***
— Почему ты просто не можешь сделать так, как я сказал? — Тобирама скрипнул зубами, едва сдерживая злость. — Во-первых, потому что ты сказал, — прошипел Изуна, глядя ему прямо в глаза. — Во-вторых, потому что это паршивый план. — И у тебя есть получше? — Конечно есть, — ядовито отозвался Учиха, с силой отталкиваясь от заваленного кипой бумаг стола. Распределить обязанности в общей деревне было весьма проблематично, но всё же выполнимо. В итоге Тобирама наводил порядок в документах с присущими лишь ему дотошностью и перфекционизмом, а также занимался проработкой стратегий для миссий. Изуна же больше времени уделял клану, чтобы по максимуму разгрузить брата в этой непростой задаче, а ещё за ним была группа специального реагирования, которая выходила на особо сложные миссии. — Мы разберёмся втроём, — брюнет посмотрел в окно, пытаясь найти там что-то получше лица Сенджу. То есть что угодно. — В банде девятнадцать человек, а ты предлагаешь отправить троих? — Тобирама повертел в руках отчёт разведки и бросил его обратно на стол. Он успел выучить его наизусть. — И только семеро шиноби, — раздражённо выдохнул Учиха. — Слушай, ты когда в последний раз выползал из кабинета или библиотеки? Неделю назад? Или месяц? — он вопрошающе обратился к альбиносу и, не дожидаясь ответа, продолжил: — А я вот часто из Конохи выхожу, представляешь? И скажу тебе, что отдаю отчёт в своих действиях. Сенджу с минуту прожигал его взглядом. С одной стороны, отправлять троих человек против девятнадцати — чистой воды самоубийство. С другой — пойдут опытные шиноби из клана Учиха. Изуна ещё ни разу не подводил, не ставил на кон успех миссии, все его действия были оправданы. И хоть он был вспыльчивым бараном, которого Тобирама с трудом выносил, на поле боя он преображался. — Делай, как знаешь, — бросил Сенджу-младший и потянулся к очередному свитку. Изуна удовлетворённо хмыкнул и вышел из кабинета. Когда опустились сумерки, Деревня Листа стала медленно погружаться в сон. Тобирама, закончив дела в Резиденции Хокаге, привычно сидел в закрытой секции библиотеки и пытался разобраться в добытых недавно свитках. Техника, которая таилась за витиеватыми символами фуиндзюцу, была скорее из области фантастики, чем из разряда «разберусь и будет рабочая». Альбинос всегда был чем-то занят: сидеть без дела было равносильно смерти. Он дышал работой. Любой. Утром тренировка, день на разбор проблем деревни и клана — ведь Хаширама, как всегда, что-то напутает, — вечером библиотека. Больше всего ему нравилась последняя часть. Вечером, когда никто не бегал к нему по поводу и без, когда весь мир вокруг стихал, он мог заняться тем, что действительно ему нравилось. Собирая знания по крупицам, Тобирама был уверен, что рано или поздно он найдёт им применение. Так было, например, когда он заинтересовался барьерными техниками. Теперь они надёжно служили защите их нового дома. Так было, когда его смекалка упростила создание взрывных печатей, чем облегчила жизнь большому количеству шиноби. Но последняя неделя была не такой, как все предыдущие. Даже находясь в состоянии войны, Тобирама чётко понимал, что он изучает и для чего. А сейчас… Он в очередной раз всматривался в прожжённый в нескольких местах свиток и совершенно не понимал, что ему с этим делать. Из доступной информации следовало, что существовала возможность воскрешения мёртвых. Каким образом и в каком виде предстанут почившие — загадка без ответа. Данных было катастрофически мало: кроме того, что свиток явно был стар — он пострадал в пожаре. Подобная техника была бы привлекательной, если бы мёртвые были разумны и могли выполнять приказы. В любой войне это стало бы абсолютным преимуществом. Но чудовищные чакрозатраты… Природное любопытство не позволяло Сенджу забросить этот документ, пусть он и понимал, что отсутствие механизма работы техники сводило всё к уровню «придумай технику заново сам». Слишком сложно. Слишком низкий приоритет. День казался бесконечным. В голове была туманная пустота. Где-то на периферии замаячила знакомая чакра. — Ты что, с Изуной опять поцапался? — преувеличенно бодро поинтересовался Хаширама, едва переступив порог кабинета, в котором расположился сенсор. — И с