I had a dream we were running from...

And now we're free to be number one The morning isn't far away I had a dream we were holding on And tomorrow has become today ©

Утреннее калифорнийское солнце заливает улицу, приглушая все цвета, уравнивает мутным белесым маревом все: серый асфальт, пожухлую от жары газонную траву, припаркованный на противоположной стороне дороги красный седан; привычный пейзаж тусклый и невыразительный, выбеленный вечным летом. Это же солнце сейчас режет глаза невыспавшегося Купера, недоуменно взирающего на младшего брата. Блейн стоит в дверях, на границе уличного света и полумрака дома. Одуревший от недосыпа мозг отказывается включаться. – Что ты здесь делаешь, Блейни? – Впустишь? Не дождавшись ответа, Блейн слегка отталкивает старшего плечом и заходит в дом. Никакого геля на волосах, никаких нелепых тряпок и глупых бабочек, столь любимых младшим еще год назад. Простые джинсы, мятая футболка с потертым принтом, кеды и полупустой рюкзак. Купер идет на кухню, чтобы сварить себе кофе, ему определенно нужно включить сознание. Под видом младшего брата в дверь постучала Проблема – такие вещи Купер научился распознавать безошибочно, в ЭлЭй быстро учишься – всему. Блейн – его маленький брат-аккуратист – небрежно кидает рюкзак куда-то в угол и падает на диван, не считая нужным объяснить хоть что-нибудь – внезапный приезд или нелепый, такой несочетающийся с привычным образом, маскарад. Купер смотрит на молчащего, пялящегося в потолок брата, и пытается отыскать привычное: хорошего мальчика из частной школы с любовью к бродвейским мюзиклам, дурацким рубашкам-поло и кардиганам; милого мальчика и его вечные смущенные улыбки, странно сочетающиеся с открытым и честным взглядом на мир; своего младшего брата. Парень, без спроса оккупировавший диван, Куперу незнаком. И дело вовсе не в отсутствии геля для волос. Кофе решает сбежать из турки именно в тот момент, когда Купер уже почти открывает рот, чтобы задать вопрос. – Иногда побег просто необходим, – задумчиво произносит Блейн, продолжая равнодушно разглядывать трещины на потолке. Почти полное отсутствие модуляций в голосе тоже не вписывается в привычный портрет. – Ты ведь сейчас не про кофе? – Определенно не про кофе, – соглашается брат и почти без перехода добавляет: – Мне нужно поспать. Поездка выдалась охуенно долгой, ты даже не представляешь... Хороший мальчик Блейни не ругался матом, автоматически отмечает про себя Купер. Хороший мальчик Блейн потерялся где-то по дороге в Калифорнию. Или, может быть, еще раньше – они не виделись шестнадцать месяцев, а за неполные полтора года кто угодно может превратиться в незнакомца. Кто угодно может потеряться. – Мы найдем тебя, Блейни. Брат не отвечает – уснул или притворяется, что уснул. *** – Я думал, ты собирался после школы уехать в Нью-Йорк. Блейн морщится, вяло ковыряя вилкой салат. – Там слишком... многолюдно. Курт, вспоминает Купер, того мальчика звали Курт. Возможно, Блейн потерялся между Лаймой и Нью-Йорком. Так бывает в восемнадцать. – Расскажешь? – Нет. Спасибо за ужин, я помою посуду. – Эй, приятель, где мой младший брат? – Купер все еще надеется перевести разговор в шутку, сгладить острые углы, вытащить на свет хрупкое перемирие, установленное почти полтора года назад. В конце концов, если бы Блейн ему не доверял, он бы не приехал, ведь так? Блейн молча убирает со стола, не считая нужным отвечать. Купер ловит его за запястье. – Нам придется поговорить, Блейни. – Позже, Куп. Есть разные категории “никогда”. А слово “позже” легко переводится с блейновского на человеческий банальным “отвали”. Купер не знает, что делать с Блейном. Он не умеет допытываться до причин, не умеет утешать, не умеет заботиться о почти взрослом и ставшем вдруг бесконечно чужим брате. *** Ночи