Метка

      Оглушительный грохот разбудил Шеня, заставив его сердце пуститься вскачь. Он как ужаленный подскочил в своей постели и уставился в темноту, прислушиваясь к собственному дыханию и к тому, что происходило снаружи храма. Там кричали – знакомые ему с детства голоса издавали совершенно непривычные слуху звуки. Что-то случилось. Лоб Шеня покрылся холодной испариной, ладони, которыми он упирался в кровать, тоже вспотели и мелко-мелко дрожали от напряжения. Судорогой свело правую ногу, но мальчик этого почти и не заметил. Мысленно он уже был снаружи, тщетно пытаясь понять, что же там произошло и как ему следует поступить. Почему никто не пришел предупредить его, не сказал, остаться ему здесь или пойти помочь?       Просто сидеть и ждать, однако, он не смог. Наскоро растер ногу, морщась и стискивая зубы от неприятных ощущений, затем накинул одежду, висевшую рядом на спинке кровати и, не подпоясываясь и не приводя себя особо в порядок, вышел из своей комнаты. К слову, комнату его все-таки хоть как-то освещал свет луны, но коридор же встретил его совершенной темнотой. Оставив дверь в комнату приоткрытой, Шень направился в келью своего Учителя, мягко и неслышно ступая по полу босыми ногами. Учителя однако в келье не оказалось, и комнаты остальных монахов тоже были пусты. Лишь в одной из них, забившись далеко в темный угол, сидел, скрючившись и дрожа, знакомый Шеню монах. Шень только посмотрел на него и, ничего не сказав, пошел дальше. Он еще не совсем понимал, что же все-таки происходит, но уже ощутил в себе легкое презрение к этому человеку, поддавшемуся страху и отказавшемуся разделись с собратьями опасность, какой бы они не была.       Однако грохот, крики и еще какой-то неопределенный, но настораживающий звук привлекали сейчас все внимание мальчика. Коридор постепенно начинал приобретать очертания в лунном свете, проникавшем сквозь открытые нараспашку створки тяжелых входных дверей. Шень вглядывался в мельтешившие в дверном проеме тени и неясные силуэты, но все еще не мог понять, что произошло. Собственные ноги сами вынесли его на улицу и он замер, пораженный увиденным: большинство знакомых ему монахов лежали на земле либо неподвижно, либо корчась в немыслимых муках, а те, кто был еще способен держаться на ногах, всячески пытались отразить нападение на храм. Но кто или что устроило это самое нападение? Мрачное облако теней колыхалось перед самым храмом, закрывая собою часть неба, касаясь деревьев и кустов, что тут же приводило к их гибели, окутывая людей, которым практически не удавалось защититься от этой материи. В ослабевших руках некоторые монахи все еще сжимали курительные трубки с особыми благовониями, посохи, окутанные священным сиянием, особые четки и свитки. На глазах Шеня один из монахов шире расставил ноги, будто ища опоры и поддержки у самой земной тверди, и принялся зычным голосом зачитывать тексты со свитка, но едва он начал это делать, как темная материя окутала его и, оторвав от земли, отшвырнула прочь. Монах стойко продолжал читать текст, но материя вновь окутала его и голос его постепенно угас, как и жизнь в нем. Сердце Шеня на миг дрогнуло – этот монах был ему добрым другом.       – Шу Цао-Лынь, – раздался вдруг совсем рядом с Шенем знакомый ему голос.       – Учитель!       Пожилой монах стоял совсем рядом с ним, и преисполненный страдания взгляд его был устремлен на несчастных, защищавших этот храм ценой своей жизни. Одежды старика были кое-где порваны, а из пореза на щеке сочилась кровь, но в остальном он, как заключил Шень после беглого осмотра, был в порядке.       – Я был глуп, когда надеялся, что наш храм минует эта участь, – медленно и печально произнес Учитель, все также не поворачивая головы. – Шу Цао-Лынь – страшный демон, и именно нам он достался. Все наши умения против него бессильны. Гляди, мальчик мой! Гляди, как остаются от нашей священной обители одни руины, а мы ничего не можем сделать, кроме как отдать наши жизни, зная, что это ничего не изменит.       – Но Учитель… – Шень был потрясен, но лицо его оставалось напряженным и сосредоточенным. – Как это случилось? Почему вы не сказали мне? И… неужели мы и правда совсем ничего не можем сделать, кроме как беспомощно наблюдать? Должен быть способ…       – И он есть. – Тут старик впервые посмотрел на Шеня, и никогда еще его лицо не было таким печальным. Он словно чувствовал боль за каждого погибшего на его глазах монаха. – Способ есть, но сейчас нам ни за что не успеть выполнить его условия. Да и нет среди нас того, кто смог бы, а иначе давно бы уже…       Он не договорил, потому что за спинами их вдруг обрушилась еще одна часть храма. Облако пыли поднялось в воздух, Шень закашлялся, прикрыв рукавом рот и нос, а потом в уши ему ударил рев демона – словно раскаты гома зазвучали отовсюду сразу и в нем самом. Бросив взгляд на происходящее впереди, Шень понял, что демон разобрался наконец со всеми монахами. И теперь он приближался к храму, путь к которому ему преграждали мальчик и старик. Долго демон не думал. Шень даже опомниться не успел, как остался стоять совсем один. Учителя далеко в сторону отбросила волна темной энергии. Он даже не вскрикнул – и Шень тоже не издал не единого звука, бросившись к нему сквозь самую тьму. Холод сковал его мышцы и все нутро, в глазах на миг потемнело, а сердце пропустило удар – сила демона и правда была невероятна. В последние месяцы десятки храмов подверглись подобным нападениям, но некоторым везло на менее сильных демонов и местные монахи даже умудрялись справляться с ними и отстаивать свой дом. Однако было понятно, что если беда их в этот раз и миновала, то только до поры до времени. Демоны нашли ход в этот мир – и остановить их теперь практически не представлялось возможным.       