. И этим он сейчас также более чем доволен. Потому что альфа, который к нему заходит, вдруг пахнет оглушительно горько. Потому что у альфы, который трахнет его сегодня, гон.***
Чонгук не думал, что его третья попытка окажется успешной. В первый раз записка почти попала в руки адресату, однако Чонгук выронил ее на полпути, когда его случайно толкнули на выходе прямо возле только открывшихся дверей. Во второй раз бумажка была передана успешно, однако он прождал целую ночь в одиночестве, прежде чем все же понял, что к нему никто не придет. На Тэхена он уже не рассчитывал. Давал ему записку без надежды на продолжение, в пустом вагоне метро и с тихим «я чувствую, что должен помочь тебе, но ты можешь проигнорировать это». Тэхен на его удивление не проигнорировал. Чонгук давно работал в этом клубе. С годами мир отважно терял прописные ценности, накопленные предками еще веками назад, а потому все больше омег и альф предпочитали классическим стабильным отношениям незначительные ночи, которые зачастую меняли их жизнь гораздо круче привычных свадеб и родов. Чонгуку всегда было сложно найти подходящего для постоянных связей омегу. Его обнаружили замученным, истерзанным самим собой и безумно возбужденным на улице, в подворотне, и просто предложили помочь. Привели в клуб, дали комнату с парнем, который не менее яростно желал простого животного секса, и позволили освободиться от страшных оков и пелены, окутавших его собой сполна. После недели в черной спальне Чонгук понял, что, кажется, нашел то, что так долго искал. Его благосклонно приняли на работу, благодаря чему он имел теперь возможность спокойно удовлетворять не только собственные потребности, но и желания тех, кто так сильно боялся открыть изощренную душу собственному окружению. Обычно он выбирал омег по их анкете, которую они составляли по приходе в их клуб. Привилегии имели анкеты с пунктами, подходящими предпочтениям самого Чонгука — грубый незащищенный секс и куча грязи, по типу обилия спермы или порки до кровавых пятен. Чонгук давно не стыдился подобного, потому что его научили этого не стыдиться. Природы стыдиться нельзя. Стыдиться нужно ее кропотливого отрицания. Почему Тэхен показался ему развратным офисным тихоней, он не знает до сих пор. Чонгук не думал, что его третья попытка окажется успешной. Он редко предлагал незнакомцам навестить их клуб как-нибудь и просто провести время с пользой. Первый омега привлек его проступающими сквозь ткань рубашки очертаниями портупеи, второй — кожаной повязкой на шее, напоминающей ремешок от поводка, и лишь Тэхен оказался обыкновенным. Ничем не выделяющийся, простой, такой как все, но вдруг почему-то манящий и с расстояния соблазняющий. Чонгук не мог не испытать удачу. Когда ближе к ночи его оповестили о долгожданном клиенте, радости его не было предела. Он правда не думал, что столь спонтанное предложение примут. Тэхен посмотрел на него в тот вечер так растерянно и невинно, что Чонгук даже успел растерять былую уверенность и почти поменять свое решение, однако вот она — анкета в его руках с подчеркнутым связыванием и жестким сексом, и вот он Тэхен — возбужденный, разгоряченный после душа, обнаженный и готовый абсолютно ко всему. Чонгук откладывает тонкую бумагу на комод напротив постели и неслышно шагает ближе к кровати. Тэхен дергается, хочет среагировать на шорох и повернуться вбок, но томно дрожит и замирает, улавливая едва различимое: — Сиди смирно. Подчиняется. Тихий голос раздается где-то позади и вызывает крупные пятна мурашек, спускающихся волнами с лопаток к пояснице. Тэхен ощущает на горячей коже изучающий взгляд и выпрямляет спину, чтобы его рассмотрели во всей красе, чтобы буквально сожрали этим взглядом снаружи и изнутри; включили фантазию и сделали гораздо больше, чем могли запланировать изначально. Запах, стремительно окутывающий собой скромную комнату, становится более терпким и густым, отчего лишь сильнее кружит голову двум людям, все больше теряющимся в обстановке. Чонгук сам от себя задыхается, но поделать с этим ничего не может — из-за омеги, сидящего в нескольких метрах, на головке его члена начинают выделяться густые капли смазки. Благо он еще в белье, иначе в его ногах уже наверняка собралась бы позорная лужа. — От тебя пахнет слишком сильно, — бормочет Тэхен. — Ты выпил что-то? — У меня гон, — Чонгук опирается на край кровати коленом и оголодавшим хищником ползет ближе к омеге. Тэхен робко, совсем немного оборачивается назад, безуспешно стараясь разглядеть лицо альфы сквозь повязку боковым зрением, но опускает голову, когда его плечи опаляет горячее дыхание, копотью оседающее на распаренной в душе коже. Чонгук не касается парня — изучающе скользит взглядом по острым лопаткам, стройной