Дьявол не проигрывает в кости

Море нынче разбушевалось. Огромные солёные волны раскачивали парусный корабль, заставляя его клониться из стороны в сторону. Некоторые волны были настолько большими, что разбивались о борт, растекаясь под ногами. И кто сказал, что поступки Бога — справедливы? Или что у него мягкое сердце, и он всё прощает? У Бога вообще нет сердца. И никогда не было. Юнги был обычным моряком, мечтавшим однажды стать штурманом и бороздить морские просторы на своём собственном корабле, пусть маленьком и потрёпанном, в который пришлось бы вложить все собранные деньги, но своём. Он всегда был порядочным, честным и добрым человеком, который слушался своего капитана, ступал на землю не раньше его и обеспечивал если не всю деревушку, из которой был родом, то большую её часть, включая своего старого отца и матушку. У Юнги, как и у всех, были свои амбиции, надежды и, в конце концов, непрожитая жизнь. И где он теперь? «В Раю, наверное», — подумалось Дьяволу, прежде чем очередная волна перевалила через борт, окатив его с головы до ног ледяной водой. И вот чем заслужили люди такую ужасную погоду в море? Даже если десять из тридцати были мошенниками, ублюдками или, ещё лучше, — убийцами (а они были), почему умирать должны все тридцать? В этом и проявлялась бессердечность Господа. А ещё в том, как он отправил некогда любимого сына сюда, на этот корабль, чтобы у того был шанс не только спасти его судьбу, но и вернуться в Эдем. — Юнги, — капитан Филлип Ван дер Деккен никогда не мог произнести его имя правильно, постоянно делая ударение на первый слог, — Юнги, спустись и забери ведро у заключённых. Если не хочешь потом отдирать дерьмо от досок тряпкой. Дьявол даже не сразу понял, что обращаются к нему. Это было больше, чем просто грубо в его понимании. Более того, ему хотелось сейчас же бросить всё это, а потом самому броситься за борт и вернуться в горячий Ад. Там, по крайней мере, можно было сидеть в тепле и чувствовать себя Господином, а не тем, кто будет отмывать дерьмо. — Есть, капитан! — он тяжело вздохнул, оставляя попытки убрать воду тряпкой и, чувствуя лёгкую дрожь в коленях, поплёлся к деревянному люку с ржавой железной ручкой. Когда настоящий Юнги умер ранним утром, часов так в пять, от неизвестной болезни, которая гуляла на корабле благодаря подобранным в Ост-Индии травам, Дьявол подумал, что лучшего тела и не найти. Это было тощим, но крепким, не слишком низким, но и не слишком высоким, так что биться о низкие потолки не приходилось, как и гнуться в три погибели. К тому же, насколько мог судить новый Юнги, он пользовался спросом и был уважаемым, — только у крыс да заключённых, правда, — и капитан обычно его не трогал. Спуститься вниз он планировал не раньше следующей ночи, когда шторм всё ещё продолжал бы бушевать, надрывая паруса, и когда капитан был бы слишком увлечён морской водой, чтобы заметить, что кто-то из заключённых пропал. Например, миловидная девушка из той самой Ост-Индии, где её подобрали вместе с травами, и у которой прошлым утром как раз появилось последнее родимое пятно в форме звёздочки — прямо на шее, но она не могла его заметить, а те, кто заметил, решили, что это просто грязь. Грязи здесь было предостаточно. Но раз капитан Филипп Ван дер Деккен готов позволить ей исчезнуть прямо сейчас, Юнги спорить не станет. — Ведро, — он бормотал себе под нос, спускаясь по скользким ступенькам вниз и хватаясь за стены, чтобы не упасть, когда корабль снова наклонился в правую сторону. — Чёртово ведро… На земле он, всё же, чувствовал себя гораздо комфортнее. Он знал все пути отступления Господни, знал, в какую сторону повернуться спиной, чтобы после предотвратить удар. И всё-таки, он ещё ни разу не победил Отца. И сейчас немного сомневался, что у него выйдет. Вода — совершенно не его стихия. Пока он спускался вниз по ступенькам, успел передумать несколько раз, но когда в тусклом свете подвешенных на огромные корявые крючки керосиновых ламп он вдруг уловил её лицо, у него разом весь воздух из груди выбило, и он перестал помышлять о побеге. Она была такой же красивой, как и многие девушки до неё, и Юнги давно нужно было привыкнуть к тому, что Господь издевается над ним всеми возможными способами, но он всё ещё умудрялся терять дар речи, когда сталкивался с новой девушкой. Потому что он лучше всех остальных знал, насколько Бог несправедлив. — Там шторм? — толпа заключённых бросилась к железной клетке, цепляясь за неё пальцами и силясь не упасть назад, когда корабль накренился в обратную сторону. — Выпустите нас! — Что, если мы утонем? — Мы точно утонем! Возможно, те