Шень опомнился, лишь упав на колени подле Учителя. Старик лежал на спине, неловко раскинув руки в стороны и тяжело дыша. Глаза его были закрыты, но, почувствовав близость Шеня, он сделал над собой усилие и посмотрел на него. В глазах старика вдруг мелькнуло нечто такое, что очень насторожило мальчика, но он не посмел произнести ни слова, прежде чем Учитель не заговорил сам.       – Мысль… мысль осенила меня, мальчик! Ты должен бежать! Ты должен идти в соседний монастырь… До него не так далеко, как кажется… Ты сможешь… сможешь пробраться за нашим храмом и укрыться в лесу, а там уж выйти к реке и… идти по ее берегу. И за деревней… за деревней будет храм, где…       – Учитель, простите меня! – Шень решительно замотал головой. – Простите, но я не могу! Мой долг – ¬остаться с вами!       – Нет, послушай… – Старик не договорил и закашлялся, но вопреки всему на губах его вдруг показалась слабая улыбка. – Я знал, что просить тебя об этом бесполезно… Но ты должен выжить.       Шень промолчал, лишь продолжая смотреть в глаза своего Учителя. Того, кто с малых лет был ему как отец, кто научил его всему, что он теперь знает и кто еще столькому должен его научить. Не единой эмоции не отразилось на его лице и в этот раз, но зато в лиловых глазах вспыхнула такая знакомая старику решимость. Шень посмотрел на храм, в котором как раз обвалилась боковая стена, погребя под собой жалкие пожитки монахов и келью самого Учителя. Посмотрел на колышущуюся темную массу, закрывшую собой даже лик луны. И, не глядя больше на Учителя, поднялся с колен.       – Выживу. Мы оба выживем, Учитель.       Слова были, а уверенности – почти нет. Но Шень все-таки сделал то единственное, что мог: взял посох – рука, сжимавшая его до этого, безвольно отпустила древко, поднял с земли слегка помятый свиток и уперся ногами в землю, ощущая босыми ступнями ее прохладу и твердость, дарящую уверенность. Глубоко вдохнув и выпрямив спину, Шень принялся читать тексты со свитка, стараясь, чтобы его юношеский голос звучал как можно тверже и шел изнутри него, а не из горла. Памятуя о том, что произошло чуть ранее с его другом, мальчик держал наготове заряженный его собственной энергией посох и чутко следил за малейшими изменениями в поведении демона, чтобы успеть среагировать на его выпад. Кажется, позади раздавался слабый голос Учителя, просивший Шеня отступить и не делать глупостей, а может ему это просто мерещилось – игра воображения, внутренний голос, призывающий отступить. Что бы это ни было – Шень не слушал. Он был целиком и полностью сосредоточен на свитке и на демоне. По мере того, как свиток начинал издавать слабое свечение, а голос Шеня начинал приобретать какую-то новую силу и отдаваться все более гулким эхом, демон начинал понемногу переключать свое внимание на вздумавшего противостоять ему мальчика.       Оставив позади полуразрушенное здание храма, Шу Цао-Лынь медленно направился в сторону Шеня, словно бы присматриваясь к нему, изучая, наблюдая за тем, что сможет сделать такой юнец. А Шень все читал и читал тексты, не сбившись ни разу, и демон замер напротив него непрестанно шевелящейся темной массой, словно бы не в силах пока преодолеть барьер между собой и мальчиком – или же не имея пока желания это делать. Шень вдруг почувствовал в себе что-то новое – ему показалось вдруг, что он сможет остановить этого демона и изгнать его назад, в его мир. Что он сможет сделать это один, прямо сейчас. Нужно лишь продержаться еще немного, приложить еще чуть больше усилий – и ничто ему не помешает. Он ощутил, как земля под ним слегка задрожала и как из нее начала сочиться невероятной силы энергия. Она столбом устремлялась из земли в небо – и в этом столбе стоял он, Шень, и ощущал, как великая сила наполняет его. Демон напротив него не двигался с места, как бы замер в нерешительности. В этот миг Шень был уверен, что сможет.       Однако кое-что ему все-таки помешало. О том, что зря он не подвязал свои одежды, Шень пожалел слишком поздно. Такая мелкая оплошность – а все ж таки на исход дела повлияла. В самый ответственный момент, когда волны энергии буквально вырвались из-под земли, готовые смести с лица земли что угодно, вверх взметнулось и одеяние Шеня – ткань захлопала со всех сторон, закрыла обзор мальчику и чуть ли не выбила свиток из его рук. Шень сбился – всего на одно мгновение его взгляд соскочил со строчки – и в тот же миг сила, которой он только что обладал, бесследно исчезла, не получив никакого заданного направления и устремившись вверх, в небесное, а затем в космическое пространство. Шанс был упущен, но Шень, словно заведенный, продолжил читать текст. Однако было уже поздно. Демон устремил к мальчику свои темные сгустки материи, обволакивая и подчиняя, стараясь лишить его воли. Шень бросил свиток, поняв, что теперь он бесполезен, и направил все свои оставшиеся силы в посох. На время ему удалось отогнать от себя демона, оттолкнуть от себя его энергию энергией ему противоположной, но и этой силы надолго не хватило. Шень старался держаться, но неудача со свитком – такая глупость! – не выходила у него и головы, волновала его и злила, а потому он слабел. Демону лишь нужно было дождаться подходящего момента – и он его дождался. Вдоволь наигрался со своей жертвой, а потом перешел наконец к делу. Однако поступил он совсем не так, как того ожидал Шень.       Шу Цао-Лынь вдруг всем своим существом вздыбился, взвился вверх, превратившись в темный бесформенный вихрь, а потом ринулся вниз, но не поглотил мальчика, а… Шень замер, не в силах пошевелиться, и увидел, как из самого нутра черного вихря тянется к нему когтистая лапа неведомого существа – должно быть, сама суть Цао-Лыня. Шень не издал ни звука даже тогда, когда мощнейшим ударом был отброшен прочь. Мысли и чувства покинули его разум еще до того, как он ударился о камень и потерял сознание.