чего ты взял? — не отрываясь от своих записей, уточнил Тобирама. — Потому что ты всегда с ним ругаешься? — хохотнул Сенджу-старший. — Ладно, просто он был похож на кота, который отловил всех мышей в доме и теперь ждёт за это сердечной благодарности. — Когда? — Когда вернулся. Я вообще не думал, что ты дашь его задумке место быть. Как всегда радуешь, отото. — В смысле вернулся? — Тобирама развернулся к брату и нахмурился. — Ты хочешь сказать, что он уже закончил свою миссию? — Да, они вернулись полчаса назад. Всё в порядке, даже ранений почти нет. Тобирама невольно застонал. Какого чёрта происходит у этого Учихи в голове? Где нормальный план? Посреди дня нападать на лагерь бандитов? Они же только этим утром разговаривали. Поехавший Изуна, которому всегда везёт.***
Тобирама всегда был уверен в себе и своих решениях. Потому что он взвешивал все «за», «против» и «может быть». Просчитывал всё на десятки ходов вперёд. У него не было права на ошибку. Сенджу блестяще выполнял возложенные на него обязательства. Никто не мог упрекнуть его в некомпетентности или промахе, даже когда такие случались. Для всех было очевидным, что он выкладывался по максимуму. Но мало кто знал, что за обычно холодным и спокойным человеком скрывался целый океан боли и переживаний. С тех давних пор, когда отец впервые отвёл ему руководящую роль в миссии, каждая ошибка, как хлыст, била Тобираму. Он не хотел ранений или смертей, не хотел провалов. Каждый раз альбинос становился лучше, сильнее и мудрее. Всё содеянное необратимо оставляло отпечаток на личности человека. Из вороха ошибок прошлого появился настоящий Тобирама. Который тяжело переносил потерю кого-то из людей на миссии, ведь искренне верил, что это его вина — просчитался. Сенджу-младший понимал, что взвалить всё на себя одного совершенно нерационально. Это уменьшало эффективность решения проблемы, но… Когда твой приказ вершил человеческие судьбы, никакие аргументы не смогут спасти от жгучей, острой и до боли разрывающей сердце темноты. Ты снова просчитался, Тобирама. Из близких у него был только Хаширама. И альбинос совершенно не стремился подпускать к себе ещё кого-то. Слишком больно терять… К тому же, всё время он проводил за работой: ему некогда было слоняться по барам, как старшему брату, ходить на праздники, как всему клану. Совершенно некогда. А ещё неинтересно. Тобирама заставлял себя делать вещи, которые ему не нравились, которых он сторонился, потому что так было нужно. Раз за разом, переступая через себя и свои увлечения, он превознёс сначала интересы клана, а затем и Конохи. Вот чем должен быть занят младший Седжу. Со временем Тобирама так к этому привык, что ненавистные вещи превратились для него в обычную рутину, а его интерес стал равен интересам жителей Деревни. И он считал это нормальным. Круг нерабочего общения Тобирамы составляли Хаширама, что вечно пытался вытащить брата в люди, Мадара, который в эти самые выходы выглядел мрачнее обычного, и Изуна, всюду сопровождавший старшего брата. А ещё с последним младший Сенджу иногда и тренировался. Долгие годы противостояния и сражений позволили им изучить друг друга вдоль и поперёк. Бой на мечах или врукопашную — разницы нет. Каждый из них знал, что последует за тем или иным шагом противника, а также то, что предпринять против такого действия. Они не задумывались — тело будто само реагировало на все выпады. В моменты тренировочных боёв Тобирама и Изуна не ненавидели друг друга. Их сражение было способом отдохнуть от работы, сбросить напряжение, что неизменной тенью следовало за всеми, кто занимал высокие должности. В такие моменты они были просто людьми без имен и званий. Но всё снова возвращалось на круги своя, стоило им переступить границу полигона. Тобираму раздражало чуть ли не каждое действие Учихи. А Изуна отвечал ему взаимностью. Они могли сколько угодно рычать друг на друга наедине или в присутствии братьев, но в остальное время — это непозволительная роскошь. Они — лицо своего клана и не имели права вести себя неподобающе. Подавляя в себе эмоции, Тобирама забывал об их существовании. Как ему казалось. Но эмоции это не то, от чего можно было легко избавиться. И как бы Сенджу не старался, он