Временные трудности

      Виктор проснулся сегодня рано. Потянулся в серых предрассветных сумерках к телу любимого мужа, желая напоследок урвать мгновения сладкого тепла, зарыться лицом в копну мягких волос, вдыхая тонкий аромат «Земляничного» мыла, но рука встретила лишь холодную пустоту простыней. Виктор прислушался — тихие шорохи с кухни. Не смотря на ранний час, Юри уже встал, топчется на кухне, готовя завтрак. — Уже проснулся, любимый? — Юри появляется в дверях с небольшим подносом. — Балуешь меня завтраком в постель? Виктор приподнимается и усаживается на постели, накинув на плечи тонкое одеяло. Хоть батареи и грели, но в комнате было довольно свежо: порывы холодного зимнего ветра задували в невидимые щели окна, понижая температуру. Но ведь это не плохо? Закалка организма и всё такое. Он аккуратно берет одну из чашек, стоящих около тарелочки с бутербродами, и подносит её к лицу, вдыхая слабый аромат чёрного чая. — Прости, — тут же извиняется Юри. — Он не такой горячий, как хотелось бы. Я делал всё по инструкции: заварил чай в термосе с вечера, чтобы утром не кипятить воду лишний раз, но… Юри виновато опускает взгляд, рассматривая старый поблёклый пододеяльник. На нём давно нет рисунков, зато есть небольшие лапинки — заплатки прямоугольной ткани, что Юри постоянно нашивает на прохудившейся ткани. — Это из-за окон… — вздыхает Виктор. — Может, его в полотенце закрутить? Или одеяло какое? Так и обед можно будет не разогревать. Сэкономим на газу. Мне тут Крис рассказывал, так у него дома на кухне ящик с пенопластом и старыми полотенцами, долго тепло держит. — Да, это идея, — Юри благодарно улыбается и прижимается к мужу, обвивая руками тонкую талию мужчины. — Ты сегодня как? — интересуется Виктор между глотками горячей воды. Всё-таки чай после третий заварки имел скверный вкус. — Очередная смена? — Да… Милу вызывают в суд, и она не сможет выйти на работу, я за неё. — Так ведь это без выходных неделя уже? — хмурится Виктор, всматриваясь в бледное лицо мужа. — Но это важная работа! — вспыхивает Юри. — Ты же знаешь, что я приношу пользу людям! Да, я санитар в больнице, но это хорошая работа. Помогать страждущим. К тому же мне даже спецодежду выдали, да и работа в тепле. Не как летом. Весной Юри уволили с завода, где он работал инженером. Сначала перевели всех рабочих на 3-дневную рабочую неделю, потом попросили взять отпуск за свой счёт, а потом просто не продлили контракт, сухо сообщив, что больше не нуждаются в его услугах. Это подкосило Юри, застыло в самой глубине больших карих глаз немым вопросом, на который у Виктора не было ответа. Он, конечно, пытался поддержать мужа, рассказывал, что всё не так и плохо, что осталось подождать совсем немного и наступит изобилие. По радио сказали именно так. Юри очень страдал из-за потери места, даже пытался всё бросить и податься гастарбайтером, но это было бы нелегально. А значит, очередной налог — на потерю работы. Но тут повезло — начиналась посевная и Юри взяли в колхоз собирать камни. Растянувшись шеренгой с такими же бедолагами, он ходил по полю, вырывая из земли камни и закидывая их в ковш трактора. Иногда, правда, трактор застревал на поле, увязая в разбрюгшей земле, но ничего, рабочих было много — вытаскивали, и работа продолжалась. А осенью совсем повезло — Юри взяли санитаром в больницу. Ну как повезло? Место неожиданно освободилось, и Виктор через блат (знакомство с Барановской и барыши) выбил это место Юри. Это того стоило! Его малыш был так счастлив, они даже торжественный ужин устроили! Купили по акции несколько кусочков свинины и зажарили с картофелем. Было очень вкусно и сытно. Они уплетали лакомство, сидя перед экраном телевизора. Там показывали Старшего Брата, и Виктор испытал лёгкое чувство стыда: тот запрещал есть картошку с мясом. Но… Виктору нравилось мясо. К тому же он ел его довольно редко, да и то это была практически всегда курица. Кстати, о мясе. Он должен быть благодарен, что вообще его ест. Вот в Америке голод и капитализм, люди крыс едят… А в Зимбабве и тех нет. Что только едят? Наш летал туда, сказал, что они наши новые друзья и мы будем туда поставлять трактора и цемент. А они нам — золото и алмазы. Эх, заживём… Мечтать было хорошо, но нужно было идти на работу. Дав мужу очередные указания как дойти до магазина: избегать толп, больше трёх не собираться, не хлопать в ладоши и не кормить голубей по пути, а так же на всякий случай — надеть теплое белье и обувь без шнурков, Виктор вышел из квартиры. Лифт не работал, и пришлось бежать вниз по темным пролётам лестницы. Свет был не везде, но это не страшно — скоро заработает атомная станция и свет будет везде. Во дворах и подъездах. И мы станем самыми богатыми, все будут нам завидовать. Ну, а пока… Старший брат просил топить дровами, сказал, что так экологично, лесов и болот у нас ещё много. От подъезда к остановке вела узкая протоптанная