Купера наполнены музыкой, запахом дорогих женских духов и хрустом купюр. Он танцует без сожалений, чувства вины или ощущения неправильности. Это просто танец, просто работа слаженного механизма – послушное ритму тело. Бесконтрольный контроль. Возможность оплачивать счета и необходимость веселиться, даже если не хочется. Идеальной работы не бывает, но к этому Купер привык. Его ночи наполнены пустотой. – Наши ночи наполнены легкостью, – Риччи сидит за своей машинкой, воплощая очередной костюм. – Разве нет? Купер не готов спорить о терминах – не они по-настоящему определяют жизнь. Пустота, легкость или обычное отсутствие гравитации, вызванное “колесами” – в целом это просто ночи, то время суток, когда они танцуют или устраивают вечеринки с незнакомыми фриками, запивая “спиды” джином; клеят девчонок, не всматриваясь в лица, и делают вид, что думают о будущем. Как будто для парней из Xquisite есть будущее. Достаточно посмотреть на Далласа, чтобы увидеть себя через десять-двадцать лет. Даллас отличный работодатель да и просто хороший мужик, но он олицетворяет собой невысказанное: вне этого бизнеса вы никто, парни, побег невозможен. Иногда побег просто необходим, вспоминает Купер слова брата в день его приезда. Необходимость не равняется возможности, Блейни. Ему не хочется думать о брате – не когда его дыхательные пути забиты кокаином. Он поговорит с Блейном завтра. *** – Надумал, чем будешь заниматься? – Нет. – Но ты хотя бы думал на эту тему? – Нет. Блейн и его отрицание. Первые пару дней это вводило в ступор, спустя три недели Купер не чувствует ничего, кроме острого раздражения. – Послушай, Блейни, тебе нужен план. Нельзя смываться на другой конец страны, а потом просто упиваться жалостью к себе, сидя на моем диване. – Мне нравится твой диван. – Да твою ж мать, Блейн! Младший открывает холодильник и резюмирует: – У нас кончилось молоко. И пиво. – Мой диван, мое пиво, мои правила. – Не будь занудой. – Не будь маленьким засранцем, тебе не идет. Ты пропустил переходный период, с аттестатом в кармане поздно начинать бунтовать, тебе не кажется? Раздражение смывает резко накатившая усталость, свинцовая и чужеродная. Такую усталость, вскормленную борьбой с чужим апатичным безразличием, Купер чувствует впервые. И очень хочет от нее избавиться. – Я серьезно, Блейни. Тебе нужно чем-то заняться, найти работу, начать готовиться к вступительным экзаменам в колледж, если ты хочешь поступить в следующем году... На лице брата проскальзывает какая-то эмоция, на мгновение Куперу кажется, что его примерный младший брат, его хороший мальчик Блейни вернулся, но это всего лишь сиюминутный фантом. – Я не хочу, Куп, – и уже в дверях добавляет. – Позже поговорим. Блейн и его личные градации слова “никогда”. *** Месяц. Проходит целый месяц, прежде чем у младшего то ли отрастает совесть, то ли просыпается любопытство. – Где ты пропадаешь ночами? Купер ждал этого вопроса, с самого первого дня ждал, но так и не смог найти правильную формулировку, которая спасла бы его от неловкости. Нет, ему не стыдно танцевать стриптиз, здесь, в ЭлЭй, встречаются перспективы и похуже, но Блейн – его младший брат, только что закончивший школу, он пока ничего не знает об этом выбеленном солнцем городе. О выбеленных кокаином ночах и фальшивых белозубых улыбках клиенток. Белый – не такой уж невинный цвет, Блейни. Нахуй обезжиренные до нейтральности формулировки. Блейн большой мальчик, он без спроса и каких-либо видимых угрызений совести таскает его пиво и не страдает ни от одного из подвидов ксенофобии. – Я танцую в стрип-клубе. – Интересно, – задумчиво тянет Блейн, но больше никак не комментирует, снова погрузившись в свой пассивно-агрессивный анабиоз. Купер вообще не уверен, что брат его услышал. *** Но Блейн все прекрасно