раздражался, злился, радовался, веселился, недоумевал, грустил. И в такие моменты Тобирама жалел, что и его постигла слабость, присущая абсолютно всем. Эмоции сделали из простого мальчишки великого воина. Они выковали его в жаре сражений. И они же каждый день стремились задушить и похоронить. Переговоры всегда отнимали много времени, потому как каждый пытался урвать для себя максимум выгоды. Обычно на них отправляли Хашираму: он всегда мог заболтать кого угодно до чего угодно, главное — следить, чтобы лишнего не ляпнул. В этот раз переговоры не имели какого-то грандиозного масштаба, но были стратегически важными. Страна Огня была богата на различные ресурсы, но весьма бедна на металлы. Потребность в оружии заставляла обращаться к другим землям. Радовало то, что контакт со Страной Железа был весьма неплохо налажен, и тратить лишнее время не пришлось. Управившись за пару дней, отряд во главе с Тобирамой возвращался обратно в Коноху. По настоянию Хаширамы помимо двоих Сенджу в отряд включили двоих Учих. К чести Изуны он не пытался развязать с Тобирамой конфликт или пустую перепалку, действовал собрано и сдержано. И спокойно подчинялся любым приказам, даже когда Сенджу протестовали. Ещё один Учиха, взяв в пример брата главы клана, молча выполнял всё, что скажут. На этой миссии Тобираме впервые показалось, что на поле боя спокойнее выходить с Учихами, чем с Сенджу. Уже почти на границе со Страной Огня Тобирама почувствовал засаду. Страна Железа держала строгий нейтралитет уже долгое время, потому на её территории почти не происходили конфликты и стычки, оттого эти земли были достаточно безопасны. Все соглашались с подобным положением Страны Железа. Все, кроме Страны Земли, ведь у неё в достатке было железных рудников, за которые и шла борьба в других странах. Именно поэтому шиноби Ивы периодически забывали об общей договорённости и устраивали засады на территории нейтральных земель. Пройти мимо них было весьма проблематично: враги словно знали маршрут отряда Тобирамы, будто ждали именно их и именно сейчас. Распределённые вдоль границы оппоненты были готовы без промедления втянуть их в бой. Сенджу подал условный знак и остановился, сосредотачиваясь на собственных ощущениях. — Впереди около тридцати человек, скрывают чакру, — оповестил Тобирама. — Судя по всему, ждут нас. — Крыса завелась в Деревне, — медленно протянул Изуна, доставая катану из ножен. — С ней мы разберёмся позже. Тобирама был согласен с тем, что придётся принять бой. Численное преимущество было явно не на их стороне, однако наверняка противник ещё не понял, что его раскрыли. Пришло время быстро составлять стратегию, а заниматься этим должен был капитан. Именно на него возлагался груз ответственности отправлять в бой людей, которых в шесть раз меньше, чем противников. Пусть с ним были опытные и сильные шиноби, любая ошибка могла иметь плачевные последствия. В их распоряжении были скорость, массовые техники и неплохой объем чакры. Тобирама скосил взгляд на соклановца: у него мощные техники дотона, можно ограничить вражеских шиноби в движении и разделить. Одновременно отвлечь дымовыми шашками, а там… Учихам не нужна стопроцентная видимость, чтобы уничтожить противника: шаринган видит токи чакры и прекрасно запоминает местоположение врага. Всё же иметь такое додзюцу в союзниках — большая удача. Остальных Тобирама и другой его соклановец спокойно раскидают суйтоном, а потом можно и добить. Простой план, который завязан на неожиданной атаке. Но у врага явно был сенсор. Однако настолько ли он хорош как Тобирама? Вряд ли. Значит, среагировать быстро они не смогут. Шиноби Ивы были неплохо подготовлены: у них была информация, было время устроить засаду и составить план. Но хорошую подготовку нивелировала излишняя самоуверенность. За что они и поплатились. После этого инцидента шиноби Страны Земли в край обнаглели: обиженные своим провалом, они стали несанкционированно пересекать границы Огня, совершать набеги на пограничные деревни и устраивать стычки с патрулями. Дайме и недавно появившийся Цучикаге наотрез отказывались вести диалог, считая, что во всём виновата Коноха. Объявлять войну никто не торопился, но долго так продолжаться не