***

      Шень приходил в себя постепенно, но довольно долго не мог заставить свои конечности шевелиться и не в состоянии был даже открыть глаза. С глазами, правда, дело было еще и в другом – ему как будто бы что-то мешало открыть их, а еще все сознание его странным образом поделилось на светлую и темную половину, и мальчик все никак не мог понять, в чем же дело. О том, что произошло недавно, он вспомнил довольно быстро, и именно это заставило его ресницы наконец дрогнуть, а все тело – встрепенуться. И тут же рядом с собой он ощутил какую-то суету и неясные еще голоса, принадлежавшие по крайней мере двум людям. По левую сторону от себя Шень кожей ощущал некий ток воздуха, как будто бы там находилось окно или открытая дверь, а то и какой-нибудь проем побольше. По запаху и температуре воздуха, а также по некоторым другим приметам, мальчик предположил, что время сейчас перевалило за полдень – и был прав. Жизни его сейчас, судя по всему, ничего не угрожало, а потому Шень сделал наконец над собой усилие и открыл глаза.       Правда, получилось так, что открылся только левый глаз, и через мгновение Шень понял, что на правом глазу у него повязка. Слепая зона создавала непривычные ощущения, но зато второй глаз видел так же хорошо, как прежде. Привыкнув к свету, Шень различил над собой знакомые потолочные своды – он находился, судя по всему, в одной из уцелевших после нападения демона комнат. С другой стороны, уцелевших – сильно сказано, потому что у помещения этого практически полностью отсутствовала левая стена – отсюда и потоки воздуха, и запахи, и солнечный свет. На фоне этого самого проема Шень различил два силуэта – один человек, устало сгорбившись, сидел на стуле, второй же, чуть только Шень повернулся в их сторону, склонился над ним и тихо воскликнул «Очнулся!». Обоих людей мальчик узнал сразу – Учитель и тот самый монашек, сидевший в углу своей кельи во время нападения демона. Лицо склонившегося над ним мужчины выражало полнейшую покорность и даже стыд – он словно умолял таким образом не критиковать его за слабоволие хотя бы в присутствии Учителя, а еще в глубине глаз его Шень различил некое восхищение и даже как будто подобострастие. Подумав о том, что эти чувства могли быть адресованы именно ему, мальчик отчего-то лишь преисполнился еще большего презрения к этому своему собрату. Он еще не до конца осознавал, откуда в нем столько этого глубинного чувства, но повлиять на него могли еще и воспоминания о недавней оплошности. Подумать только, победа над демоном была так близка… Однако на лице Шеня вновь нельзя было различить ни единой эмоции или мысли по этому поводу. Отвернувшись от глазевшего на него монашка, мальчик уставился на своего Учителя.       – Демон… он побежден? Или ушел? – Шень даже несколько удивился в глубине души тому, как спокойно и твердо прозвучал его голос, и понял, что остальные удивились не меньше. – Скажите же мне, Учитель!       Прежде чем ответить, старик посмотрел на Шеня своим добрым и усталым взглядом, так ему знакомым. Царапина на его щеке была уже промыта и обработана, как и остальные повреждения на его теле, впрочем, такие же незначительные. Одежды на нем были все те же – запачканные и порванные, но даже им не удавалось поколебать исходившую от своего обладателя ауру священной силы, спокойствия и благородства. Шень вглядывался в лик своего Учителя и ему показалось вдруг, что за эту ночь на старческом лице его прибавилось морщин – или же то была игра света?       – Шу Цао-Лынь, – произнес наконец старик, медленно выдыхая каждое слово, – ушел, как только ты был повержен. По крайней мере, так поведал нам наш брат. – И с этими словами он кивнул в сторону монаха, которого Шень не удостоил даже взглядом. – Когда я увидел, что ты собираешься противостоять этому демону, я, мой мальчик, направил в твою сторону последние волны своей угасающей энергии, а затем потерял сознание. Очнулся же я час тому назад и уже находился в соседней комнате, с обработанными ранами и плошкой свежей воды у изголовья кровати. Рядом с тобой тоже есть такая, советую тебе испить воды, мой мальчик. И если тебе интересно, помимо этой кельи, в большей или меньшей степени уцелело еще три кельи и одна треть общего зала. – Передохнув, Учитель продолжил. – Вопреки уговорам нашего брата я вскоре поднялся с постели, чтобы осмотреть то, что осталось от храма, а также помолиться за остальных наших братьев, отдавших жизни за свой дом и друг за друга. – При этих словах в глазах его мелькнула невыразимая скорбь, как если бы он разом потерял всех своих детей. А впрочем, так оно, наверное, и было. – После этого я сразу же направился к тебе и, осознав, что твоей жизни ничего не угрожает, остался ждать твоего пробуждения. Скажи мне, как ты себя чувствуешь? Хоть опасных для жизни ранений у тебя и нет, но все-таки некоторые из них весьма тяжелого характера…       Шень выслушал слова Учителя молча и не шевелясь, мысли роились в его голове и он думал о нескольких вещах сразу. Он гадал, почему ушел Шу Цао-Лынь, почему бросил свое дело на пол пути, оставив троих обитателей храма в живых. И куда именно он ушел – восвояси или же бродить по этому миру? Он думал о том, каковы были намерения монашка, не бросившегося бежать прочь и искать приюта в других храмах, а перенесшего их с Учителем в комнаты и обработавшего их раны. Впрочем, должно быть, даже он понимал, что бегство принесло бы ему лишь еще больше позора. Мнения Шеня по этому поводу были очень противоречивыми – ведь монашек не мог надеяться искупить свой грех одними лишь заботами о раненых, но с другой стороны, погибни он вместе со всеми, им двоим пришлось бы куда хуже…       – Я чувствую себя нормально, – ответил наконец Шень, поняв, что от него ожидают ответа. – Только… что с моим глазом?       – Если позволишь, – вступил внезапно в разговор тот самый монашек, – я как раз собирался еще раз промыть твою рану и сменить повязку. Видишь ли, она уже слишком сильно пропиталась кровью.       