услышал. Через два дня как ни в чем не бывало младший вваливается в крошечную ванную, где Купер пытается принимать душ. – Блейни, отсутствие шторки в душевой смущает только меня? – Угу, – и когда же он снова научится говорить в тему и со смысловыми переходами. – Наверное, пользуешься успехом? Купер как раз намылил голову, едкая пена попала в глаза и ему совершенно не хочется обсуждать работу здесь и сейчас. – Мелкий, свали. – Я хочу посмотреть. – А я хочу, чтобы ты вспомнил что-нибудь об интимном пространстве других людей. Да что, черт подери, с тобой такое, Блейн? Может, брат пожал плечами – Купер проигрывает борьбу мыльной пене, он все еще не видит. И хочет верить, что почти осязаемое ощущение, которое появляется у него на сцене, когда разгоряченные сладкими коктейлями клиентки вылизывают его тело жадными взглядами, но такое неуместное в забитой густым паром тесноте собственной ванной, не более, чем выдумка расшатанной нервной системы. Хочет верить и не может – за четыре года, проведенные на сцене Xquisite, Купер научился безошибочно определять такие взгляды даже с закрытыми глазами – обычно они означают хорошие чаевые. Здесь и сейчас эти взгляды означает Проблему. Не то чтобы за месяц, прошедший с появления Блейна, Купер перестал ждать, когда она поднимет свою уродливую голову, но к такому он точно не готов. Сквозняк и хлопнувшая дверь оповещают его, что он остался один. Ну разве что в компании битого стекла, наполнившего его желудок. Надо отправить Блейна обратно в Огайо или в Нью-Йорк, или к черту на рога – куда-нибудь, где есть толковые психоаналитики, поднаторевшие в разрешении гормональных взрывов у ранее условно стабильных подростков. *** У Купера был план. Ну ладно, не совсем план, а твердое намерение отправить брата куда-нибудь подальше от себя. Три часа спустя после разговора в ванной они оба входят в служебный вход Xquisite. Даллас насмешливо интересуется, когда Купер решил сменить совершеннолетних девочек на несовершеннолетних мальчиков. – Это мой младший брат. Блейн. Блейн, это Даллас, хозяин всего этого великолепия. – Решил организовать семейный бизнес, Куп? Только учти, что это незаконно на территории всех штатов, он слишком молодо выглядит. Но совершенно очарователен, не спорю. – Приятно познакомиться, – говорит Блейн. Купер смотрит на брата, на его опущенные ресницы и смущенную улыбку, которая тут же сменяется совсем другой эмоцией – невидимое глазу микровыражение, смещение нескольких лицевых мышц буквально на миллиметр, и на Далласа и Купера смотрит уже совсем другой Блейн, знакомый незнакомец, живущий у Купера весь последний месяц, но так и не ставший ни ближе, ни понятнее. Улыбка из смущенной превращается в обольстительную, свет софитов со сцены отражается цветными всполохами на дне зрачков; он сознательно манит, тянет на себя чужое желание, выдирает его против воли. Даллас ухмыляется и качает головой. – Определенно очаровательный малыш. В голове Купера вдруг включается невидимый таймер. Как во всех этих боевиках и триллерах среднего пошиба, где спрятанная в темной комнате бомба показана крупным планом – красные цифры и их неминуемый обратный отсчет. Пиздец, понимает Купер, мне срочно нужен Хороший Парень, который прибежит и обезвредит адское устройство за три секунды до того, как сработает детонатор. Он пока еще не знает, чем все закончится, но ебнуть должно на славу – голову разнесет в щепки. Езжай домой, Блейни, возвращайся к маме с папой, найди себе хорошего мальчика, с которым будешь петь рождественские дуэты и получать от него в подарок нелепые бабочки. Беги, пока калифорнийское солнце не выжгло тебя дотла. Пока неоновые огни ночного ЭлЭй не понеслись по твоей кровеносной системе вместе с коксом и текилой. Пока ты еще можешь сам контролировать ритм. Ничего из