могло. Разведка донесла, что Камень готовит крупную вылазку в одно из поселений, расположенное достаточно глубоко в Стране Огня. Наглость, не иначе. Тобирама собрал отряд, чтобы в очередной раз вышвырнуть наглецов за пределы Страны Огня. Двенадцать сильнейших шиноби. Двенадцать лучших. — Изуна, ты понял план? — Тобирама сверлил дыру в собеседнике. — Похоже, что «нет»? — беззаботно повёл плечами брюнет. — В кой-то веке твой план хорош. Только не могу понять, зачем заходить с запада — там же повсюду скалы. Отдавать преимущество врагу… — Зайдёшь с юга или востока, в конечном итоге подставишь гражданских под удар, — выдохнул Сенджу. Который раз он ему это говорил? — Мне это не нравится. — Тебе всегда что-то не нравится. — Не всегда, — Изуна изобразил подобие улыбки и тенью выскользнул из кабинета. Да что с тобой не так, Учиха? Они вернулись через три дня, выполнив свою миссию в точности, как велел Сенджу. Крупный отряд Ивагакуре был уничтожен, разбит в пух и прах. Никто из них уже никогда не вернётся в Страну Земли. И едва ли Камень скоро решит повторить подобное. Вот только… Ты снова просчитался, Тобирама. Сколько раз Изуна посылал к чертям планы младшего Сенджу? Бесчисленное множество, ведь иметь стратегию — это хорошо, а ориентироваться по обстоятельствам — совсем другое. Обычно Учиха так и делал: редко что-то можно было подбить под план Сенджу, когда он выходил с отрядом. На одиночных миссиях куда не шло, но когда на тебе ещё и ответственность за других — увольте, Изуна предпочитал успех с минимальными потерями, нежели чем полный разгром. В этом и заключалась роль капитана — быстро реагировать на изменяющуюся ситуацию и выбирать правильный путь. Тобирама честно предполагал, что и в этот раз Учиха сделает всё по-своему. В его стиле было бы выйти как раз из лесного массива, а не с запада, как предложил Сенджу. Это дало бы ему преимущество и оттеснило противника подальше от селения. Скалистая местность всегда была для него в меньшем почёте: слишком открытое пространство, почти негде спрятаться. Лучше бы чёртов Учиха как всегда пренебрёг его словами, тогда бы Тобирама не завёл своих же шиноби в ловушку. Тогда бы Изуне не пришлось лихорадочно изменять план и сражаться на пределе своих возможностей. Мангекё дарит воистину невероятную мощь. Но как же сильно он отравляет тело и душу. Рассредоточенное внимание, усталость, временная слепота — этого хватило, чтобы Изуна пропустил несколько серьёзных ударов. Отсутствие времени и ирьёнина… Этого оказалось достаточно, чтобы Смерть забрала Изуну себе.***
Сначала Изуна был соперником, затем он стал соратником, а потом… А кем он был потом? Тобирама не решался давать какое-то описание тому, как он относился к этому Учихе. Потому что привычные попытки ограничить себя в мыслях, чувствах, действиях давали чудовищные сбои, стоило в зоне видимости появиться Изуне. У него была удивительная способность выводить Тобираму одним своим присутствием, внешним видом. Будто он долгие годы учился этому искусству. Сенджу описывал это как вражду, ненависть, соперничество, неприязнь, но… устал отрицать, что это совершенно не то, что он испытывает. И ему не хотелось искать ответ на вопрос: «Что же это за чувства?» У него всегда хватало других забот, требующих повышенного внимания. Тобирама завалил себя работой, зная, что это поможет отвлечься от размышлений над тем, что творится у него в душе. Вечером он придёт уставший и с пустой головой ляжет спать. А утром всё повторится снова. Первое время сенсор списывал душевную боль на знакомое чувство осознания ошибки. Как бы он не относился к этому Учихе, кровь останется на руках Тобирамы. Это Сенджу подписал ему смертный приговор. Это был его приказ, который Учиха не нарушил. Когда Изуна часами спорил с Сенджу-младшим о недальновидности решений последнего и измором брал его, в конце концов следуя собственному плану, всё проходило хорошо. Даже идеально. Ты снова просчитался, Тобирама. Это была первая миссия, когда Изуна сделал так, как сказал альбинос. Она же стала последней. Но Учиха не ослушался, хотя мог. Почему? Боль не утихала. Эта рана в душе расползалась, разрасталась, будто каждый новый день кормил её. Она стремилась поглотить