талии, жилистой шее и почти незаметному контуру острой линии подбородка и не спеша прикидывает в голове запланированный на сегодняшнюю ночь сценарий действий. — Ты гибкий? — тихо спрашивает он, впервые дотрагиваясь кончиками пальцев до пары родинок, расположенных где-то на левых ребрах. — Я собираюсь повязать тебя. — Думаю, да. — Отлично. Тэхен чувствует крупные ладони на боках и хмурится. К его спине плотно приближается широкая, крепкая грудь, сквозь которую отчетливо ощущается бешеное биение чужого сердца, отчего он облизывается и, вздыхая, мутно смотрит куда-то вниз. Чонгук продолжает гладить живот омеги нежно и расслабляюще, буквально забирая совершенно лишние сейчас напряжение и зажатость себе, и кладет подбородок на его плечо. — Насколько далеко я могу зайти? — жарко шепчет он Тэхену в шею. От трепещущей жилки вблизи исходит легкий, ненавязчивый аромат, но он полностью перекрывается альфьим мускусом и становится неуловимым для рецепторов. — Настолько, насколько захочешь, — Тэхен вздрагивает — Чонгук уверенно сжимает его бедра руками. — Мне все равно. Я не собираюсь тебя останавливать. — Так самонадеянно. Ты не знаешь, на что подписываешься. — Я знаю, на что подписываюсь. Думаешь, я просто так отмечал грубый секс и обездвиживание? Я похож на идиота? — Трахну так, что имя родное забудешь. Чонгук вплотную двигается к парню и вминается пахом в плотные ягодицы. Он тянет Тэхена на себя и, отклоняя его голову в сторону, оставляет первый мокрый поцелуй за ухом. Тэхен вмиг теряется. Сторонний запах, усиливающийся с каждой минутой все стремительнее, сбивает его мысли с толку, отчего он безвольно разваливается в надежных объятиях и подставляется под голодные поцелуи, оставляемые на влажной шее. Чонгук не кусается, не переходит границ — лишь продолжает расслаблять омегу в своих руках, следить за реакцией на простые касания, изучать тело, сплошь покрытое еще не испарившейся после душа влагой. Тэхен горячий, от него почти испарина исходит, и Чонгук, кажется, видит клубы пара, когда он томно выдыхает и совсем неслышно стонет от кончиков прохладных пальцев, дерзко цепляющих бусины сосков. Тэхен начинает метаться и импульсивно задирать ноги на край кровати от непрекращающихся поглаживаний, траекторию которых он не может предугадать из-за закрытых глаз, и Чонгуку все больше хочется его связать. Чтоб неповадно было. Он нехотя отстраняется от парня и, вставая с матраца, быстро проходит к комоду. Из самого нижнего ящика он достает длинную хлопковую веревку, из среднего — увлажняющий крем (на случай, если в процессе веревка натрет омеге нежную кожу) и бутылку смазки. Тэхен, слыша звуки выдвигающихся ящиков, вновь собирается и, наугад ориентируясь в пространстве, забирается на середину кровати. Он глупо смотрит куда-то вперед, туда, где видит размытый образ полуобнаженного тела, и обращается в тьму: — Как мне лечь? — На живот. Откинь подушку в сторону и размести голову как можно ближе к основанию изголовья. — Хорошо. Тэхен коротко кивает и послушно сдвигает маленькую подушку к краю, укладываясь после на живот. Его возбужденный член мгновенно прижимается к месту под пупком, и Тэхен впервые понимает, что уже течет — на его горячей коже остаются робкие разводы пары капель выделившегося предэякулята. Чонгук подходит к нему, как только он удобнее устраивается на боку, все же избегая дразнящих касаний головки о простыни. Он вновь опирается на матрац одним коленом и, склоняясь над парнем, плавно ведет влажными ладонями по всей его спине. Тело под руками Чонгука сладкое, жаждущее, напряженное от предвкушения, и Чонгук далеко не изверг или страшный зверь, чтобы отказывать столь роскошному омеге в удовольствии. Веревки в его руках натурально полыхают, призывают поскорее пустить себя в дело, однако Чонгук сопротивляется, противится собственным порывам в груди и лишь ласкает выступающие мышцы бедер и плеч, так искусно перекатывающихся от каждого случайного прикосновения. Тэхен вновь извивается. Он опускает лицо в простыни, закусывает нижнюю губу и просто старается прочувствовать происходящее. Картина перед его закрытыми глазами темнеет, и это кажется ему странным — как абсолютная тьма может стать еще чернее, он не понимает. Альфий мускус, щекочущий его ноздри редкими нотками кислинки, оседает в легких и тревожит солнечное сплетение — то бесконечно крутит от ладоней, опасно путешествующих по его бокам. Ему почти щекотно от скользящих по тонким ребрам пальцев, и в любой иной ситуации он бы давно захохотал от подобного, но в столь возбуждающей атмосфере он способен лишь кусать и так истерзанные губы и молча молиться на то, чтобы происходящее этой ночью никогда не заканчивалось. Слишком приятно. Чонгук искушенно смотрит на торчащую меж ягодиц