этого Купер не произносит вслух. Вместо этого он говорит: – Пойдем, познакомлю тебя с остальными ребятами. За какие-то паршивые пять минут, проведенные в клубе, апатия Блейна деградирует до чересчур наигранного энтузиазма. Он разве что не подпрыгивает в нетерпении. Пиздец, еще раз думает Купер по дороге в гримерку, ощущая между лопаток привычный зуд от пристального взгляда. Что происходит, Блейни? *** Блейн проводит в клубе больше времени, чем Купер. Он таскается за Далласом, выполняет какие-то мелкие поручения и выглядит вполне довольным жизнью. Выглядит почти как раньше, почти совершенная подделка под себя прежнего – приветливый, добрый и улыбчивый мальчик Блейни, да только декорации ночного ЭлЭй отчетливо оттеняют неприятную правду – его младший брат все еще потерян, и Купер не знает, где искать. Утешает он себя тем, что Блейн все время на виду и вроде бы благоразумно держится от неприятностей подальше. Да только вот в Калифорнии неприятности находят тебя сами – об этом Купер успел забыть. *** Минни или Мэнди, или Мелинда – имя совершенно точно начиналось на “м” – стонет так громко, что Купер не сразу замечает второй голос, зовущий его по имени. Минни-Мэнди-Мелинда настойчиво тянет его за шею, когда он пытается повернуться к двери, чтобы выяснить, какой мудак мешает ему трахаться и не может ли срочное дело, чем бы оно там ни было, любезно подождать, пока он кончит. – Куп, с Малышом беда!... Малыш. Все, начиная Далласом и заканчивая Тито, зовут Блейна Малышом, он не возражает. И только Купер упорно продолжает звать брата по имени. Собственный внутренний протест против калифорнийского солнца, изменяющего людей до неузнаваемости, дающего людям новые имена, наделяющего их ложной уверенностью в собственной неуязвимости, подстегивающего их пороки. Купер старался не выпускать Блейна из поля зрения, старался отследить, чтобы он связывался по-возможности со знакомыми ему, Куперу, людьми, но вся правда в том, что единственное, что Купер в состоянии контролировать в своей жизни – бесконтрольный контроль над ритмом. Жизнь брата перестала поддаваться контролю еще до того, как он пересек границу штата Калифорния. Он не обращает внимания на возмущенные крики Минни или Мэнди, или Мелинды, просто вылетает пулей из кровати, натягивает джинсы уже на ходу, пока Тито что-то пытается объяснить. Купер слышит только обрывки, голова набита ватой, звуки плохо просачиваются и несут еще меньше смысловой нагрузки: без сознания. новые “конфеты”. странный парень этот Рой. скорая. пиздец. несовершеннолетний. На фоне Риччи почти любой кажется маленьким, но миниатюрный от природы Блейн на его руках смотрится совсем куклой. На Купера накатывает странное спокойствие, будто все не по-настоящему, будто они снимают кино и просто все нужно сделать с одного дубля. – Тито, быстро найди Далласа, пусть звонит мистеру Док-на-Особый-Случай, никаких 911, вы же понимаете, чем это грозит всем нам. Смотрит Купер только на брата. Держись, Блейни, все будет хорошо, с тобой просто не может быть по-другому, только хорошо. Держись, маленький брат. – Тарзан, найди этого мудака, который дал брату “конфеты” и приведи сюда. Мать вашу, я же просил не подпускать к нему этот барыжный сброд. – Куп, мы не знаем откуда взялся этот Рой, пришел с кем-то из гостей Далласа. Ты же знаешь, что мы следим за благополучием Малыша. Иногда знать недостаточно. – Доктор уже едет, будет минут через двадцать. – Почему так долго? Ночью все дороги свободны или он, блядь, из соседнего штата едет? – Не кипятись, Куп... Он не кипятится, в нем просто поднимает голову ярость – пока еще смазанная, не в полную силу, будто отсроченная во времени, но уже ледяная и острая. Купера накроет позже, когда жизни Блейна ничего не будет угрожать, а пока что невидимый таймер