Люди жили так недолго, что Леголас не успевал их запомнить. Только встретишься, разговоришься, увидишь, как кипит жизнь в молодом, полном сил теле, как быстр и искусен разум, — а приедешь в гости через каких-нибудь полвека и столкнешься с согбенным, полуслепым стариком, а то и вовсе с холмиком на деревенском кладбище.
Боромир из Гондора был как раз таким — спешившим жить, сильным, не знающим иного страха, чем падение Белого города. Леголас мог бы многое рассказать ему о падениях, но, похоже, Боромир эльфа слушать не собирался. Он был заносчив — не по-эльфийски, по-человечески, и Леголасу бы вовсе не замечать его, но…
С того дня, когда они встали друг против друга в споре на совете Элронда, он ощущал присутствие Боромира в отряде, как ощущают спиной неверно уложенную вещь в походном мешке. В Лихолесье редко забредали люди; Леголас порой встречался в дальних походах с роханскими коневодами да жители Эсгарота поднимались по реке до лесного чертога, чтобы обменять зерно, козий сыр и вино из Дорвиниона на строевой лес. Но никогда еще Леголасу не доводилось подолгу жить рядом с людьми, говорить с ними не о вкусе еды за праздничным столом и не о торговле, сражаться бок о бок, поручая их мастерству свою бесконечную жизнь. Леголас не застал Последнего союза, и ему было странно настолько доверять людям. Впрочем, судя по взглядам и словам, Боромир доверял ему не больше. Леголас улыбался и сжимал губы. Он был отличным воином и не привык, что в нем сомневаются. «Я докажу ему это», — сказал однажды в разговоре с Арагорном. Тот усмехнулся и ответил, что лучше бы было, если бы им не пришлось ничего доказывать.
Но пора сражений пришла. В черных пещерах Мории, где глубинный ужас заставлял опускаться руки самых сильных воинов, Леголас увидел и оценил силу духа своих спутников. В Арагорне он не сомневался и прежде: потомок Элендила, воспитанный эльфами, не мог отступить перед опасностью, какой бы она ни была. Но он не ждал, что Боромир окажется столь же стойким. Колчаны опустели мгновенно, и они выдергивали стрелы из хрипящих тел, перебрасывая тому, кому не хватало, и не глядя, эльфийская это стрела или человеческая. Мечи не звенели — свистели, снимая головы гоблинов, кровь заливала руки, обтянутые кожей рукояти влипали в ладони. В одну из недолгих передышек Леголас оттер плащом свой меч и, перехватив взгляд Боромира, потянулся к его оружию.
— Позволь?
Боромир с усмешкой протянул меч. Получив обратно, обхватил рукоять ладонью, крутанул вправо-влево.
— Не скользит. Спасибо.
— Не страшно? — вдруг спросил Леголас. — Для тебя, наверно, каждый день жизни бесценен. Как ты можешь сражаться, зная, что все равно умрешь?
— Кому больше дано, тот больше и теряет. — Боромир посмотрел на него с усмешкой. — Удивлен, что ты не струсил выбраться из своего Лихолесья, эльф.
Нет, не из-за этих слов Леголас вышел один против горного тролля, не из-за этого первым преодолел бездонную расселину, не из-за этого прикрывал отряд до последнего, пока они не покинули Морию. Совсем не из-за этого.
— Эльфы не боятся умереть, — сказал он Боромиру в Лориэне.
— А чего же вы боитесь?
— Того же, чего и ты. Гибели того, что нам дорого. Наступления тьмы. Смерти близких.
— Еще скажи, что эльфы и люди ничем не отличаются.
Леголас видел его в темноте — полускрытое волосами лицо, упрямый, усталый взгляд, сильные руки. И горячая, не знающая о вечности человеческая кровь.
— Позволь, — повторил он, протягивая руку. Боромир снова усмехнулся. Позволил.
Он был жестким под одеждой, словно выдубленная кожа, настоящий воин, делящий жизнь между битвами и подготовкой к ним. И любил он так же, как сражался, не зная жалости и пощады. Его руки привыкли подчинять, тело — наносить удары, и он брал Леголаса как крепость, сдавшуюся после недолгой, но напряженной осады, а когда победа была достигнута, тяжело опустился на него, отдыхая от трудов. Их пот смешался, остывая там, где они не соприкасались кожей. Леголас пропустил между пальцев жесткие, неровные пряди.
— Вот это объединяет эльфов и людей.
— Постельные утехи?
— Умение не потерять себя.
— При чем тут это?
— Любовь — лучшее, что в нас есть.
— Откуда вдруг взялась любовь? — Боромир поднялся и принялся одеваться, шаря руками по траве. — Мы слишком давно в походе, а здесь даже воздух… пьянит.
— Эльфы не спят с кем попало. — Леголас одеваться не спешил. — А наместники Гондора?
— Тоже… Я не знаю! — вспылил Боромир. — Вы, эльфы, умеете запутать словами! Случилось и случилось! Забудь.
— Не могу! — с вызовом сказал Леголас. — Это останется со мной и уйдет со мной в Валинор, если меня не убьют прежде.
