Колыбель

Кейт сидит, подобрав под себя тонкие ноги, и молча смотрит в окно. Иногда она цепляет пальцами крестик и, прижавшись лбом к мутному стеклу, начинает тихо шептать. Макс смотрит. На дорогу, конечно. И иногда на Кейт. Они покидают Аркадию Бэй – в первый раз, как... С каждым днём становится всё сложней и сложней отматывать часы проведённой бессонно ночи. Так она лежит шестнадцать часов подряд, отрешённо вперившись в потолок, пока к ней не заходит Кейт. Макс уже вытягивает руку вперед, но ту внезапно сводит судорогой, и она чувствует, как металл отчаянно врезается в нос. – Тоже не спишь? Макс устало молчит. Кейт садится на чемодан. В комнате пусто: семестр кончился, все спешат домой. Лиза одиноко стучит ветвистыми лапами в дверь с той стороны. За окном начинает светлеть, и сводит болью глаза. Макс не хочет вставать. Ещё пять минут... Застирывать футболку приходится в раковине, под чутким взглядом Кейт. Макс ёжится – скорее от холода, чем от неловкости, – пытаясь расправить перекрученную бретельку. Кейт осторожно заправляет ладонь под ткань и проводит по её плечу. Макс плещет холодную воду прямо себе в лицо. В пикапе всё ещё пахнет Хлоей. Макс открывает окно, чтобы выгнать из салона жуткий запах травы. Кейт высовывает руку и пропускает ветер сквозь пальцы, мягко прикрыв глаза. Макс кажется, что она пытается вернуть их в Аркадию Бэй, но время по-прежнему движется вперёд. Спустя полчаса маяк исчезает из зеркала заднего вида. Макс чувствует себя предательницей. Снова. Они едут искать край земли, с непоколебимой уверенностью, что обязательно что-нибудь найдут. Поиски оканчиваются спустя пару часов. Оказывается, на краю земли стоит супермаркет. Макс вцепляется в шоколадный батончик и пробует шептать, но ничего не выходит. Последняя проповедь покинула её ещё возле гроба. С тех пор всё сложней и сложней подбирать слова. Кейт сжимает в руках две упаковки с сэндвичами и холодный чай. Пластиковые стенки запотевают от прикосновения её рук. Макс не хочет, чтобы этот момент кончался... Приходится взять на кассе носовые платки. Кейт осторожно кладёт её голову на колени и процеживает обессилевшие пряди сквозь пальцы. Макс кажется, что ей снова пять, и мама вот-вот чмокнет её в макушку. После смерти Хлои время кажется лишь условностью. Ей тяжело привыкать жить без сил. Макс больше не чувствует себя Богом. Но Кейт всё ещё слепо верит ей, покачивая острыми коленями из стороны в сторону.