ручку анальной пробки и, косясь на брошенные в сторону веревки, наконец берется за них. Когда он грубо хватает правую тэхенову щиколотку, тот подозрительно дергается и сопротивляется, за что получает легкий укус в пятку. — Расслабься, — Чонгук хмурится и начинает уверенно обматывать тонкую голень концом веревки. — Я просто повяжу тебя сейчас, так что не сопротивляйся мне. Тэхен кивает самому себе и полностью расслабляет тело, отдаваясь в руки неизвестности. Чонгук туго затягивает первый узел и, отпуская чужую ногу, склоняется над телом парня, чтобы пропустить второй конец жгута через перекладину изголовья. Он мастерски собирает кисти Тэхена у его груди одной рукой, цепляя их друг с другом у запястий, и надежно обматывает их. — Попробуй опустить руки к животу, — сосредоточенно просит он. Тэхен послушно тянется ладонями вниз и испуганно рыпается, ощущая, как его правая нога мерно поднимается вслед за руками. — Пиздец, — он укладывается щекой на простыни, тяжело выдыхая. Чонгук бубнит довольное «отлично» и резко сгибает вторую ногу Тэхена, прижимая его стопу к самой ягодице. Он крепко перевязывает практически все бедро и закрепляет конец на щиколотке с помощью последнего объемного узла. Тэхен в это время старается не шевелиться — он не до конца ощущает себя в собственном же теле, а потому практически не понимает, как именно его пытаются скрутить. Все его ориентиры в пространстве теряются, и он видит лишь тьму, пересекающуюся редкими звездочками. Кажется, еще немного, и он отключится. — Подвигайся, — раздается откуда-то сверху. Тэхен вновь пробует дернуть правой ногой, чтобы опустить ее вниз, и вмиг чувствует, как его запястья послушно следуют за перекинутым через изголовье жгутом вверх, из-за чего он резко падает на живот и прогибается в спине. Левое бедро его двигается независимо от других частей тела, да и слава Богу, однако он уже ощущает, как то слегка затекает от тугого сгиба под коленом. Тэхен не может сказать, что ему критически неудобно, но он прекрасно понимает, что долго в подобном положении точно не продержится, о чем тихо оповещает альфу рядом: — Это немного слишком для меня. — А по-моему, все очень даже хорошо, — Тэхена тепло гладят по влажной ягодице. — Знаешь, веревка, которой я тебя повязал, черная и так хорошо подходит к цвету твоей кожи, с ума сойти. Так красиво. Тэхен не знает, хвалят ли его сейчас, но, потерянный, он воспринимает произнесенное за желанный комплимент и тихо скулит. — Почему ты не выбрал похвалу в анкете? — Чонгук склоняется к уху парня, продолжая отвлеченно водить пальцами по его спине. — Я же вижу, что тебе нравится. Почему не выбрал унижение или порку? Мне так хотелось выпороть тебя как грязную шлюху, все лицо спермой измазать, а теперь придется сдерживаться. Зачем ты так? Он дает себе волю и размашисто прикладывается рукой о задницу омеги. Правда обидно. Чонгук самыми мембранами чувствует грязное желание, исходящее от Тэхена (тот мило хнычет от неожиданного удара и безвольно подставляется под еще один возможный), и столь беспечно хочет запятнать это великолепное тело, мечущееся под ним, но оказывается ограниченным практически во всем том, что столь трепетно любит. Нечестно. — Раздвинь бедра в стороны, — твердо просит он. Тэхен в очередной раз слушается и, елозя, позволяет себе распластаться по кровати на животе. Он слегка двигает сцепленные запястья к груди — его правая нога ожидаемо задирается — и прижимает костяшки к губам, ожидая последующих действий с собой. Чонгук, судя по дрогнувшему в основании кровати матрацу, поднимается и вновь гремит ящиками, что-то доставая оттуда, поэтому Тэхен позволяет себе немного расслабиться и собрать свои мысли в порядок. В комнате становится жарче. Духота, наполненная спертым воздухом, ароматом альфы и естественным запахом омежьей смазки, давит Тэхену на часто раскрываемые легкие — из-за этого он дышит коротко и рвано, отчаянно стараясь забить кровь столь необходимым ей кислородом. Он все еще не до конца понимает, как именно расположен на просторной кровати и где конкретно сейчас стоит альфа, однако далеко не это волнует его в первую очередь. Тишина и пущая неизвестность пугают. Тэхен на пике возбуждения — дотронься до его стояка, и он с радостью обкончает тебе руку, — однако он без понятия, в какой конкретно момент его коснутся. В следующую ли секунду или через несколько минут, ему неизвестно. Он ждет этого, замерев и практически не дыша, а потому бурно вздрагивает, когда Чонгук крепко хватает его член и осторожно похлопывает по бедрам, молча прося немного приподняться. Он перебирает налитые яйца пальцами и ласково дразнит ногтем щелку уретры. — Не рыпайся сейчас, понял? — слышится за спиной. — Не рыпайся. Тэхен непонимающе