Тобираму, сделать своим рабом. Время было на её стороне: каждое мгновение отягощала непосильная ноша, скребущая когтями глубоко в душе. Тобирама уже месяц плохо спал. Он стал рассеянным, невнимательным, естественно это отражалось на работоспособности. А ещё это чертовски злило Сенджу-младшего. Хаширама насилу отправлял его домой отдыхать. Но спать Тобирама не мог. Он раз за разом видел кошмары. Видел, как дыхание жизни покидает измученное и окровавленное тело Изуны. Как меркнет его шаринган, и угасает искра жизни в глазах. Как синеют его тонкие губы и кровь заливает белый веер клана Учиха. С этим что-то нужно было делать, но никакие травяные отвары, настои, и что бы то ни было, не помогали. Чего Тобирама хотел добиться? Что ему было нужно? Прощение? С лёгкой руки Тобирамы погибло множество людей, но именно после этой смерти ему жизненно важно было попросить прощения. За свое поведение. За боль, которую мог причинить. За раздражение, которое вызывал. За внимание, которого не уделял. За то, что лишил жизни…Бесполезно просить небо о дожде — оно не внемлет зову просящего.
Можно было бы выговориться старшему брату: Хаширама не осудит, наоборот, поддержит и с радостью выслушает. Но Тобираме не станет от этого легче. Ядовитые эмоции разъедали его сильнее и сильнее, ему нужно было дать им выход, но… …они не планировали никуда уходить. Даже Мадара уже пришёл в себя и стал адекватно реагировать на окружающих людей. Он справился с потерей брата. Справится и Тобирама? Но он не потерял брата. Сенджу даже не понимает, кого потерял. Или не хочет понимать. Совсем. Сенсор забрал все свитки, над которыми работал, к себе домой. Он не оставлял надежды на то, что это отвлечёт его. В один вечер взгляд зацепился за старый прожжённый свиток, в котором утопически говорилось о воскрешении мертвецов. Когда-то эта идея показалось Тобираме интересной, но бредовой. Сейчас она кажется ему его единственным спасением. Тобирама загорелся этим, понимая, что если он не добьётся успеха, то боль внутри сожжёт его. Это был его выход. Это было то, чего ему не хватало. Дышать стало чуть легче. Утром он корпел над свитками, днём работал в Резиденции, а вечером снова возвращался к свиткам. День за днём, забывая о том, какой сейчас месяц или время года. Забывая своё имя. Задумавшись однажды над тем, почему он, этот чёртов Учиха, не противился указаниям Тобирамы, в голову Сенджу назойливо лез только один ответ — доверие. Изуна доверял тебе. Но это выглядело как полнейший бред.***
Прошло чуть больше двух лет, прежде чем одержимый безумной идеей Тобирама добился успеха. Множество экспериментов, успехов и провалов. Он получил огромное количество опыта и важной информации для будущей работы. Тобирама взял себе трёхдневный отпуск. Потому что ему нужно было побыть одному. Никто не должен был знать о том, что он делает. Невероятный трепет охватил мужчину, когда он раскрыл свиток с техникой, которую ему удалось закончить. Эдо Тэнсэй. Ему наплевать на жертву, которую нужно принести. Этот преступник всё равно будет казнён, так пусть послужит благому делу. Руки Тобирамы дрожали. То есть сейчас он встретится с Изуной? Когда его поглощала боль и не выпускали из цепкой хватки кошмары, когда Тобирама просиживал ночи напролёт за созданием этой техники — он не задумывался о том, что ему придется говорить. Хотел попросить прощения? И всего-то? Но сейчас это не казалось ему чем-то неправильным или глупым. Тобирама был уверен в себе и своём поступке. Он поступал правильно. Даже если потом его кто-то осудит. Осталось лишь наполнить печать чакрой и… …Призыв: Воскрешение Нечестивого Мира. Тобирама не слышал надрывные крики человека, что стал сосудом для воскрешаемого Учихи. Сенджу вообще ничего не слышал, его дыхание остановилось и сам он замер, наблюдая за тем, как завершается техника. И в очертаниях осуждённого появляются знакомые черты. Спустя полминуты перед ним, всего в паре метров, стоял Учиха Изуна. Брюнет вздрогнул и зажмурился, словно вышел на яркий свет. Но в стенах пещеры горели только факелы; не было ни солнца, ни луны, ни намёка на них. Изуна недоверчиво открыл глаза и быстро огляделся. Не заметив никого, кроме Тобирамы, он силился понять, что