— Пытаешься подарить мне немного своего бессмертия? — Боромир навис над ним ночной тенью. — Спасибо, не надо!
— Пытаюсь забрать с собой немного твоего огня! — возразил Леголас. Недавно испытанное удовольствие все еще переполняло тело, но жажда не отступала, ждала неподалеку, затаившись. Они снова стояли один против другого, как в Ривенделле, и воздух между ними выгорал, будто над большим костром. Боромир отбросил в траву только что затянутый пояс.
— Будет тебе огонь.
И вспыхнуло. Не в молчании — звонкие стоны и хриплые вскрики наполнили лориэнский сад. Словно твердое длинное копье пронзало Леголаса, но каждый его удар был не смертью, а жизнью. Все тяготы пути, вся горечь потери забылись на время. Они снова могли дышать полной грудью.
— Не потерять себя, — повторил Леголас, когда между ними во второй раз наступило молчание. Прошло немало времени, прежде чем Боромир ответил ему.
— Не потеряю.
Он не сдержал обещания.
* * *
Когда Леголас, только что не летевший над землей, добрался до поляны, все было кончено. Под орочьими трупами не было видно земли. Арагорн склонился над кем-то, и не надо было гадать, над кем. Леголас шагнул к нему, поймал взгляд Боромира, тускнеющий, уходящий, склонил голову… Люди смертны. Но не ожидал он, что так рано настанет пора проститься с Боромиром из Гондора, что так быстро придет время светлой грусти…
— Отойди, — бросил он Арагорну, роняя на землю лук и мешающийся колчан. Вынул кинжал, вспорол кольчугу Боромира — благо, не мифриловая, — быстро и осторожно разрезал одежду. Кожа вокруг ран была чистой, видно, стрелы не окунали в яд. Хорошие, чистые раны, кровь только уходит, ну так это еще можно поправить. Человек не справится, верно; но для того создания Илуватара и отличаются, чтобы одни умели недоступное для других.
Рывком он выдернул стрелу, зажал брызнувшую кровью рану, запел мелодично, уговаривая кровь не выходить. Трижды пришлось повторить напев. К третьему разу голова кружилась и черные мухи летали перед глазами, но он был только на середине пути, и лишиться сейчас сознания было все равно, что сдаться оркам посреди боя. Арагорн, не раз видевший, как эльфы исцеляют подобные раны, уже приготовил все необходимое. Леголас приложил к ранам размятые широкие листья, с помощью Гимли закрепил их повязками. Боромир дышал как булькающий на малом огне суп. Леголас выбрал самую длинную и прочную соломинку из протянутых, острием кинжала искусно проколол вену на руке Боромира, потом на собственной, соединил…
— Арагорн, — позвал он, не слыша себя. Вдруг навалилась усталость, и небо раннего полудня стало черным.
* * *
— Теперь в тебе эльфийская кровь, — с удовольствием сообщил он Боромиру, едва тот очнулся. Было раннее утро, Леголаса потряхивало от лесного холода и вчерашней кровопотери, и надо было бы полежать, но желание увидеть, как Боромир откроет глаза, перевесило.
— Другой не было? — слабым голосом спросил Боромир. — Теперь ведь не отвяжешься.
— С другой пробовать опасно. Только эльфийская годится для всех.
— Где остальные?
— Фродо и Сэм продолжают путь. Гимли и Арагорн преследуют орков, спасают хоббитов.
— А ты остался спасать меня? Знаешь, что я хотел забрать у Фродо Кольцо?
— Знаю. — Леголас с досадой пнул попавший под ногу камешек. — Предупреждал ведь — не потеряйся.
— Я получил по заслугам. — Взгляд Боромира изучал его лицо, будто что-то ища. — Надо было оставить все как есть.
— А я сделал по-своему, — возразил Леголас. Он присел рядом с лежавшим на их плащах Боромиром, прислонился к большому, темному от росы валуну.
— Я все равно умру. По твоим меркам — практически завтра.
— Может, и нет. — Леголас надеялся, что этот разговор случится позже.
— Что значит «может, и нет»?
— Я же сказал, в тебе теперь эльфийская кровь.
— И что? Я стал бессмертным?
— Нет, но проживешь дольше своих сверстников. Не знаю, насколько, но дольше.
— Зачем тебе это было надо, а? — Леголас заметил, что лицо Боромира стало более открытым, более близким, будто дыхание близкой смерти смело с него многие тяготы жизни. — Я не верю в эльфийское бескорыстие.
— Запад ждет нас. — Леголас не моргая смотрел на восходящее солнце. — Я был готов уйти, пока не встретил тебя и захотел остаться. Но мне нужно, чтобы и ты остался.
— Да почему же именно я?
Леголаса рассмешила досада в голосе Боромира.
— Почему мы выбираем тех, кого выбираем? Думаю, даже Эру не знает ответа.
— И ты так уверен, что твой выбор нашел отклик? — Его рука, вопреки словам, дотянулась и легла на колено Леголаса.
— Пожалуй что так, — согласился Леголас. Он прикрыл глаза и чуть подвинулся, чтобы ладонь Боромира оказалась выше — там, где ей было самое место.