Монашек мялся, видимо, ожидая от Шеня позволения, и когда тот наконец едва заметно кивнул, приступил к снятию повязки. Он очень осторожно разматывал бинты, однако Шень не мог не заметить, что руки его при этом мелко дрожали. Слегка приподняв голову мальчика, мужчина размотал окровавленный бинт и отложил его в сторону вместе со стерильной тканью, смоченной в каком-то растворе. Шень не дернулся и не произнес ни звука, хотя ощущал просто жуткую боль, когда бинт начал с трудом отходить непосредственно от его поврежденной кожи. Он только задышал глубже обычного и сжимал побелевшими пальцами простынь. По выражению лица монашка Шень понял, что рана действительно серьезная. А впрочем, стоило ли так уж доверять его испугу? Взяв чистую тряпочку и смочив ее в плошке с водой, мужчина начал очень аккуратно протирать кожу вокруг раны, и по его движениям Шень также догадался, что рана скорее всего представляет собой длинную царапину, идущую от самого его лба и до подбородка. Без повязки Шень ощутил, насколько неприятно и больно ему совершать мимические движения или же разговаривать, но старался не подавать вида. Когда рану в очередной раз промывали, Шень все-таки не сдержал приглушенного звука и часто-часто задышал – такой нестерпимой была боль.       – Тебе повезло, – вдруг произнес монашек, не глядя на Шеня. – Царапина длинная, но неглубокая. Мышцы и лицевые нервы не повреждены и… ты можешь открыть правый глаз? Я промыл его, попробуй.       Шень моргнул раз-другой, зажмурился машинально и тут же пожалел об этом, ощутив режущую боль на всей правой стороне лица. Затем он медленно расслабился и также медленно открыл глаза – на этот раз оба. Правое веко, конечно, было повреждено, а потому не открылось до конца, но все же Шень понял, что сам глаз не пострадал – он видел им так же хорошо, как раньше. Но в тот миг, когда мальчик раскрыл глаза, монашек вдруг отшатнулся от него и едва не опрокинул плошку с водой. Он смотрел на него в таком ужасе и явно потерял дар речи, так что Шень невольно обернулся к Учителю, ища у него ответа. Лицо старика осталось более спокойным, но все-таки и в его взгляде мальчик уловил тень удивления и некой даже настороженности. Приподнявшись со своего места, Учитель приблизился к Шеню и старческими, но все же крепкими своими пальцами приподнял его за подбородок, заглядывая в глаза.       – Ты чувствуешь что-нибудь? – спросил он задумчиво и Шень понял, что что-то все-таки не так.       – Что с ним? Что с его глазом? – забормотал опомнившийся вдруг монашек, опередив этими своими вопросами самого Шеня. – Это… метка демона? Метка Шу Цао-Лыня?       – Что с моим глазом, Учитель? – чуть ли не перебил монашка Шень. Ему не нравилось, что его начали обсуждать, даже не сообщив ему, в чем, собственно, дело. Однако он смиренно ожидал слов Учителя, глядя ему в глаза. Что бы там ни оказалось на самом деле, он внутренне был готов принять что угодно. По крайней мере он знал, что слепота на одни глаз его миновала.       – Взгляни для начала сам, – ответил чуть погодя старик, словно прочитав мысли Шеня, и протянул ему ту самую плошку с водой.       Взяв обеими руками плошку, Шень с готовностью вгляделся в свое отражение в воде. Да, зрелище было внушительное. Царапина шла по лицу именно так, как предполагал мальчик, однако была куда более кривой и неприятной на вид, чем ему представлялось. Лицо его было хорошо очищено от крови и грязи, но у левого виска Шень заметил некое потемнение – похоже, синяк от удара о тот самый камень. Однако, как бы Шень не пытался разглядывать все свое лицо спокойно, взгляд его то и дело сосредотачивался на этой царапине, но том месте, где она проходила через глаз, и наконец на самом глазу. В нем не изменилось ничего кроме цвета радужки. Отражение было темным и расплывчатым и плохо передавало действительность, но Шень все же увидел, что левый его глаз остался, как и прежде, лиловым, а вот правый… Правый, судя по всему, стал…       – Это карий? – спросил Шень, не отрывая взгляда от своего отражения.       – Я бы сказал, рыжий или янтарный, – отозвался Учитель и по голосу его совершенно невозможно было определить, что он по этому поводу думает или чувствует. – Скажи, мой мальчик, ты хорошо им видишь?       – Как прежде. – И догадавшись, что Учитель мог иметь ввиду кое-что еще, Шень поднял взгляд от плошки с водой и добавил: – Ничего необычного.       Старик кивнул и вернулся на свое место, а Шень, еще раз бросив взгляд на свое отражение, отпил воды и поставил плошку у кровати. Видя спокойствие мальчика и Учителя, монашек как будто тоже потихоньку поуспокоился, но взгляд его все еще выражал испуг и непонимание. Он переводил взгляд с Шеня на старика и обратно, как бы ожидая от них объяснений и посвящения в их общую тайну – ему казалось, что они оба уже все поняли. Однако едва ли это было так. И мальчик и Учитель пребывали в глубоких раздумьях насчет того, что демон сотворил с глазом Шеня. Шень перебрал в уме множество догадок и наконец уставился на Учителя.       – Теперь я проклят?       – Время покажет, – ответил старик и покачал головой. – Я не уверен, что это было проклятие. По крайней мере сейчас я не ощущаю в твоей ауре ничего гнетущего и чужеродного. Почти.       – Почти?       – Это может быть связано с той силой, которую тебе удалось пробудить во время чтения свитка, – уклончиво отозвался Учитель.       И при этих его словах Шень впервые за весь разговор отвел взгляд. Все это время его не покидала мысль, а точнее даже вопрос – почему Учитель не спрашивает его о том моменте со свитком? Да, он не видел глупой неудачи, постигшей неосторожного мальчика, но ведь он видел, что сила начала пробуждаться, он даже направил ему потоки собственной энергии, которую Шень так бездарно в итоге потратил. Глубоко в душе Шень ощутил новый прилив злости на самого себя. Ему почему-то даже хотелось, чтобы Учитель обратил на его неудачу внимание, спросил, почему все так произошло, как именно он упустил возможность изгнать демона. И Шень выложил бы ему всю правду с совершенно серьезным лицом, ничего бы не утаил, как бы ему не было стыдно. Но Учитель не спрашивал. Казалось, он вообще не думал ни о чем подобном и ему было не так уж важно, изгнал Шень демона или же тот ушел сам. А что, если монашек каким-то образом видел все произошедшее и уже успел все рассказать Учителю? Шень не хотел даже думать об этом и о том, что сказал бы старик по этому поводу. Впрочем, он помнил, что от подобных тяжелых мыслей, вносящих смуту в разум, необходимо как можно скорее избавляться, и решил оставить эти размышления, по крайней мере на потом.       – Твоя рана не должна долго оставаться без повязки, – прервал его мысли монашек. – Я должен снова наложить ткани и бинт.       Шень не стал противиться, лишь посмотрел на мужчину изучающим взглядом и позволил тому вновь обработать царапину и вернуть на место повязку. С ней и правда становилось легче. Пока над ним хлопотали, Шень смотрел в потолок и чувствовал на себе взгляд Учителя.       – Не тревожься, мой мальчик, – произнес наконец старик, словно в ответ на мысли Шеня. – Нам еще предстоит выяснить, в чем секрет этой метки. Я лишь прошу тебя обо всех своих ощущениях сообщать мне, ничего не утаивать и главное – не поддаваться тревоге и темным мыслям, так как они, как известно, питают подобного рода метки. Мы знаем, что твой случай не единственный. Были и простые люди, и монахи и правители, меченные как богами, так и демонами, и у всех у них была разная судьба. Меченые богами порой заканчивали свою жизнь ужаснейшим образом, а меченные демонами – проживали долгие жизни в достатке и здравии. Конечно, в мировой истории таких случаев наберется не многим больше десятка, однако отчаиваться не нужно. Всему свое время. Я выясню о твоей метке все, что смогу, а тебя прошу лишь оставаться верным себе и своему сердцу.       Шень ответил Учителю благодарностью и обещанием, но по его словам понял, что старик сам не знает, чего теперь ожидать, и хоть и совсем чуть-чуть, но все-таки чего-то опасается, чего-то боится. Но наверное, он и прав. Ощущение неопределенности не нравилось Шеню, но сейчас он позволил напоить себя целебным отваром и закрыл глаза, погрузившись с глубокий целительный сон без сновидений.

***

      Шень опустился на колени, примяв прибрежную траву, и вгляделся в свое отражение в озере. Озерцо это было совсем небольшое и располагалось неподалеку от храма, по краям его росла высокая трава, а берега были немного как бы подмыты вовнутрь. Поговаривали, будто изо дна здесь бьют невидимые ключи и вода в этом озере особенно чистая. Так это или не совсем так, но монахи водой этой пользовались и никогда не на какие последствия не жаловались. Шень однако пришел сюда сегодня вовсе не за водой, а по своим личным причинам. Вглядываясь в свое отражение на чистой и ровной водной глади, он принимал для себя довольно важное решение.       Прошло уже две недели с той ночи, когда на храм напал демон Шу Цао-Лынь, и ничего особенно важного за это время так и не произошло. Учитель практически полностью восстановил свои силы и провел ночь в молитвах за монахов, отдавших свои жизни в попытках противостоять демону. Всех их похоронили неподалеку от храма, и Шень присутствовал на этой церемонии, помогая Учителю и единственному выжившему монаху. Мальчик по-своему скорбел вместе со всеми и чувства его были искренними, но глубинная человеческая сторона его личности тихо рассуждала о том, что среди погибших монахов были как его добрые и верные собратья, так и завистники, покушавшиеся на его положение перед Учителем, а то и на более личную его неприкосновенность. Конечно, Шень никому из них не желал смерти, но в том, что все случилось так, как случилось, находил даже некоторую справедливость в отношении отдельных личностей. Что касается самого храма, оставшейся в живых троице предлагали приют монахи из ближайших храмов, но Учитель вежливо отказался от их приглашений, ибо, по его словам, раз уж часть их дома сохранилась, они не в праве покидать его, бросая на произвол судьбы. Стоит, правда, отметить, что Шеню и монашку он предоставил выбор, нисколько их при себе не удерживая, но те, естественно, решили остаться. Шень в глубине души ожидал, что монашек только и ждал повода сбежать отсюда, но ожидания его не оправдались, а по вечно настороженному и как бы даже испуганному лицу этого мужчины теперь и вовсе невозможно было понять, какие цели он для себя преследует. Во всяком случае, за эти две недели совместными усилиями им удалось расчистить территорию перед храмом и укрепить некоторые пострадавшие помещения, а также пополнить запасы провизии. Правда, как потом оказалось, особой нужды в этом не было: прослышав об удивительной истории этого храма, многие жители местных деревень решили пожертвовать выжившим кое-какие продукты, одежду и даже предметы мебели, а чуть позже стало известно, что из города пригласили мастеров, которые обещали чуть ли не безвозмездно помочь с восстановлением храма. И вот, со дня на день эти мастера должны были прибыть.       Никаких особых изменений в себе Шень за эти дни тоже не ощутил. Царапина на его лице медленно, но верно заживала, так что в повязке уже практически не было надобности, а про остальные болячки и говорить нечего – от них не осталось и следа. Радужка в его правом глазу оставалась янтарной, но сам глаз продолжал видеть мир вполне отчетливо и не было такого, чтобы Шеню вдруг открылись какие-нибудь неведомые вселенные или тайные помыслы людские, как это часто бывает в подобных историях. Была, правда, еще одна странность, которую обнаружили лишь несколько дней назад, и касалась она волос мальчика. Цвет его черных как вороново крыло волос сменился вдруг у самых корней на красный, и волосы продолжили спокойно расти дальше, полностью сменив пигментацию. Навсегда они теперь останутся такими или же это со временем пройдет, никто и предполагать не брался, ну, а Шеня это, как ни странно, волновало в самую последнюю очередь. Куда больше его сейчас все-таки интересовала так называемая метка демона Шу Цао-Лыня и ее значение. Учитель, как и предполагал Шень, ничего особо нового про такие метки выяснить не смог, как ни старался, зато вышло так, что про Шеня узнала вся округа и многие приходили посмотреть на него. Большинство, правда, считало, что мальчик теперь проклят и проклятье вот-вот даст о себе знать, а то и вовсе, что сам Цао-Лынь в него вселился и теперь всех их ждут страшные беды, но Учитель просил Шеня игнорировать подобные мнения, потому как они в таких случаях неизбежны, но ничем не обоснованы. Он просил также игнорировать высказывания некоторых о том, что мальчика необходимо изгнать, очистить от скверны, а то и умертвить, а Шеню порой так и хотелось сказать им в ответ, что умертвив сосуд, вы разгневаете демона. В общем, люди, как это всегда бывает, говорили все и обо всем и говорили, забывая о словах своих прежде подумать. Шень игнорировал чужие домыслы, но своих собственных игнорировать не мог, да и нельзя сказать, что чужие слова совсем уж оставляли его равнодушным, он ведь тоже был человеком, да еще и совсем юным, и не мог еще совершенно избегать влияния на себя других людей.       