произошло. — Тобирама, — хрипло заговорил парень, — что проис… ходит… Вопросов у Изуны стало только больше, когда Сенджу ни с того ни с сего оказался прямо перед ним и крепко обнял. Так, будто хотел удушить. Словно не хотел отпускать. Так, будто боялся потерять снова. Изуна должен был бы начать терять сознание от такого напора. Тобирама всегда был выше и сильнее физически, но сейчас это не доставляло ему дискомфорт. Учиха мало что мог припомнить, будто его хорошенько так приложили по голове тяжелым. Воспоминания понемногу прояснялись: помнил, как что-то кричал ему соклановец, как громыхали рядом взрывы, как умирал… А где он теперь и почему здесь Тобирама? Уцепившись за локоть Сенджу, Изуна потянул его вниз, призывая отпустить его. Тобирама ослабил хватку, но не отступил. — Ты объяснишь, что происходит? — спокойно спросил Учиха, с трудом узнавая собственный голос. В ответ альбинос молчал. Изуна чувствовал надрывное биение его сердца и рваное дыхание, напряжение его тела и, к своему удивлению, ощущал холод его рук. При желании брюнет мог отступить, оглядеть извечного соперника и посмеяться над ним. Но никогда он ещё не видел Тобираму таким — нерешительным и… испуганным? И это сбивало с толку. — Я закончил одну технику, — тихо отозвался Сенджу спустя минуту. Его голос подрагивал, а в горле пересохло. — Рад за тебя, — неопределённо отозвался Учиха. В его голосе не было иронии или недовольства, просто Тобирама снова замолчал, а объяснения происходящему так и не было. — Эта техника, она… — сенсор глубоко вздохнул, собирая остатки всех своих сил, — она воскрешает мёртвых. Мёртвых? Изуна нахмурился. — Ты умер на последней миссии… — едва различимо произнёс Сенджу. Всё-таки умер? Это объясняло хотя бы то, почему Изуна оказался в непонятном месте и почему почти ничего не помнит. Хотя его память стремительно возвращалась, напоминая обо всём, что творилось в жизни. Он умер. Но почему-то оказался в мире живых. Почему? — Тобирама, зачем ты меня воскресил? — Изуна отступил на пару шагов назад, пытаясь поймать взгляд альбиноса. Но тот не поднимал ни опущенной головы, ни взгляда. — Кажется, я хотел извиниться… — хрипло отозвался сенсор. — Кажется? Извиниться? — Изуна часто заморгал, пытаясь понять, не ослышался ли он. — Ты о чём, Сенджу? Тобирама долго думал над тем, что он скажет ему, когда снова увидит. Его монолог был идеально отшлифован и заучен до автоматизма. Но что-то пошло не так, и сенсор не мог вспомнить ни единого слова. — Это ведь я виноват в твоей смерти, — разглядывая факел неподалёку, заговорил Сенджу. — Не стал бы настаивать на выборе того направления и… ты бы поступил иначе, по-своему. Остался бы жив, как и всегда… Почему ты не сделал по-своему? — Тобирама перевёл невидящий взгляд куда-то за спину Учихи. С одной стороны, могло показаться, что Тобираме было нужно отпущение всех его грехов, долгое время терзавших душу. С другой стороны, стоило ли из-за этого так заморачиваться, создавать технику и воскрешать именно его? — Впервые решил послушать тебя до конца, — хмыкнул Учиха. — И вот к чему это привело, — развёл он руками. Его память полностью вернулась. Точнее, прояснилась: словно парень никогда ничего не забывал. И наверное логичной реакцией было броситься на Тобираму и хорошенько его отметелить — Учиха чувствовал в себе чакру и мог поспорить, что шаринган сможет активировать, — но это было глупо. Что бы от этого изменилось? Он-то уже мёртв. Да и не чувствовал никакой ошибки за Сенджу. Быть шиноби — это постоянный риск. И неизвестно, когда Смерть протянет к тебе руку. На поле боя виновен можешь быть только ты сам. Потому что не был достаточно силён. Тобирама был похож на растерянного котёнка, который, уснув, упал со шкафа и теперь не понимал, что происходит. Напоминание об ошибке заставило его кулаки крепко сжаться. Изуна прав: его ошибка привела к тому, что он умер. — Паршивое ты нашёл время меня слушать, — слегка посмеиваясь, Тобирама закрыл рукой глаза. У него начиналась истерика. Он столько эмоций за раз в жизни, кажется, не испытывал. — Ты недоволен? Мне казалось, тебя это порадует, — хитро прищурившись, спросил Изуна. — Что меня должно радовать? — Сенджу измученно посмотрел на