***
«Они говорили друг другу ты. В Москве им случалось сходиться часто и подолгу, было даже несколько мгновений в их встречах, слишком памятно запечатлевшихся друг у друга в сердце. Теперь же они месяца три с лишком как не видались». Друзья почему-то молчали. Ну, не совсем молчали, Мышкин смотрел в глубокие глаза собеседника, а Парфен в свою очередь, откровенно и почти нагло рассматривал каждую деталь на лице князя. Казалось, можно так провести целую вечность. Да неожиданным выдохом Рогожин нарушает гробовую тишину: — Очарование… Это было не по-рогожински, он это даже не сказал, а еле проговорил. Как-то робко, трепетно, будто боялся спугнуть такую атмосферу. Ответ не заставил себя долго ждать: — Кто, Парфен? У Рогожина нескончаемый поток мыслей. Парфен, Парфен… Он не хочет что-то слышать о себе. Категорически не хочет. Да и в такой момент, его имя здесь не нужно. Нужно лишь по душам поговорить с князем, все-таки понимающий человек… Непривычно долго Парфен раздумывал, поэтому Мышкин взял инициативу в свои руки, а точнее в руку товарища. Князь безгранично обходительно поцеловал руку Парфена, задержавшись своими сухими губами у кожи Рогожина. Что ему делать? Чернышевский не поможет, приходится мыслить самому. Рогожин! Сам Рогожин не знает, что ему делать, только вдумайтесь! Это ж как надо было поразить человека… Что же, Мышкин тоже не простофиля в таких делах. И пока Парфен ненадолго ушёл в себя, князь не надумал чего-то лучше, чем прямо спросить: — Слушай, брат, могу ли я… Рогожин внезапно оживился после слова «брат». И конечно же, он почти сразу понял, на что спрашивает разрешение его друг. Как и свойственно Парфену, он ничегошеньки не ответил, а сразу перешёл к действиям. Рогожин уверенно приблизился к Мышкину, после чего накрыл своими губами сладкие губы князя. Лев Николаевич был только за энтузиазм своего партнера, поэтому просто наслаждался процессом. Правда продлилось сие удовольствие недолго. — Может пойдём в дом? — заботливо спросил Рогожин. — Д-да, конечно… Целоваться на улице, да к тому же, когда вы оба мужчины, чрезмерно опасно, особенно в такой консервативной стране. Рогожин по-хозяйски, но в тоже время ласково, взял за руку князя. Через множество коридоров, рассматривать которые не очень-то и хотелось, Парфен отвел друга в комнату, самую обыкновенную, но чем-то и особенную. Мышкин сел на диван, пока Рогожин закрывал дверь. — Что ж, друг мой… Или теперь больше, чем друг? — чуть слышно произнёс Парфен. — Как захочешь, так и будет. — Да ну? Правда? — Самая чистейшая из всех чистейших. Рогожину было не по себе, даже слишком. Ему было душно и жарко просто от нахождения в одном помещении с Мышкиным. Но в тоже время он полностью осознавал, что князь — самый добродушный человек, которого он встречал. И может ли сам Лев Николаевич любить его-то? Ересь, полная ересь… Кхм, ну, а если… — Парфен, сядь ко мне… Прошу тебя… Ба! В голове у Рогожина пронеслось все, что могло, конечно же, кроме адекватных мыслей. Парфен послушался и присел к Мышкину. Все, спокойствие, только спокойствие! — Как думаешь, это нормально? — трусливо спросил князь. — Любить? Разумеется нормально, я скажу больше, это очень даже хорошо! — Я рад, чрезмерно рад! — после этих слов, Мышкин притянул к себе Рогожина, чтобы поцеловать. Парфен приоткрыл рот, язык князя уверенно обвил язык друга. Таким образом они провели целых пять минут, пока их руки медленно, но верно, трогали друг друга. Нельзя, ну нельзя просто взять и насытиться! Все мало, да это, наверное, к лучшему. Мышкин задыхался, Парфен, кажись, тоже. Им не верилось, что это происходит с ними. Постепенно Рогожин раздевал князя. Пиджак, рубашка, обнажённый Мышкин… Но он, очевидно, был только за. Очередь Льва, с Парфеном, особенно в такой обстановке, он чувствовал себя уверенне, чем обычно. Ну и все, теперь они оба голые, князь на Рогожине. Правда самому Рогожину было не очень уютно, из-за тишины, поэтому он решил её прервать. — Ба… Князь, вы прекрасен! Просто чудесен! В ответ на это, Мышкин начал исследовать шею Рогожина, целовать все, что только может. После чего Парфен откинул голову назад, все-таки князь поступил верно. Расцеловав шею, не оставив на ней живого места, князь перешёл к губам. Поцелуй, который бросает в жар, чудо! Чтобы совсем не забыться, Рогожин начал таскать член Мышкина. Князь тихонько постанывал. Чтобы никто не услышал странных звуков, Парфен чуть жёстко целовал губы Льва Николаевича. Они дарили друг другу внеземные ощущения. Парфен не настаивал на чем-то, поэтому легко спросил: — Ты хочешь этого? — Да, очень… Сразу же как прозвучали эти слова, Рогожин вставил два пальца в Мышкина. Это было ожидаемо, но князь все равно чуть не вскрикнул. Вверх, вниз, вверх, вниз… Все время Парфен продолжал целовать друга, но уже так ласково, так по-доброму, что Мышкин замечтался. Надо уметь пользоваться моментом, поэтому Рогожин сразу же вставил свой член в князя. Горячо. Мышкин застонал, да еще как. Они дышали вместе, все сейчас делали вместе. Просто прекрасно, ах! Несколько минут такой связи и весь живот Рогожина в вязкой белой жидкости. Тишина, Мышкин и Рогожин одеваются. — Люблю тебя. — сквозь молчание прозвучал голос Рогожина. — Да… Я тебя тоже… — произнёс Мышкин на выдохе, а потом поцеловав Парфена. После этого Рогожин отвёл князя, чтобы мать его благословила.***