тридцать, что боролись со штормом, всё же заслужили такую погоду, но что насчёт этих людей? И что насчёт неё? — Мари? — Юнги остановился в метре от вытянутых рук, что пытались ухватить грязными пальцами пустоту. — Мари, вы меня слышите? Во второй камере, где она сидела, не было настырных мужчин, отчаянно цепляющихся за жизнь, только несколько плачущих девушек и пустое ведро. Похоже, всё уже давно разлилось. — Юнги? — она его знала. То есть, фактически, не его, а того Юнги, но этот Юнги почувствовал странный прилив тепла в груди, когда она произнесла его имя и через толстые железные прутья ухватила его за руку. Её маленькая ладошка была очень холодной, пальцы закоченели и едва сгибались, но она держалась за него изо всех сил. — Послушайте, я собираюсь вас вывести, — он перебирал связку ключей, ища подходящий. — Как только я вас выпущу, вы должны бежать, несмотря на ветер и волны, и спрятаться в задней части корабля за бочками с уксусом и вином. Я приду за вами через несколько минут. Шторм совсем скоро стихнет… Из бормотания Юнги девушка практически ничего не поняла. Она в целом плохо понимала, что он говорит, разбирая только некоторые слова. Зато другие заключённые отлично всё разобрали и начали возмущаться, обещая доложить капитану и заслужить свободу. Будто капитан действительно мог когда-нибудь спуститься сюда. — Все наверх! — прозвучал грубый голос, перекрикивая вопли внизу и шум воды. Юнги распахнул клетку всего на мгновение, одаривая плачущих девиц виноватым взглядом. У него не было времени спасать всех, он должен был спасти только Мари и себя. — Туда, — он показывал ей жестами, — туда бежать. Понимаешь? Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Особенно если в шторм ты находишься на «Летучем Голландце», который направляется к мысу Доброй Надежды, лишённый какой-либо надежды в целом. Наверное, именно так подумала Мари, когда вдруг обхватила лицо Юнги холодными ладонями и прижалась своими губами к его губам. — Никогда не целовалась, — пролепетала она смущённо, держась за руку парня и взбираясь вверх по скользким ступенькам. На ней не было обуви, а белое платье давно стало серым, и было порвано в нескольких местах. Ледяная вода обжигала стопы, и Юнги отдал Мари свои ботинки, в которых она, разумеется, утонула, но могла двигаться чуть быстрее к корме. Из-за всеобщего хаоса и шума никто не заметил тощей бледной девицы, которая была так же прекрасна, как утреннее солнце, и Юнги надеялся, что припрятанная утром шлюпка поможет им не только добраться до берега, но и как можно скорее вернуться в Ад. Отчасти Юнги предвкушал время, что они проведут вместе в шлюпке, и изучение нового языка, — во всех смыслах этого слова — но когда небо разразилось молниями, а из-за бочек показался покачивающийся, как и корабль, мужчина с кровавой повязкой на глазу, все приятные мысли улетучились. Бог никогда не позволял хорошо продуманному плану быть идеальным, потому что у него был этот дурацкий синдром задранного носа, из-за которого он считал, что только его планы могут быть идеальными. — Капитан, тут девчонка! Филипп Ван дер Деккен, который пускал пули в небо, заставляя всех вокруг работать быстрее, повернулся к Мари и слегка прищурил глаза. Он не помнил её, но был уверен, что в его команде не было девчонок. На ней были явно большие по размеру ботинки, которые он уже где-то видел, и когда он велел Мари подойти поближе, чтобы взглянуть на обувь ещё раз, у Юнги сердце ухнуло в пятки. Для него быть человеком — это так же чувствовать все эти приятные и не очень ощущения в груди или узел в животе, который завязывается с каждым мгновением, что капитан смотрит на его обувь. С тех пор, как проснулся в море на корабле, он был уверен, что эта его любовь обречена. Вокруг дизентерия, крысы, вода и люди с пушками — на что вообще он надеялся? Как всегда был ослеплён глупой надеждой. — Юнги, — он бросил взгляд на парня с тряпкой, когда тот как раз собирался предпринять попытку покончить с этим поскорее, — это твоя обувь? Холодный взгляд голубых глаз был ничуть не теплее морской воды. — Да, моя. Капитан хмыкнул, опуская голову и несколько секунд над чем-то думая. Для Юнги всё это точно было впервые, и будь они на земле, он бы давно уже что-нибудь придумал и предпринял, но он очень сомневался, что выброситься с Мари за борт — хорошая идея. Вода холодная, к тому же сейчас шторм, и всюду скалы. А моряки верят, что такой жуткий шторм способен пробудить Кракена, почивающего на дне морском. И даже если его не существует, Бог найдёт какой-нибудь изощрённый способ убить девушку. — Хочешь сказать, ты