него. — Что я отправил на смерть дорогого мне человека? В планы Тобирамы не входило делиться своими мыслями по поводу места Изуны в его жизни. Да он и сам не хотел с собой делиться своими мыслями по этому поводу, как бы это абсурдно не звучало. Учиха поджал губы на подобное заявление. Ему бы сделать вид, что ничего не слышал. Или что у Сенджу поехала крыша. Но не ему-то теперь с этим жить. — И с каких это пор я стал для тебя дорогим человеком? — спокойно спросил Изуна, скрещивая руки на груди и склоняя голову на бок. Тобирама посмотрел в потолок, будто на нём хотел найти ответ на этот вопрос. Но там была лишь неприветливая темнота. Он шумно выдохнул. Может быть, послушать Хашираму и выговориться? — Понятия не имею, видимо давно, — он посмотрел Учихе прямо в глаза. Сенджу вдруг понял, что ничего не теряет. Как только они договорят, он развеет технику, и Изуна снова исчезнет из его жизни. Может быть, его призрак так и будет преследовать его во снах, однако сейчас он сможет расставить всё по полочкам. Получит ответы на вопросы, которые терзают изнутри долгое время. Но его продолжало трясти. — Отвратительно у тебя получаются извинения, — усмехнулся Изуна. Казалось, его забавляла вся эта ситуация. И это было очень странно, ведь его выдернули из небытия, сообщили, что он мёртв и ещё чего-то от него хотят. Новости не самые радужные. А ему… весело? Непонимание охватило Тобираму, он замер, пытаясь понять, что творится в собственной душе. Что ему следовало сказать? Но голова отказывалась работать, выдавая лишь обрывки слов. И, вопреки всем его ожиданиям, Изуна рассмеялся. — Да, я плохо понимаю, что происходит, — Учиха небрежным движением откинул закрывающие лицо волосы. — Вижу, что чёртов Сенджу опять сотворил какую-то сумасшедшую технику, которой вообще никогда бы не появляться, — он покрутил рукой перед лицом. — Выгляжу почти как живой, но едва ли ощущаю себя им… Техника была не идеальной, потому эмоции, которые были при жизни, возвращались постепенно. Как и понимание сложившейся ситуации. Изуна всегда был умён, но сейчас думал крайне медленно и со скрипом. Но явно оперативнее, чем Тобирама. — Если ты ищешь прощения, то я прощаю тебя, — с улыбкой оповестил он альбиноса. Вот так просто? Тобирама было открыл рот, но слова не шли. Не было никакого понятия, что сказать. Он разрывался между тем, чтобы закричать и рассмеяться. Разношёрстные эмоции сплелись между собой как клубок змей и, в отличие от Сенджу, чувствовали себя прекрасно. — Серьёзно, ты призвал меня в мир живых и теперь не знаешь, что сказать? Как на тебя не похоже, — покачал головой Изуна. — Верните мне моего ворчливого Тобираму, у которого на любой шаг есть план. — Что ты несёшь? — Тобирама закрыл глаза и вцепился руками в волосы. Как будто это могло успокоить отбивающее чечётку сердце. Резко захотелось всё бросить и сбежать. Подальше от этого места. Лишь бы не видеть и не ощущать Изуну. — Может ты, наконец, успокоишься и скажешь всё, что хотел? Я не собираюсь тебя убивать или ловить в гендзюцу, — Изуна провёл рукой по его щеке, привлекая внимание. Это столь неожиданное действие Учихи заставило альбиноса дёрнулся как от удара райтона и в удивлении распахнуть глаза. — Я, конечно, не хотел умирать, но, кажется, ушёл вполне себе достойно. Так что давай поговорим. Тобирама забыл как дышать. Он сам не понимал, что его обескуражило больше: такая благосклонность со стороны Учихи или его прикосновение. — Ты же явно придумал речь, — усмешка коснулась бледных губ. — Давай, Тобирама, я слушаю. Изуна не имел понятия, сколько времени прошло с его смерти и что произошло с этим Сенджу. Но он хорошо видел, что боли в его глазах стало в разы больше. Она и раньше мелькала в его малиновых глазах в минуты гнева и разочарования, но сейчас Тобирама совершенно её не скрывал. Всё, что таилось за непреступной стеной, наконец вышло наружу. Сенджу явно устал изображать из себя непоколебимого шиноби. И убеждать себя в этом. Часть Изуны жалела, что не застала его в таком состоянии при жизни, другая же была рада тому, что ему дали шанс увидеть это сейчас и… помочь. — Я правда хотел только извиниться, — прошептал сенсор, чувствуя, как подкашиваются его ноги. Никогда