в его голове отсчитывает двадцать минут и нитевидный пульс на безвольном запястье Блейна. Давай, Блейни, тело должно держать ритм. *** Закрывая за собой дверь, Купер слышит голос брата. Не особо скрываясь, он останавливается у холодильника, в паре шагов до спальни. Голос Блейна звучит слишком бодро для того, кто меньше двух суток назад чуть не отправился на встречу с апостолами. – … да, мам, у нас все отлично. Ага, ты же меня знаешь. Да, я ему передам. Отцу привет. Да, я позвоню на следующей неделе. Я тебя тоже. Пока. Купер прикрывает глаза. Когда же его маленький брат научился так хорошо врать? Когда все изменилось и как можно это исправить? Как починить сломанное или найти потерянное неизвестно где? – Никак, Куп, – устало говорит Блейн. Бодрость, звучавшая минуту назад при разговоре с матерью, исчезла без следа. – И давно я начал разговаривать вслух? – Боишься выболтать секреты? У Блейна хватает совести чувствовать себя виноватым, поэтому он неловко шутит. Пытается. А может быть, он просто еще не успел восстановить свой защитный панцирь, измученный за последние двое суток наркотиками, промывкой желудка, массажем сердца и уколом адреналина. Кое-как стянув футболку, Купер жестом просит брата подвинуться, и залезает под простыню, стараясь не касаться Блейна. Он ненавидит спать на диване и не собирался этого делать. *** Лучше всего у них получается не разговаривать, трусливо огибая острые углы. Они не разговаривают о причинах приезда Блейна, не обсуждают планы на будущее – будущее Блейна, конечно, потому что у Купера его нет даже в очень смутной перспективе, – игнорируют “эпизод с конфетами”, будто если забыть, то он сотрется не только из памяти, но и из жизни. Если бы не противный писк таймера в голове, отсчитывающий минуты-часы-дни до очередной неминуемой проблемы, Купер мог бы сказать, что жизнь вошла в размеренную колею. *** Купер приезжает в клуб после полудня. Сегодня выходной, но Даллас как всегда на месте, сидит за угловым столиком, обложившись финансовыми отчетами. – Привет, красавчик. Купер кивает в ответ на приветствие и идет к бару. Ему нужно выпить. – Ты все пропустил, – продолжает Даллас, наблюдая, как Купер наливает стопку текилы и тут же опрокидывает ее в себя, – Малыш действительно был хорош. Смею предположить, это у вас семейное, вы оба прекрасно чувствуете музыку. Купер не чувствует ничего, только блядский таймер в голове. – Почему мне не сказали, что Блейн выходит на сцену? Еще стопка. Обойдемся без лайма. – Мы думали, ты знаешь. Все-таки Блейн твой брат. Когда я спросил у него, почему тебя нет на шоу, он только пожал плечами. Сказал, что у тебя дела. – Да, я был охуенно занят, чиня кран в душе, который сорвал этот маленький засранец. Даллас смеется, рассматривая ворох отчетов перед собой. – Завтра он опять танцует. Придешь? – Опять в мой выходной? Как удобно. Купер наполняет третью стопку, но, передумав, выливает ее в раковину. – Значит, он справился? – Лучше, чем можно было ожидать. Тарзан сказал, что на репетиции он не блистал, но на самом шоу Малыша будто подменили. Девочки в зале визжали. – Этого у него не отнять, – Купер трет уставшие глаза. – Подменыш. Даллас не уточняет, что он имеет ввиду. *** – И когда ты собирался мне сказать? – Примерно никогда? – отвечает вопросом на вопрос Блейн. У него до предела расширены зрачки, и он без конца облизывает губы. – Пить хочу. В крошечной кухне почти нет места для двоих, но Блейн как-то умудряется перетекать в пространстве, минуя Купера. Тот чувствует тепло, исходящее от брата, – Блейн впитывает в себя калифорнийское солнце куда быстрее допустимого. Скоро он начнет отдавать это тепло, растрачивать пустоту, пускать по ветру невесомость. Таймер в голове Купера сбивается на мгновение и убыстряет ход. В расширенных зрачках