оставил где-то свою обувь, а эта девчонка её подобрала? — он смотрел вопрошающе. — Нет, я сам отдал. Капитан положительно кивнул, как бы принимая такой ответ. Ему понадобилась ещё минута, чтобы всё окончательно решить. — Девчонку за борт, — провозгласил он, вынимая пистоль, которым до этого стрелял в грозовые тучи, и, без какого-либо предупреждения, выстрелил в Юнги. Пуля попала в грудь, и на серой рубашке медленно расползалось красное пятно, когда Юнги рухнул на колени, а потом лицом на влажный деревянный пол. Ощущения были так себе. Больно, но уж точно не смертельно. Не потому что капитан промазал, а потому что он попал в Дьявола, в конце концов. Издалека донёсся крик Мари. Она звала его по имени. Раза три. Пока одноглазый тащил её в сторону, собираясь сбросить в бушующее море. И если бы не слова, которые обронил капитан в порыве злости на всех матросов и штурмана, которые умоляли переждать непогоду в тихой бухте, прежде чем обогнуть мыс, Юнги сдался бы. — Я клянусь костями своей матери, что никто из команды не сойдет на берег до тех пор, пока «Голландец» не обогнёт мыс, даже если на это уйдёт целая вечность, — рыкнул он. — Душу Дьяволу готов продать, чтобы обогнуть его невредимым! Холодная волна захлестнула всех на палубе, и на мгновение хватка на руке Мари ослабла. Это был её шанс бежать, и она незамедлительно помчалась к корме, поскальзываясь на досках. — Душу продашь, говоришь? — Юнги оттолкнулся от пола, поднимаясь на ноги и медленно отряхивая влажную одежду. Хватит с него этого морского приключения. — Готов забрать её и помочь обогнуть мыс, если в придачу получу шлюпку и Мари. Парень, который до этого старательно стирал тряпкой кровь Юнги, растекающуюся по палубе, присел на пол, не в состоянии устоять на ногах. Колени капитана тоже подогнулись. — Я тебя не убил ещё? — буркнул он, снова вынимая пистоль. И хоть была вероятность того, что он промазал, огромное кровавое пятно на рубашке и слегка затуманенный взгляд парнишки говорили об обратном. — Так что, — Юнги поймал перепуганный взгляд Мари, которая была удивлена не меньше других на борту, — продашь так, или проиграешь её в кости? Юнги слышал, как утром матросы обсуждали любовь капитана к азартным играм и как упоминали игру в кости, в которой он был непобедим. Ну, это только потому, что до этого он не играл с Дьяволом. Юнги ещё никогда не заключал сделок с капитанами. Он в целом ещё не заключал поистине дьявольских сделок с людьми. Так что тысяча шестьсот сорок первый наверняка отпечатается в его памяти, как первый год заключения сделок с людьми. — Так ты хочешь поиграть в кости? — Филипп Ван дер Деккен снова сузил глаза, видимо, гадая, не упадёт ли этот малый сейчас ничком, но с каждой проведённой на ногах секундой Юнги чувствовал себя лучше. Рана от пули совсем затянулась и больше не болела. — Видишь ли, из-за шторма я растерял все свои кости в каюте и… — У меня есть свои. Юнги ухмыльнулся, вытягивая из-за спины пару игральных костей. Не из кармана и не из сумки, просто из-за спины. Пожелтевшие от времени, они напоминали человеческие кости, такие же твёрдые и надёжные, до поры до времени, и очень удобные. Держать их в руках было одно удовольствие, а играть ими… — Ладно, — очередная волна разбилась о нос корабля, который уверенно приближался к мысу Доброй Надежды. — Если я проиграю — заберёшь девчонку и тотчас покинешь корабль, — он переглянулся с матросами, одаривая их зловещей улыбкой. В его предложении не было никакой шлюпки. — И вашу душу, — добавил Юнги. Капитан рассмеялся, а все матросы, что были наверху, поддержали его таким же смехом. — И душу, так и быть, — мужчина приказал поднести наполненные уксусом бочонки, чтобы можно было присесть, а огромную бочку вина притащили, чтобы использовать её вместо стола. — Но что я получу, если ты проиграешь? — Обогнёте мыс Доброй Надежды целыми и невредимыми. Всегда будете его обходить. Целую вечность. Снова со всех сторон послышался смех и Юнги опустил игральные кости на бочку, присаживаясь напротив Ван дер Деккена. Этими костями когда-то солдаты разыгрывали одежду Иисуса — того парня, что отстрадал за всех посредством распятия на кресте. И эти кости отчаянно искал Господь, мечтая заполучить их в свою коллекцию. — Но Дьявол никогда не проигрывает в кости, — с лёгкой улыбкой произнёс Юнги, оттягивая ворот окровавленной рубашки, а после подтягивая её наверх. Слишком бледная для моряка кожа оказалась практически нетронутой. Только маленький узкий шрам от пули виднелся с левой стороны, между пятым и шестым рёбрами. — Хотя я, пожалуй, дам вам и проиграть, и выиграть.