он ещё не ощущал себя настолько слабым и беспомощным. — Просто знал, что должен был сделать это. Увидеть тебя ещё раз, посмотреть тебе в глаза… — вторя своим словам, он взглянул в чёрные глаза Учихи. Из-за техники они выглядели полностью тёмными, демоническими. Тобирама всегда был убеждён, что Изуна может загипнотизировать любого взглядом, даже не применяя шарингана. Ведь если он терял счёт времени, просто сталкиваясь со взглядом чёрных глаз, то на других это должно было действовать точно так же. Правда ведь? — Хочется столько всего сказать, но в то же время ничего не хочется говорить, — Сенджу поджал губы. — И сам не понимаю, что со мной… Каждый день как предыдущий, такой бесконечный и болезненный. В нём нет ничего хорошего, но нет и плохого. Он просто существует. Я просто существую… Тобирама прикрыл глаза. Вот и какого чёрта он делает? Жалуется Учихе? Дожил. Хотя, быть может, именно этого он всегда и хотел? Изуна запустил пальцы в его волосы и, подавшись ближе, притянул Тобираму в объятия, укладывая его голову к себе на плечо. От этих действий Сенджу окончательно потерял опору и, скорее всего, просто бы упал, если бы его не держал брюнет. Они медленно опустились на холодную и сырую землю пещеры. Но сенсор не ощущал ничего, кроме непонятного тепла, разливающегося по всему телу. — Ты всё делаешь правильно, — ласково сказал Изуна, перебирая его волосы. — Ты нигде не ошибся, Тобирама. — Ты что, утешаешь меня? — прохрипел Сенджу, боясь лишний раз пошевелиться. Ему показалось, что вопреки обещанию его поймали в иллюзию. — И жалею, что не начал делать это раньше, — со вздохом он уткнулся носом в светлую макушку. — Когда живёшь, считаешь, что всё успеешь сделать потом, оттого ведёшь себя совсем не так, как хочешь. И на правах человека, который потерял всё, могу с уверенностью сказать, что совершил ужасную ошибку, выстраивая отношения с тобой не так, как хотел бы. Не знаю, — он скользнул рукой по спине Тобирамы. Сегодня тот в кои-то веке был без брони. Действительно дурак — Изуна мог его и атаковать, — мне казалось, что меня останавливало осознание того, что ты не поймёшь и не оценишь. Но… буквально за пару дней до последней миссии осознал, что мне не стоит бояться что-то испортить. Ведь я даже не пробовал, и не знаю, что бы из этого вышло. А ты, — Учиха тихонько рассмеялся, — в худшем случае просто бы ещё больше меня ненавидел. Я хотел поговорить с тобой после, но не получилось. Тобирама шумно выдохнул: напряжённое до этого момента тело безвольно навалилось на Изуну. Ему много раз в своей жизни не хотелось сдерживать эмоций, но каждый раз он отказывал себе в такой вольности. Но сейчас бессмысленно сдерживаться. — Ты прав, — тихо отозвался альбинос. —Только потеряв что-то, мы узнаем его истинную цену… Боль, словно кровь из открытой раны, струилась из Тобирамы наружу. Вслед за его слезами. Плакал ли он когда-либо раньше? Кажется, нет. Отец с детства запрещал. Тобирама вцепился в Изуну так, словно мог вырвать его из объятий смерти и по-настоящему вернуть в мир живых. — Я старался не замечать, уверял себя в том, что мне кажется, называл очевидные вещи чужими именами, — Сенджу дышал глубоко и часто, сердце бешено колотилось, а голова начала нещадно болеть. — Но даже не представляю, когда именно понял, что люблю тебя. Изуна на мгновение замер, силясь понять: он сейчас правда услышал то, что слышал, или ему показалось. Но едва ли Сенджу мог сказать что-то, хотя бы похожее на это, потому сомнений не оставалось. Учиха отстранился и, обхватив лицо альбиноса руками, стёр с него слёзы. — Пожалуй, стоило умереть, чтобы услышать это, — тепло улыбнулся парень. Изуну вдруг охватило белое свечение. Видимо, техника начала разрушаться. Учиха легко, почти невесомо коснулся губ Тобирамы своими. А после осторожно убрал его руки от себя. — Я буду ждать тебя, Тобирама. Только сильно не торопись, — улыбаясь, прощался брюнет. Сенджу мог лишь наблюдать, как исчезают родные черты, и растворяется такая нежная улыбка. Он не был в силах остановить разрушение техники. Он не был в силах попрощаться в ответ. Но Тобирама знал, что теперь сможет жить, а не просто существовать. — Жди меня, Изуна. Мы обязательно встретимся снова.