Блейна отражаются неоновые огни. ЭлЭй сожрет тебя, глупый брат; он сожрет нас обоих. – Завтра я приду посмотреть на тебя. И ты должен быть кристально-трезвым, иначе Даллас не выпустит тебя на сцену. Блейн снова облизывает губы и залпом выпивает стакан воды. Одно из побочных действий кокаина – сухость во рту и сильная жажда. *** Купер врубает музыку на полную и давит педаль газа так яростно, что на очередном перекрестке едва вписывает в поворот. На дорожном полотне остаются черные полосы, отрицающие все законы физики и гравитации. Машина не встает на бок только чудом. Мерный писк таймера ебет его в голову под пульсирующий ритм сабвуфера. Купер уверен, что продолжит гнать, даже когда бензин закончится. Он продолжит гнать на чистой энергии, такой осязаемой, что сейчас он должен быть похож на какого-нибудь светящегося супергероя из комиксов. Через пятнадцать минут он тормозит машину у дома Минни. Или Мэнди. Или Мелинды. Все, что Куперу сейчас нужно – забыть Xquisite, забыть, как Блейн прогибается на сцене и смотрит через весь зал в ту точку, где стоит Купер; как брат улыбается, будто знает что-то такое, о чем Куперу только предстоит узнать. – Тик-так, – говорит Блейн, – время вышло. Все, что Купер знал о себе и о брате, в один паршивый миг обнуляется. – Привет, детка, – говорит Купер, когда Минни или Мэнди, или Мелинда открывает дверь. – Мелисса, Куп. Когда ты наконец запомнишь, как меня зовут. Но она все же впускает его. Может, у нее тоже сегодня жизнь по нулям. *** – Даллас сказал, что ты не дождался конца шоу. Тебе настолько не понравилось? – Когда ты собираешься перебраться обратно на диван? Моя кровать готова предоставлять привилегии только болеющим младшим братьям. Ты здоров уже три недели. – Ты не ответил на мой вопрос, Куп. – Значит, теперь ты согласен на нормальные диалоги? – Нет, но я хочу узнать, почему ты смылся. – Пошел вон. У меня выступление через пять часов, мне надо поспать. Блейн сдается, и почему-то именно это всерьез беспокоит. Купер чувствует, что где-то его опять наебали, но с этим можно разобраться и позже. Завтра, например. Или в любимом братом “примерно никогда”. *** – Ты знаешь Фрэнка, Куп? Нет, он не знает – ни Фрэнка, ни дьявола, ни господа Бога; Блейн опять на сцене, и Купер сейчас не знает даже себя. Даллас не сдается. – За пятнадцатым столиком, Куп, посмотри. Съеби, Даллас. До конца номера бесконечные три минуты, так что просто съеби. – Куп. Пятнадцатый столик. Он хочет нашего Малыша. Купер медленно поворачивает голову в сторону указанного столика. Фрэнк Симмонс: шесть футов пять дюймов, костюм-тройка за семь штук, владелец гей-клуба в западной части города и редкостное мудло по совместительству. Купер смотрит на Фрэнка, потом на сцену, где заканчивает свой номер Блейн, и в конце-концов поворачивается к Далласу. Ему даже слегка смешно. – Ты же не серьезно сейчас? – В этом есть рациональное зерно, Куп. Малыш хорош, но все же не совсем наш формат. В “райских пташках” он будет смотреться лучше, там любят таких мальчиков. И деньги хорошие. – Ты совсем ебанулся, если предлагаешь мне такое! – Не я предлагаю тебе, Куп, а Фрэнк предлагает Блейну. Он большой мальчик, разберется со своей жизнью сам. А тебе пора подумать о своей. – Он. Мой. Младший. Брат. – чеканит Купер. – Тогда, возможно, тебе стоит напоминать себе об этом чаще. Это не мое дело, Куп, но ты смотришь. Даллас уходит, а Купер так и остается стоять, словно прибитый гвоздями к барной стойке. Милостивый Боже, Иисус уже расплачивался за наши грехи. Хотя за два тысячелетия срок любого контракта истечет, Ты прав. Голову наконец-то разносит в щепки. *** Неделя смазывается мутным пятном. Время взбито блендером, как и мозги Купера. Он не трезвеет; не знает, где находится и кто его окружает. Ему весело, так