Половину отраженного в воде лица скрыла тень – это Шень приблизил к своему лицу руку, в которой сжимал нож. Самый обычный нож, остро отточенный, с желтой рукояткой. Мальчик не спешил, хотя в своих дальнейших действиях уже был вполне уверен. Ни в коем случае не стоит думать, что он решил поступить так единственно из-за чужих мнений, нет, он пришел к этому решению сам и побудил его скорее личный интерес и желание избавиться от гнета «популярности», нежели чем боязнь общественного мнения или же самого демона. Просто Шеню вдруг стало интересно – а что, если демона удастся перехитрить? Что, если вырезать эту самую метку? Ну и пусть он станет слеп на один глаз – не велика потеря для монаха, пусть будет выглядеть еще уродливее или же вечно носить повязку – это его тоже нисколько не волновало. Единственное, чего ему хотелось, так это избавиться от следов демона на своем теле и в своей душе, оставить его ни с чем. Конечно, Шеню приходило в голову, что после такого его хода могут появиться куда более опасные и непредсказуемые последствия – игра с демоном ведь все же не шутка, но в конце концов он решил, что дело того стоит. Нельзя же ждать вечно, пока Шу Цао-Лынь сподобится объяснить наконец, зачем нужна была эта метка. Проще было сделать первый шаг самому.       Острие ножа блеснуло в лучах солнца, когда Шень приблизил его к своему глазу. Немного слепили блики на лезвии, но больше ничего не произошло. В глубине души Шень, наверное, ожидал, что демон взбунтуется против такого обращения с его меткой и с ним самим или хотя бы даст знать, что смеется над этим поступком мальчика. Но похоже, Цао-Лыню было все равно. Боли Шень не боялся, хотя чувствовал, что сердце у него все-таки бьется быстрее обычного, а ладони уже успели стать влажными. Медлить больше было нельзя. Тихонько сглотнув, мальчик крепче взялся за рукоять ножа, прицелился поточнее и…       Шень даже не понял, что или кто именно сбил его с колен. Он вздрогнул, машинально выпустив из рук нож, который с плеском упал в воду и опустился на неглубокое у берега дно, и тут же мысленно пожалел об этом, ведь защищаться ему теперь было нечем. В тот же момент этот кто-то уперся руками в плечи Шеня, а коленями прижал к земле его одеяние, тем самым обездвижив мальчика. Шень моргнул несколько раз, прежде чем различил в нависшем над ним темном силуэте встревоженное лицо того самого монашка.       – Что бы ты ни собирался сделать… не делай этого! – на одном дыхании произнес мужчина и вздохнул так, словно только что спас мальчика от ужасной и необдуманной гибели.       Шень смотрел на него без каких-либо эмоций, так как первичное удивление ему уже удалось незаметно скрыть от чужих глаз. Первой мыслью было – этот монах за ним следил и специально выжидал момент. Однако, чуть поразмыслив, Шень стал больше склоняться к тому, что тот просто шел за водой и совершенно случайно застал разыгравшуюся на берегу сцену. В глубине души мальчик ощутил укол досады, но в то же время внутренний голос подсказывал ему – а не судьба ли это?       – Отпусти меня, – произнес Шень, по-прежнему не сводя взгляда со взволнованного лица над собой.       – Обещаешь, что не станешь делать глупостей? – Шень ему на это ничего не ответил, только посмотрел еще пристальнее, и монашек тут же весь как-то стушевался. – Прости.       – Что ты здесь делал? – спросил Шень, поднимаясь с земли и оправляя свои одеяния.       – Пришел за водой. Вон там бросил ведра, когда увидел тебя и нож в твоих руках. – Что ж, как и предполагалось. – Ну а что ты собирался делать?       Шень не ответил, потому что не увидел в этом смысла. Этот мужчина и сам уже должен был обо всем догадаться, если не был совершенным глупцом. А он им не был. И все-таки Шеня раздражало то, что его попытка провалилась. Запустив руку в воду, он достал нож и промыл его от песка, намочив при этом край своего рукава. Он чувствовал, как напряженно смотрит на него монашек, все еще сидящий на земле. Чувствовал, что того просто разрывает желание высказаться по поводу того, что он видел, но он сдерживается и старается сделать так, что бы его высказывания звучали как можно спокойнее и почтительнее. Правда, вышло у него это в итоге не совсем так.       – Я не для того обрабатывал твою рану, чтобы ты нанес себе еще большие увечья, – произнес монашек тихим голосом, словно сам побаивался своей же дерзости. – Не для того учился сам варить целебные отвары и снадобья.       – Тебе так дорога эта метка?       Мужчина при этих словах вздрогнул, и да, пожалуй, это было слишком жестоко, но Шеня подобное сейчас мало тревожило. Он возвышался над монахом с ножом с руке, а тот все так же сидел на траве, слегка даже отклонившись назад всем корпусом, и выглядела эта сцена со стороны, должно быть, весьма внушительно. Шень вглядывался в лицо мужчины, ища в нем хоть какие-то признаки насмешки, неискренности, какого-то тайного умысла, но как ни старался, ничего этого не находил. Под своим вопросом Шень подразумевал кое-что другое, а именно – «тебе так дорог мой позор?». Да, мальчик все еще верил в то, что монах видел его оплошность в схватке с демоном и либо уже все рассказал Учителю, либо еще держал эту информацию при себе, чтобы использовать позже. А так как за прошедшие две недели Учитель так и не заговорил с ним, с Шенем, о той самой оплошности, мальчик склонялся больше ко второму варианту своих домыслов. Впрочем, откуда в нем столько этой подозрительности, он и сам толком объяснить не мог, но он ощущал ее, и, возможно, она тоже служила одним из обоснований его нынешних действий и слов.       – Дело не в метке, – отозвался наконец монашек, как будто подбиравший все это время правильные слова. – Меня беспокоит то, что ты поддался влиянию и собираешься уродовать себя, даже не посоветовавшись с Учителем. А если и советовался, то я не думаю, что он это одобрил. Это противоречит его наставлениям тебе. И… убери этот нож, пожалуйста, иначе мне придется отобрать его у тебя и передать Учителю. – И при этих словах на его губах заиграла какая-то виноватая полуулыбка.       Шеня его слова поразили, хотя он и не подал виду. С Учителем он по этому поводу действительно не посоветовался, да и как можно было говорить с ним о подобном? Да, это противоречило его наставления. И да, выходит, Шень думал только о себе, заботился только о своих интересах. Он и сам это понимал в глубине души, но когда это прозвучало вслух… Мальчик машинально поднял взгляд и посмотрел в сторону храма, подумав о том, как несправедливо он поступил по отношению к Учителю. Потом он опустил взгляд на нож в своих руках, подумал немного и убрал его к себе за пояс. Монашек, казалось, при этом облегченно выдохнул, но от взгляда, брошенного на него Шенем, вновь напрягся.       – Мне тоже есть, что рассказать о тебе Учителю, – как бы невзначай заметил Шень и отметил про себя, какое удивление мелькнуло при этих его словах во взгляде мужчины. Казалось, он долго пытался понять, о чем говорит мальчик, но потом до него вдруг дошло и он снова слегка улыбнулся.       – Он давно уже знает, если ты о моем поведении той ночью. Кстати… ты ведь так и не рассказал, что тогда случилось с тобой, – добавил вдруг монашек, с интересом глядя на Шеня.       И Шень вдруг твердо и окончательно решил, что этот человек ничего не знает о том, что тогда с ним произошло, а в таком случае, стало быть, об этом вообще никто кроме самого Шеня не знает. Ну и еще, пожалуй, кроме Шу Цао-Лыня. На намек монашка он отвечать не стал, просто не хотел ни с кем об этом разговаривать. Но зато почувствовал, как ему хочется поговорить сейчас с Учителем. Выложить ему всю правду хотя бы о том, что он собирался сделать сегодня. Не бросив больше даже взгляда на мужчину у своих ног, Шень направился в сторону храма. Не то чтобы он перестал презирать этого монашка и не то чтобы он испытывал теперь к нему нечто похожее на чувство благодарности, но подходящего взгляда или слов для него он сейчас не нашел. А через несколько шагов вслед ему донеслась фраза.       – Знаешь, я все думал, есть ли какое-то значение в том, что ваши с демоном имена схожи по звучанию? Шу Цао-Лынь и Шень Яо Лань…       Шень остановился на мгновение, но оборачиваться не стал и, сочтя эту мысль глупым совпадением, продолжил свой путь к храму.

***

      – Вы сказали мне той ночью, что есть способ победить демонов нашего мира. Но что у нас нет ни времени, ни человека, способного осуществить этот способ. Что вы тогда имели ввиду?       Учитель сидел в старом потрепанном кресле, а Шень стоял перед ним, заведя руки за спину. Он совершенно распрощался с той своей радикальной идеей избавиться от метки, но зато теперь его посетила другая, куда более масштабная идея. Ну, или же только интерес к ней для начала. Придя к Учителю в предыдущий раз, он сразу же опустился перед ним на колени и протянул ему тот самый нож с желтой рукояткой. А старик лишь посмотрел на него своим добрым и всезнающим взглядом и не потребовал никаких объяснений. Шеню хотелось высказаться, но он вдруг понял, что слова были не нужны, что Учитель все понял – и понял правильно. Да и слов-то правильных мальчику было не подобрать, а потому все сложилось так, как сложилось. Зато теперь его всерьез заинтересовала информация о том, как заставить демонов вернуться в свой мир и не нарушать больше священные границы.       – Я говорил о способе, упоминаемом в древних преданиях, – ответил Учитель, немного помолчав и будто бы поразмыслив, стоит ли давать Шеню эту информацию. Голос его звучал как всегда негромко и размеренно, но твердо. – Предполагается, что на свете существует семь особенных свитков, с помощью которых можно залатать бреши между нашими мирами и усмирить демонов. Информация о том, где находится каждый из свитков, разнится. Есть даже мнение, что некоторые из них уже не принадлежат нашему миру, а покоятся в чужих далеких землях. Как дошло до такого, спросишь ты? По нашему миру путешествует много кочевников, собирателей ценностей, наемных мастеров… Некоторым из них вполне мог попасться на глаза свиток, оставленный в полуразрушенном храме и никем не охраняемый или же охраняемый весьма посредственно, и это нисколько не помешало бы им присвоить свиток себе и забрать в свой мир. Когда я думаю о том, как безответственно относятся в нашем мире к подобного рода реликвиям, я ощущаю глубочайшую печаль и начинаю думать, что именно по причине этой безответственности мы терпим сейчас нашествия демонов… Но впрочем, я отклонился от ответа на твой вопрос. Семь свитков, ежели их кому-нибудь удастся однажды собрать вместе, надлежит зачитать в определенном месте и в определенное время. То есть чтецов тоже должно быть семеро, и это должны быть люди или же иного рода существа, способные грамотно прочесть тексты, обладающие определенной силой духа и ни в коем случае не сомневающиеся в том, что они делают. Без выполнения всех этих пунктов осуществить задачу будет невозможно. Теперь ты понимаешь, что выполнить такое дело в короткие сроки никак не получится и что необходимо также суметь правильно подобрать для этого дела людей.       