хмурится, растерянно оборачивается назад и звонко охает — по его головке напористо и тягуче проводят чем-то удивительно рельефным и скользким. Он непослушно дергается вперед, подбираясь на месте и словно желая отстраниться от непонятных касаний, но Чонгук следует за его движениями и еще раз дразнит верхушку члена сводящим с ума предметом. — Я сказал тебе не шевелиться, — строго замечает он. — Что это? — Тэхен импульсивно дрожит и опускает связанные руки вниз, отчего развратно падает и резко взметает правую ногу вверх. — Блять! Блять, что это? — Марля, — Чонгук ускоряется. — Нравится? — Остановись, — Тэхен с силой сжимает ладони в кулаки. — Не могу. Это слишком. — Неправда, врунишка. Это невероятно приятно, так ведь? Чувствуешь это? Влажность ткани и ее рельефность? Скажи, приятно? Тэхен протяжно мычит в ответ и, закусывая алые губы, прогибается в пояснице. Чонгук вновь помогает парню немного приподнять бедра, чтобы ему самому было удобнее подбираться к чужой плоти, и, коротко улыбаясь, начинает беспрерывно натирать чувствительную головку омеги обмотанной марлей ладонью. Тэхен мгновенно выходит из себя. Он крепко жмурится, не в силах больше наблюдать пугающую тьму перед глазами, и кошкой выгибается в спине, желая все же уйти от невозможной стимуляции, но альфа не позволяет — удерживает свободной рукой за бока и все трет и трет пунцовую головку, с которой натуральным ручьем принимается капать предэякулят. Тэхен течет везде. Спустя несколько секунд из его дырки с хлюпаньем выпадает пробка, и вниз по бедру бежит первая струйка густой смазки. Чонгук благосклонно собирает ее парой пальцев, загоняя после обратно в отверстие, и Тэхен, чувствуя две скромные фаланги, на мгновение проникшие в него, вскидывает бедрами и грубо требует: — Еще. — Нет, — отрезает в ответ Чонгук и вновь накрывает головку ладонью с марлей. Тэхен хнычет — капризно, низко и развязно, — но Чонгук не ведется. Касания становятся невыносимыми. Тэхен превращается в оголенный провод, извивающийся в руках под воздействием бегущего по всему телу электрического тока, и дрожит каждый раз, когда Чонгук неожиданно дотрагивается до его бедер или талии. Веревки не позволяют ему убежать от крышесносного удовольствия, а потому Тэхен ощущает себя обезоруженным и абсолютно безропотным. У него нет возможности увернуться, отстраниться, и он, почти рыдая, терпит. Безысходность вкупе с непрекращающейся лаской рождает внизу его живота яркий спазм приближающегося оргазма. Именно в это мгновение Чонгук убирает руку. — Забыл сказать, — он наваливается на спину омеги и довольно ухмыляется: — я просто мастерски контролирую оргазм. Думаешь, я не замечу, как беспомощно дергаются твои милые яички, когда ты готовишься так бесстыдно обкончаться? — Чонгук вновь трет головку чужого члена грубой тканью. — Ты меня не проведешь, солнце. — Слишком, — Тэхен дико вьется на простынях, безуспешно стараясь отдалиться. Где-то впереди слышится жалобный скрип балок изголовья. — Блять, я сейчас отключусь. — Неправда, — Чонгук кривит губы, отпуская верхушку ствола из ладони. — Тебе нравится? Хочешь еще немного помучаться перед тем, как мы начнем трахаться? — Да. Тэхен выдыхает это жарко и совершенно бездумно. Он буквально не выносит подобной стимуляции, но старается расслабиться и вертеться не так сильно, когда его головку вновь начинают терзать марлей. Чонгук проявляет слабость — трогает Тэхена с короткими перерывами, в течение которых тот пытается отчаянно отдышаться и, приготовившись, призывно кивнуть, чтобы снова принять на себя сражающее наслаждение. Тэхен задирает правую ногу позади, шире отводит в сторону левую и устало ложится на грудь. Чонгук наваливается на него всем весом, протискивая руку между их тел, и нежно целует в шею, слизывая с горячей кожи налитые капли горького пота. Они двигаются в унисон, наконец принимают друг друга, втираются кожей в кожу, и Тэхен на радостях беспечно теряется — кончает громко и туго прямо в марлю, кружащую по его головке. — Блять, как хорошо, — он широко улыбается. — Черт, охуенно. — Непослушный омега, — Чонгук недовольно качает головой и, небрежно сматывая с ладони грязный лоскут ткани, хватает Тэхена за волосы на затылке. — Я не позволял тебе кончать. — Херово, значит, ты оргазмы контролируешь, сутенер, — лукаво смеется Тэхен. — У меня ремень кожаный лежит в ящике — я тебя сейчас реально выпорю, сука ты такая, — Чонгук грубо разворачивает лицо омеги на себя и продолжает шептать в его губы. — Играться сюда пришел? Ты — текущая со всех щелей блядь, лежащая в запертой комнате с альфой с гоном. Ты не в том положении, чтобы шутки шутить, так что будь осторожнее, понял? С губ Тэхена слетает прежняя улыбка. Он гулко сглатывает, чувствуя огненное дыхание на