охуенно весело сейчас: Блейн танцует в золотистых лучах калифорнийского солнца, у него на ресницах оседает белая пыль, синие и красные блики неоновых вывесок скользят по коже, Купер повторяет их путь своими губами. Он смеется. – Я люблю тебя, Блейни. Ты соткан из солнца и ветра, но я все равно люблю тебя. – Блейна здесь нет, – говорит кто-то. Идите нахуй, Блейн всегда рядом со мной, я нашел его, у меня получилось. Он потерялся, но я его нашел. Да, Блейни? *** Блейн делает первый шаг. Второй. Он приближается к входной двери, медленно берется за ручку; Купер не останавливает его. Полупустой рюкзак за плечами, футболка с полустершимся принтом и строго отмеренное, высчитанное с точностью до миллиграмма, “никогда”. – Я позвоню позже. – Опять сбегаешь, да? – Необходимые превентивные меры, ничего личного. Ничего личного. Очень мило с твоей стороны, братишка. “Позже” оправдывает звание “никогда”. *** Шоу четыре раза в неделю. Выписка из банковского счета раз в месяц, хороший процент. Волосы Мелиссы действительно пахнут мятой. Никакого кокаина за ужином и виски за завтраком. Кран в ванной больше не срывает. Мир с Далласом восстановлен. И, кажется, даже ЭлЭй перестает так сильно выгорать под солнцем. Пять месяцев все идет хорошо. Давно надо было понять, что Тито полноправно заграбастал к рукам титул Мистер-Дерьмовая-Новость, когда дело касается Блейна. – Малыш молодец. Меньше чем за полгода стал ведущим танцором у Фрэнка. Купер малодушно надеется, что они сейчас про какого-то другого Малыша говорят. – Да, – подхватывает Риччи, – даже те мальчишки, что пришли раньше него, не ставят ему палки в колеса. А “пташки” никогда не отличались мирным нравом. – Малыш очарует самого черта, да, Куп? – смеется Тито. Тупой, очень тупой, самый тупой из всех тупых вопросов вопрос: – Блейн все еще в городе? *** Он идет за братом три квартала, пока тому первому не надоедает играть в долбоебов. Блейн резко останавливается, разворачивается и ждет, когда Купер подойдет ближе. Выглядит он порядочно разозленным – давным-давно позабытый Блейн, который умел честно показывать эмоции. Хреновый день, братишка? А у меня хреновый город и мудацкое солнце в глаза. – Ты обещал позвонить. – А ты обещал меня найти. Тогда, в самый первый день. – Не спал, значит? – Наконец-то проснулся пять месяцев назад. – И что теперь? – Это ты мне скажи. Купер считает трещины на асфальте. В четыре утра на дорогах совершенно пусто, поэтому они стоят прямо на проезжей части, вдоль разделительной полосы. Серые пыльные отпечатки на свежей белой краске. Он молчит. Блейн опять злится. – Я устал принимать за тебя решения, Куп. Это ты, блядь, именно ты потерялся, а не я! – его голос звенит, того и гляди разлетится острыми осколками прозрачного стекла. – Давай хотя бы раз в жизни ты что-то решишь сам. Визг тормозов, пронзительный вой клаксона где-то слева, но они даже не вздрагивают. Разделительная полоса соединяет носки их кед. – Мне страшно, – признается Купер. – Охуеть как страшно, Блейни. – Ну давай же... – Хорошо. Тампа? Сарасота? Джексонвилль? – Хочешь во Флориду? – Не особо. – Тогда давай махнем в Луизиану. – Ты разве любишь джаз? – Люблю один сериал про вампиров. – Дрочишь на высокого блондина? – Заткнись, Куп, – наконец-то на лице Блейна расцветает искренняя улыбка. – И на диване я спать больше не буду. Калифорнийское небо без предупреждения обрушивается ливнем. Блейн срывается с места, втопив вдоль разделительной полосы, раскинув руки, подставляя всего себя дождю. Сотканный из солнца и ветра мальчик, не ЭлЭй впитал тебя, а ты – его. Купер бежит вдоль белой линии; пульс чеканит ровный ритм. Блейн оборачивается на бегу и кричит что-то, порыв ветра тут же уносит его слова дальше, но Купер знает. Они бегут вдоль разделительной полосы – вместе.