дорожка. Виктор слегка улыбнулся, благодарный тем ранним людям, что уже протоптали дорожку в глубоком снегу. Раньше когда-то были дворники, но прошла очередная оптимизация труда. Дворники практически исчезли, а гражданам было предложено самим обеспечивать чистоту дворов и домов. За этим даже следили специально созданные комиссии — приезжали и давали штраф, если находили грязь и мусор. И это правильно! Коллективный труд сближает. Вот они с Юри в том году сами дыры в асфальте заделывали: он, Виктор, битум с крошкой замешивал, а Юри утаптывал деревянными дощечками, надетыми на ноги. Смогли, и остальные смогут. Главное, не лениться, работать. Виктор кое-как втиснулся в подошедший автобус. Народа было много, и он стоял где-то в центре «гармошки». Резинка давно потрескалась и не укрывала от непогоды. Хлопья рыхлого снега сыпались на голову и за воротник куртки, вынуждая плотнее кутаться в шарф. Подошедшая кондуктор не улучшила настроения, сообщив, что проезд подорожал на десять копеек. Вздохнув, Виктор отсчитал нужную сумму. Хотелось взбунтоваться, но он вспомнил, что всё идет по плану, что они уже опережают запланированную пятилетку, что производство тракторов перевыполнили на сто пятьдесят процентов. А там уже за малым — продадут и проезд сразу подешевеет. Потому как у нас всё для людей, не как на загнивающем Западе или в этой их Европе. Выйдя из автобуса с серой безликой толпой, Виктор поспешил на работу. Опаздывать не хотелось. Каждая минута считалась, а потом по их сумме увольняли. И тут даже переработка не помогала, и участие в мероприятиях. Виктор всегда соглашался поработать в свой выходной на предложения начальства, всегда ездил на турслеты, всегда счастливо вышагивал с транспарантами по улицам города на демонстрациях и всегда подписывался на любимые газеты. Газеты он вообще очень любил, подписывался сразу на год, хотя обычно просили на полгода, но ведь в этих газетах было строгое и любимое лицо Старшего Брата, великого кормчего, человека, без которого всё остановится и развалится. Станет ужасно «как раньше». «Как раньше» Виктор слабо представлял, но это помнили его родители. Мать периодически звонила и плакала в трубку, рассказывала, как им сейчас повезло, что у них такой хороший предводитель. Настоящий, от народа. А заодно интересовалась: как дела, не спутался ли Виктор с какой компанией. Вот у неё на работе один парень лайк не под той картинкой поставил — посадили, а второй книжку про Чиполлино читал — так ведь она запрещённая — посадили. Но это всё провокаторы, засланные агенты Запада, подрывающие стабильность их процветающего государства. У Виктора семья — ему за двоих думать нужно. Придя в цех, Виктор переоделся и стал работать. Ножовка споро ходила в руках, выпиливая нужные детали тракторов и комбайнов. И хоть ножовка была не самой новой (мастер даже как-то обмолвился, что этой ножовкой зарезали одного из городовых в смуте семнадцатых), но Виктор берег её и периодически подтачивал, ожидая волны модернизации, что вот-вот должна была докатиться до них. Мастер даже обещал тогда выдать ему электролобзик. Правда, электричество в цехах отключили после очередной оптимизации, но обещали включить после запуска АЭС. Ну, а пока придется работать электролобзиком без электричества. Но это так… временные трудности. Как и порвавшиеся перчатки на его руках. Их Виктору было искренне жаль — и два года не проходил, не уберег. И ведь сам виноват! Мастер когда выдавал, наказывал беречь: надевать только по особым случаям, для проверок. Виктор так и делал, но, вероятно, проверок было слишком много — перчатки прохудились. Надо будет Юри занести, пусть зашьёт. Домой пришлось возвращаться пешком. Подорожание проезда стало критичным, да и зарплату опять задержали. Но это всё мировой кризис, санкции, враги, что завидуют и мешают жить. Но мы ведь крепче этого, прорвёмся, и вот тогда заживём!.. Виктор даже купит себе новые кроссовки. Эти — летние, в них зимой холодно и скользко, да и пятый год уже как носит. В этих, главное, не поскользнуться на заледенелой тропинке, можно и ногу сломать. А денег на лекарства нет, очередной кредит они с Юри не потянут. Зато гипс, если что, бесплатно наложили бы, не как на их загнивающем Западе — там последнюю копейку сдерут, за всё заставят платить. Вот Юри к окулисту бесплатно пойдет, правда, ближайшая запись на май, но ведь бесплатно же! Вернувшись в пустую квартиру, Виктор включил телевизор — звучала вдохновенная речь Старшего Брата. Под неё Виктор направился на кухню. Там выкрутил предпоследнюю лампочку из люстры — ох уж этот проезд! Экономить, экономить… — и плеснул кипятка в термос, гадая, можно ли заварить остатки чая и в четвёртый раз. Затем, прихватив с кухни остатки картошки, что Юри приготовил перед уходом на работу, вернулся в комнату, досмотрел выступление и лёг спать. Мысль «лишь бы не было войны…» грела лучше любого одеяла.