собственном лице, и тянется вперед за желанным поцелуем, но его небрежно отстраняют от себя и совсем отдаляются. — Не заслужил. Чонгук тяжело поднимается с кровати и, шатаясь, уходит в самый угол комнаты. Его запах усиливается — это замечают они оба, — он распространяется на все помещение и пронизывает собой черные стены. Тэхен сходит с ума. Альфа, ублажающий его сегодня, опасный и совершенно потерянный в тяжелом гоне. Такого нужно бояться, и Тэхен боится, однако боится так страстно и горячо, что возбуждается от грубости и пренебрежения последним девственником, коим уже давно не является. Чонгук чувствует, как омега вблизи бесстыдно течет от него — злого и раздраженного, — и сам заводится до состояния, которое контролировать уже не в силах. Он стягивает с себя насквозь влажное белье и хватается за основание члена, колом стоящего вот уже несколько часов. Ему нужно кончить. Нужно хоть немного расслабиться, иначе он просто не сдержится и в действительности причинит боль парню, которому боль причинять совсем не хочет. Тэхен слышит мокрое хлюпанье и глухое протяжное рычание где-то за спиной и, подозрительно хмурясь, оборачивается назад. — Ты кончил? — робко интересуется он у мрачной пустоты. — Да. — Значит, тебе можно это делать, а мне нет? — У меня гон, — Чонгук обнаженным забирается на кровать. — Я должен это делать. В противном случае, когда мы сцепимся сегодня, я накачаю тебя спермой так, что живот вздуется. Там уже никакие таблетки не помогут. — Блять. Тэхен корит себя за прекрасную фантазию и воображение и настойчиво прогоняет из мыслей картины своего круглого живота и рек семени, вытекающего из отверстия настоящими ручьями. Слишком. Чонгук переводит на мгновение сбившееся дыхание и, усаживаясь возле парня, ласково гладит его по напряженной спине. Он ведет ладонями по острым лопаткам, цепляет их ногтями и давит на широкие плечи, прижимая их к матрацу. Омега под ним — эталон сексуальности. Статный, наглый, податливый, желанный и бесконечно возбуждающий. Его хочется прогнуть, приласкать, приручить; превратить столь крепкое тело в дрессированного зверька, знающего одно — в какое время его кормят. Чонгук понятия не имеет, влияет ли сейчас на него разгар гона или бешенный уровень взыгравших гормонов, ему все равно. Омегу ему хочется буквально сожрать. Тэхен вытягивает перевязанные руки над головой, чтобы позволить себе опустить затекшую ногу вниз, и призывно приподнимает задницу, выставляя напоказ мокрую от смазки расселину. Чонгук улыбается. — Что? — он бесшумно перемещается за спину парня, усаживаясь между его разведенными бедрами. — Мне пора заняться твоей припухшей дыркой? — Пожалуйста. Чонгук неопределенно хмыкает и задумчиво тычет пальцем в отчаянно сжимающееся отверстие. — Ты так старательно распарил себя в душе, что до сих пор сохранил жар внутри тела. Кожа буквально горит, — он осторожно проникает первыми фалангами пары пальцев внутрь. — Такая гладкая и нежная дырочка — так и хочется вставить в нее что-нибудь. — Прекрати, — Тэхен смущенно утыкается лицом в матрац. Чонгук усмехается и, отстраняясь, удобнее ложится на живот. Он раскрывает ягодицы парня двумя руками и, коротко вздыхая, ласково прижимается к отверстию губами, чтобы оставить там теплый, звонкий поцелуй. — Блять, — Тэхен качает головой и расслабленно вытягивается настолько, насколько ему позволяют веревки, сковывающие его тело. Он не чувствует языка — лишь тонкие, горячие губы, продолжающие тягуче выцеловывать всю его щель, однако совсем не возражает и лишь нежится на мягких простынях, словно под лучами весеннего долгожданного солнышка, греющего душу. Ему хорошо. Просто невероятно. Альфа позади раскрывает его дырку кончиками больших пальцев, дерзко прикусывает гладкие края и с громким чмоканием опускается к яйцам, по очереди всасывая каждое в рот. Тэхен ощущает, как самозабвенно отключается от всего того, что окружает его в одно мгновение. Его телу давно не было настолько прекрасно. Проворные руки чувствуются везде — на спине, ягодицах, внутренней части бедер (от этого Тэхен дрожит как последний лист во время урагана), даже на пятках — щекочут нежную кожу ласково и невесомо, вынуждают извиваться и дергаться в тугих путах, мешающих трезво соображать. Тэхен потерян здесь и сейчас. Абсолютно. Он уже не помнит обстановки комнаты, не помнит собственного расположения и тех мест, где его повязали, а потому двигается беспорядочно и импульсивно, каждый раз натыкаясь на сопротивление веревок. Чонгук не сдерживается и, пуская в жгучее отверстие язык, начинает легко толкаться пахом в простыни. Гон туманит голову, наводит на глаза пелену — страшный беспросветный морок, окутывающий его от макушки и до кончиков пальцев. Смазка, томно текущая с крупной