Учитель глубоко вздохнул и расслабился в своем кресле после столь долгой речи. Шень выслушал его со всем внимание, ни разу не решившись перебить, и запомнил все слово в слово, чтобы позже обдумать всю эту полученную информацию. Звучало не то чтобы сложно, но времени на такое дело действительно должно было уйти очень много. Если заниматься этим в одиночку, можно было бы потратить на это всю свою жизнь и успеть как раз к тому времени, как демоны превратят этот мир в руины. А вообще, все это звучало как какая-то старая легенда из книжек с детскими сказками…       – А что за определенные место и время?       – Этой информацией я, к сожалению, не располагаю, мой мальчик, – покачал головой Учитель, и Шень покорно кивнул.       – Один человек потратит на поиски этих свитков бесконечно много времени. Разве нельзя рассказать об этом людям, чтобы нашлись добровольцы?       – Не думаю, что многие поверят в эту легенду или же рискнут пойти на поиски свитков в другие миры. Нынче люди и по своему-то миру путешествовать бояться. Но в связи с нынешней ситуацией… – Учитель задумчиво взглянул на Шеня. – Возможно, и нашлись бы заинтересованные.       – Учитель… Это действительно единственный способ?       – Насколько я знаю, да. Видишь ли, противостоять демонам силой… Я не думаю, что это мудрое решение. И более того – скорее всего бесполезное.       Шень вновь кивнул и ненадолго задумался. Да, кажется, ничего сверхсложного. Но стоит ли оно того? С другой стороны, это неплохая цель, ради которой можно покинуть храм и отправиться в путь. Не то чтобы Шень горел желанием повидать новые миры или же убраться подальше от своего дома и своего Учителя – нет, такого и предполагать не стоит. Он вообще не был любителем ввязываться в мировые проблемы и привлекать к себе ненужное внимание, но только теперь проблема эта касалась непосредственно его самого. Эта демоническая метка, или что бы там это ни было, словно вселила в него частицу каких-то новых мыслей, новых стремлений, которых он не ощущал в себе раньше. Он чувствовал себя отчасти марионеткой в чужих когтях и ему невыносимо было это ощущение. Ему хотелось доказать, что он по-прежнему сам решает, что и как ему делать, и что полученная метка никак не изменила ни его взглядов на жизнь, ни его самого внутри. Впрочем, наверное, уже одно то, что он стремился доказать это, могло говорить об обратном… Но ведь Учитель просил его от метки не избавляться и жить, как раньше, а Учителю Шень верил.       – Я найду эти свитки, Учитель. И людей найду. По крайней мере, попытаюсь.       Учитель, казалось, был и готов к такому ответу и удивлен одновременно. Он помолчал немного, как часто делал перед ответом, а потом мягко улыбнулся Шеню, и тот даже различил в его глазах веселые искорки.       – Но ведь не прямо же сейчас, верно? Ты еще слишком юн, мой мальчик. Тебе еще многому предстоит научиться, прежде чем ты будешь готов отправиться в такой далекий и сложный путь. – Чуть приподняв руку, старик тем самым остановил Шеня, готовившегося возразить. – Говорить, что ты готов, не значит быть готовым на самом деле. Ведь ты еще ребенок. И если это действительно твое желание, то позволь мне для начала подготовить тебя.       – Да, Учитель. Вы правы, – отозвался Шень, поняв, что это действительно было не слишком разумно с его стороны. Вспомнить хотя бы ту ночь…       – Тогда пусть будет так, – произнес Учитель, а потом окинул взглядом свою комнату и, глубоко вздохнув, добавил: – Когда ты будешь готов уйти, я тоже готов буду оставить это место, как и наш брат. И пусть этот храм перейдет в бережные и сильные руки другого поколения монахов.       Эти слова прозвучали для Шеня словно пророчество. Да впрочем, наверное, это оно и было.

***

      Прошли годы, прежде чем Шень понял, что действительно готов отправиться в путь, и Учитель с ним согласился. К тому времени он умел уже куда больше и на вещи смотрел взглядом более взрослым. Впрочем, нельзя забывать, что он всегда был взросл не по годам. Помимо внутренней силы Шень развил также и силу своего тела, начав брать уроки у деревенского мастера, прекрасно владевшего мечом, и вскоре достигнув в этом таких же успехов. Учитель, правда, просил Шеня прибегать к использованию меча как можно реже, и тот никогда этому не противился. Внешне Шень изменился не сильно, разве что возмужал, стал выше и крепче. Его черные волосы стали чуть длиннее и на концах оставались красными – этот цвет все еще держался на его волосах, словно некое остаточное явление. Глаза его по-прежнему оставались лилового и янтарного цветов, а царапина на правой стороне его лица стала бледным шрамом, из-за которого Шень порой выглядел куда старше своих истинных лет.       За прошедшие годы в отстроенный заново храм успело прийти несколько новых обитателей – отрешившиеся от всего мирского мужчины и потерявшие родителей мальчики. Это были те люди, которых история храма и самого Шеня почти нисколько не волновала, а потому они вполне хорошо уживались вместе. Должно быть, так начинало сбываться пророчество Учителя. К слову, сам Учитель до сих пор пребывал в добром здравии, а тот самый пугливый монашек тоже по-прежнему обитал в храме и, можно сказать, даже сумел немного сблизиться с Шенем. Однако, чем больше пополнялся обитателями храм, тем сильнее Шень ощущал, что ему пора уходить.       Нападения демонов не прекратились, но и не сказать, чтобы сильно возросли в количестве. Казалось, они все еще продолжали играть с этим миром, готовясь к чему-то особенному. Шень слышал, что появились и другие добровольцы, узнавшие о древних преданиях и собравшиеся решить проблему своими силами, говорили, будто они отправлялись в путь целыми командами. Но Шеню было все равно. Он даже отчасти был рад, что кто-то взялся за решение мировой проблемы вместо него. В конце концов, у него, в отличие от всех остальных, были свои личные счеты с одним демоном. Метка Шу Цао-Лыня за все эти годы так и не дала о себе знать. По крайней мере, так казалось Шеню. Он был уверен в своей независимости даже тогда, когда отправлялся в свой далекий путь, преследуя уже совсем иную цель, чем ту, к которой собирался следовать изначально. А Учитель, хоть и провожал его с улыбкой на губах, но в самый последний момент на сердце его вдруг стало странно неспокойно. И он неосознанно протянул руку вслед своему уходящему за горизонт сыну, но, конечно, было уже слишком поздно.