головки, остается на черном хлопке в виде крупных пятен, которые, скорее всего, уже не отстирают в прачечной, но Чонгуку плевать — ему, как и омеге, извивающемуся под ним, хорошо. — Ох, блять, — Тэхен растерянно смеется, когда вдруг неожиданно для самого себя вздрагивает и утыкается задницей в чужое лицо. — Так приятно. Чонгук успокаивающе гладит его по бедру и улыбается в правую ягодицу, оставляя на ней теплый поцелуй. Он вылизывает парня недолго — Тэхен продолжает периодически толкаться навстречу языку в собственном отверстии и слишком подозрительно поджимает пальцы на ступнях, а потому Чонгук отдаляется от него и дает несколько минут на то, чтобы слегка остыть и успокоиться. Тэхен с тяжелым выдохом падает на живот и устало поднимает ногу, чтобы поджать под себя затекшие кисти. Из-за жуткого головокружения и усталости он чувствует, словно падает в бесконечный водоворот, поглощающий все его естество без остатка. Где-то позади вновь раздается сдержанное шипение и короткий стон, и Тэхен понимает, что альфа в очередной раз кончает. Ему страшно представить, что конкретно тот сейчас ощущает. Во время своих течек он сам сходит с ума и успевает вытрахать все подушки в квартире, но гоны выводят альф на агрессию, приступы собственничества и беспочвенной ревности, так что Тэхен благодарит Бога за то, что на нем еще не красуются синяки или кровавые метки. — Эй, — устало кидает он в тьму, — можешь развязать меня? Тело болит. — Сейчас. Чонгук кидает на кровать бутылку смазки и подбирается к омеге. Освобождает от веревок он его гораздо быстрее, чем некогда повязывал, и, выбрасывая потные жгуты на пол, медленно склоняется над распластавшимся на спине парнем. Тэхен, чувствуя приближение чужого тела, послушно разводит ноги в стороны, чтобы альфа смог разместиться между ними, и наугад обвивает руками крепкую шею. — Устал? — тихо интересуются у него. — Немного, — Тэхен улыбается и позволяет перехватить собственное запястье. На тонкой коже запечатывается мокрый поцелуй. — Мне пробка в лопатки тычется. Убери ее, пожалуйста. Чонгук уверенно изымает из-под него игрушку и без разбора швыряет ее в сторону; спустя секунду справа слышится тупой удар стали о холодный паркет. Он не желает отвлекаться от омеги рядом — тот вновь слабо извивается от долгожданных укусов где-то на плечах и шее и манит к себе все опаснее и слаще. Тэхен критически противопоказан Чонгуку — падкому на чрезмерную сексуальность и порочность альфе, — однако сам Чонгук усмирять себя и омегу совсем не собирается, скорее, наоборот, раззадоривает обоих и уже пробирается смазанными пальцами к горячему отверстию, давно требующему к себе должного внимания. Растягивать Тэхена практически не требуется — анальная пробка внушительных размеров отлично сделала это за кого-либо постороннего, — но они играются. Чонгук вводит пальцы медленно и неторопливо, гладит бархатные стенки с садистским удовольствием и грубо давит на них костяшками, чтобы раскрыть как можно шире. Тэхен подставляется ласковым котенком и, смотря в ставшую привычной тьму, наслаждается шершавыми фалангами, уверенно толкающимися в наконец найденную простату. Когда омега впервые дрожит и приторно стонет от удовольствия, Чонгук срывается — свободной рукой хватает его за бедро и принимается ритмично долбиться тремя пальцами в твердый комок, прячущийся где-то глубоко внутри. Тэхен вновь беспомощен. Альфа над ним — крупная громила с горой мышц, — и он не может вырваться из его хватки, чтобы хоть на секунду прервать убийственное наслаждение. Ему не хочется кончать — возбуждение после прошлого бурного оргазма еще не достигло нужного пика, — так что он лишь вьется на простынях и испуганно цепляется за предплечья альфы, как за последнюю протянутую ему соломинку. — Не могу, — вымученно хрипит Тэхен. — Остановись. Слишком быстро. Чонгук слушается и, ослабляя хватку, замедляется. Тэхен облегченно выдыхает. Его грудь принимаются нежно выцеловывать, после легко цепляют набухшие бусины сосков, царапают мягкий живот и осторожно потирают истерзанную головку члена, уверенно прижимающегося к пупку. Тэхен расслабляется. Пальцы в отверстии двигаются размеренно и не спеша и простаты совсем не касаются, благодаря чему он может спокойно сориентироваться и начать слепо вылизывать трепещущую жилку на шее альфы. Чонгук низко стонет. То, как омега доверчиво жмется к нему, как сплетается с его ногами где-то в основании кровати, вынуждает его беспечно теряться и отвлекаться от гладкой кожи тела, выгибающегося под ним. Его запах вновь усиливается, возбуждение берет штурмом голову и организм, и он обессиленно упирается носом в ухо парня, чтобы дрожащим голосом прошептать: — Ты готов сцепиться? — Тэхен настороженно хмурится, прислушиваясь. — Я не могу больше. Мне от тебя башню сносит. Они одновременно стонут, когда Чонгук, не дожидаясь ответа, впервые тычется головкой в манящее отверстие, но Тэхен вдруг отталкивает его от себя и облизывается. — Я не достаточно заведен, — серьезно отрезает он. — Если ты хочешь войти и быстро кончить, ничего не получится. — Блять. Чонгук недовольно закатывает глаза и полностью отстраняется от растерявшегося парня. Он перекатывается на спину, ложась на вторую половину кровати, и призывно подталкивает Тэхена к тому, чтобы он встал. Тэхен неуклюже поднимается, упираясь в матрац коленями, и глупо смотрит куда-то в сторону входной двери, совершенно не понимая географию собственного положения. — Здесь мой живот, — Чонгук сам тянет его ладони на свой пресс. — Залезь чуть выше, на грудь. Тэхен заметно хмурится, однако осторожно карабкается на талию альфы, поворачиваясь к нему спиной. Чонгук подсаживает омегу ближе, почти к шее, и снова хватает его пальцы, чтобы после уложить их себе на щеки. — Лицо, — твердо оповещает он и полностью расслабляется, разбрасывая руки в стороны. — Присаживайся. Тэхен довольно улыбается и без капли смущения удобно устраивается ягодицами на чужом лице. Альфа не тянет — раскрывает рот как можно шире и мокро всасывается губами во влажную дырку, сразу проникая внутрь самым кончиком языка. Он взмывает ладонями вверх, успокаивающе гладит изгибающуюся спину парня и игриво царапает ногтями его лопатки. Он может потерпеть. Подобные омеги не попадались ему в руки так давно, что теперь Чонгук готов возложить к ногам незнакомца все то, что имеет, и взять в долг, если не будет хватать. Этот омега достоин. Тэхен вплетает пальцы в собственные спутанные кудри и проезжается задницей по лицу Чонгука плавно и тягуче. Он откидывает голову назад и, не стесняясь, стонет громко и развязно, когда его кусают прямо там, в расселине, слишком неожиданно и больно. Альфа под ним невероятный — он продолжает ласкать его соски, часто раскрывающуюся грудь, напряженные бедра и ствол, каждый раз бьющийся о низ живота по инерции, позволяет беспрерывно скользить щелью по носу и губам, благодаря чему Тэхен чувствует себя хозяином ситуации, главным в этой игре, где точно не будет проигравших. Тэхен хочет седлать этот сладкий рот до самого утра, но он даже не знает, сколько времени прошло с тех пор, как он повязал глаза и впервые вдохнул терпкий мускус, ставший теперь родным и удивительно привычным. Возможно, сейчас уже утро, возможно, ему уже пора собираться на работу и гладить пиджак, но это последнее, о чем он желает думать сейчас. Единственное, о чем он грезит вот уже несколько часов подряд, — твердый узел в дырке и обилие спермы, заполняющей его до краев. — Трахни меня, — шепчет он в пустоту, продолжая елозить на потном лице под собой. — Сцепись так, чтобы я запомнил тебя навсегда. Пожалуйста. У Чонгука дрожит член. Тэхен устало слезает с его плеч, без разбора падает на кровать, на самый ее край, и свешивает голову вниз, выставляя напоказ покрытую потом грудь. Чонгук не терпит и наваливается на омегу всем весом. Они слишком долго этого ждали, чтобы осторожничать сейчас, поэтому Тэхен прощает альфе грубость, когда тот резко раздвигает его ноги и входит одним плавным движением до основания. — Блять, — Чонгук тянется вниз к лицу омеги и голодно кусает кожу чужой щеки. — Мой член такой чувствительный, ты не представляешь, — он делает пару пробных толчков. — Блядство, как же горячо. — Быстрее. Тэхен обвивает его шею руками, расслабленно откидывается назад, почти утыкаясь темечком в пол, и открыто стонет, когда альфа ускоряется. Он отдает собственное тело в полное пользование парню, так отчаянно вбивающемуся в него с дрожью в ногах. Губы страшно сохнут. Тэхен увлажняет их кончиком языка, но из-за дыхания, оседающего копотью на потрескавшейся коже, они вновь становятся сухими. — Целуй меня, — рычит он, приказывая. — Нет, — Чонгук хнычет, чувствуя очередной приближающийся оргазм. — Я не целуюсь. Тэхен наглеет и целует сам, наугад утыкаясь в рот вблизи. Альфа, на его удивление, отвечает. Он все еще долбится в него неритмично и беспорядочно, входит со звонкими шлепками яиц о промежность, сжимает рукой основание шеи и целует в ответ — яростно и отчаянно, с кучей слюней и влажным причмокиванием, и Тэхен умирает внутри. Чонгука безумно трясет. От макушки и до кончиков пальцев его тело сводит предоргазменными судорогами, мешающими ему держаться на руках, отчего он валится на омегу под собой и чуть не утаскивает их обоих на пол. В этот момент его и накрывает. Тэхен, ощущая возле воспаленной простаты стремительно набухающий узел, протяжно мычит в приторные губы, с силой прикусывая ту, что так старательно обсасывал пару секунд назад, и испуганно упирается ладонью в пол, чтобы хоть немного уберечь себя от падения. Оргазм сносит ему голову, лишь когда альфа впервые спускает в него несколько тугих струй горячей спермы. Он отрывается от чужого рта, облегченно кричит и от крика этого мгновенно расслабляется. Сладкая нега обжигающей лавой растекается по мышцам, одаривая их приятной усталостью и жаром. Чонгук продолжает толкаться в омегу, продолжает кончать в него густо и рвано, продолжает стонать на выдохе и тоже кричит, когда Тэхен игриво сжимается вокруг его ствола, доставляя ни с чем не сравнимое наслаждение. — Блять, еще, — Чонгук безвольно выпускает клыки, царапая их концами линию челюсти парня. — С-сука, сожми еще. Сильнее. Тэхен сжимается сильнее, резче и все больше хочет сорвать с себя повязку, чтобы посмотреть на то, как альфа над ним прогибается в спине и раскрывает рот в новом немом вскрике. Это самый бурный оргазм за всю его жизнь. Еще ни разу Тэхена не накачивали спермой настолько щедро, еще ни один узел не растягивал его с такой силой и болью, остро граничащей с адским удовольствием, до отказа заполняющим собой вены. Альфа в действительности сделал все, чтобы его запомнили, и теперь Тэхен со страхом думает, что, раз запомнив, больше никогда не забудет. От мыслей его отвлекают клыки, опасно скребущиеся возле шеи. Тэхен не придает этому значения, пока Чонгук, дрожа, не шепчет ему на ухо: — Я поставлю тебе метку, — он настойчиво прикусывает место возле адамова яблока, прикидывая расположение будущей гематомы. — Пожизненную. Прямо сейчас. — Нет, стой, — Тэхен испуганно дергается, полностью закрывая шею руками. — Убери, — Чонгук в наваждении пытается оттолкнуть его ладони и злобно рычит, когда парень продолжает ему сопротивляться. — Убери, я сказал. — Нет. Я же писал, никаких меток. — Плевать. Мне нужно пометить тебя. Сейчас же. Тэхен не медлит — небрежно срывает с глаз повязку и охает от кромешной тьмы, в которой они все это время находились. В жарком мраке видны лишь блеск янтарных глаз альфы и его клыки, отчаянно стремящиеся к желанной шее. — Эй, тише, — Тэхен елозит и коротко скулит от узла, резко меняющего свое положение внутри отверстия. — Можешь укусить в руку или грудь, но только не в шею. Мне не нужна метка. — Почему? — Я не знаю, кто ты. Они потерянно смотрят друг на друга. Чонгук наконец освобождается от пелены, навеянной гоном и случившейся сцепкой, и шумно дышит, стараясь привести себя в порядок. Тэхен, замечая сверкнувший на щеках альфы румянец, устало улыбается и нежно гладит его по плечам, помогая успокоиться. Просто дает понять, что все в порядке. Чонгук его за это ласково целует. — Прости, — он нашкодившим щенком трется лбом о ключицы омеги. — Это инстинкты. — Ничего страшного, — Тэхен ведет ладонями ниже, к тонкой талии. — Можешь немного затянуть нас на кровать? У меня спина так затечет. — Сейчас. Чонгук аккуратно обнимает его и, приподнимаясь, медленно ложится на спину. Тэхен садится верхом и недолго вертится на крепких бедрах, чтобы удобнее устроиться на месте. Морок, окутавший их двоих еще пару часов назад, отступает. Щурясь, они старательно рассматривают их лица, цепляют новые черты и коротко улыбаются, когда встречаются друг с другом взглядами. — Ты красивый, — глухо шепчет Чонгук, тепло устраивая ладони на ягодицах парня. — Я еще в метро заметил. — Я почти не запомнил тебя, — Тэхен упирается в его грудь руками и склоняет голову вбок. — Ты так быстро передал мне записку, пробормотал что-то и сбежал. Твое лицо даже не сохранилось в памяти. — Все было хорошо сегодня? Тебе понравилось? — Да, спасибо. — Это моя работа. Они хрипло усмехаются. Тэхен обессиленно ложится на альфу, удобнее утыкается лицом в крупное плечо и с наслаждением закрывает глаза. Его продолжают ласково поглаживать по спине, и он, чувствуя накатывающий на сознание сон, полностью расслабляется. Узел внутри больше не тревожит — наоборот, он ощущается чем-то правильным, критически нужным и теплом своим греет все тело Тэхена, так сладко растекающегося по Чонгуку. — Жаль, что это последняя наша встреча, — бормочет он на грани слышимости. — Но мне правда было очень, очень хорошо. Чонгук с улыбкой следит за тем, как омега на нем благоговейно увядает, поглощаясь крепким сном, и сам прикрывает тяжелые веки. Он покидает Тэхена ближе к утру, предусмотрительно смазывая его припухшее отверстие кремом и оставляя ему таблетку обезболивающего возле бутылок с водой. Одиночеству в кровати Тэхен не удивляется — впадает в ступор от красивой метки под правым соском, оставленной, судя по свежим кровоподтекам, за несколько часов до его пробуждения. Метка эта — словно первый снег — сходит через неделю. Альфа — будто ценное воспоминание из детства — живет в мыслях годами.