Багряный

      Хакурю одолевает страшная, ужасающая Мысль — и он все никак не может отмахнутся от неё, подобно тому, как отмахиваются от надоедливой мухи.       Он пытается занять себя совершенно другим — после войны ему в наследство осталась целая Империя. Точнее, в наследство Коугьеку.       Это отвлекало, но не ненадолго.       Стоило ему оказаться одному, как это Мысль вилась рядом, то и дело копошась в голове, победоносно потирая мерзкими лапками и перебирая всю ту его внутреннюю отвратительную гниль.       О, как бы он был бы счастлив если бы она подавились ими и сдохла бы!       Но Мысль нечто нематериальное, её тяжело удается вытравить, а убить — подавно! И Мысль продолжала жить, донимая и изводя его: Хакуэй — не Арба, не человек уже даже и потому, — мысль впивается в его ошалело бьющееся сердце, — Хакуэй — не сестра ему.       И эта Мысль методично подводила его к одному ужасающему факту…       Что можно ведь?       Хакурю мотает головой, прикусывает губу, мысленно давая себе пощечину за позорную гнилую слабину. Перед глазами багряный цвет его позора. Хакуэй — всегда будет Хакуэй. Теперь уж точно!       Но Хакурю не может себе объяснить, почему он, в который раз, так тихо крадется к её комнате, словно вор и окаянный преступник.       Он понимает, что просто хочет еще раз взглянуть на её спящее умиротворенное лицо. Посмотреть в эти родные черты, так любимые с детства. Вздохнуть эти ароматы благовоний, что раскуриваются в её комнатах в лечебных целях. Держать её за руку, удивляясь, как её кисть помещается в его широкой ладони, такая маленькая и хрупкая.       Понимает и то, что не может вот так открыто прийти к ней после всего случившегося.       Он выдрессировал себя ненавидеть её. Он желал убить и рука его не дрогнула. Бы. Но то все — мерзкая, пакостная, отвратительная Арба, сломавшая столько жизней. Проклятая женщина, посмевшая заглянуть в вечность. Пришелец с другого мира, по прихоти черной души, меняющие тела как перчатки.       Теперь Хакурю учится любить её — свою сестру. Он осторожно присаживается рядом, держит её за руку, изучая умиротворенное лицо: приятный овал лица, свежий цвет кожи, длинные темные ресницы, тонкие чувственные губы, шелковистые темные волосы, растекающиеся по постели ручьями-змейками.       Он вспоминает: Хакуэй прижимала его к себе, слабого и такого беспомощного; Хакуэй успокаивала его, расцеловывая его горячие слезы этими губами; Хакуэй склонялась над ним и её волосы ниспадали на него водопадом, в котором он мог спрятаться от всего мира.       И другое: Хакуэй кричала, приказывая ему подняться на бесчисленных их тренировках — и бить в ответ; Хакуэй гордо показывала свои новые шрамы — особенно она дорожила тем что был на её лице — пока сдерживала разъяренного Хакурю; Хакуэй шла вперед, и он видел, как развивались её волосы, а за нею шла её армия — доверяющие ей до безумия.       Хакуэй прекрасная.       Она выросла, впитав в себя все самые лучшие качества от отца и братьев: нежная доброта, прозорливость и гибкость ума, что внушает уважение и почет.       Хакурю знает её цену — дни и ночи, проведенные за тренировками, в библиотеках, в спорах со всем миром, доказывая, что она — может быть полезной и на поле боя, а после и пройдя девятый Лабиринт, заключила договор с Пеймон.       Хакурю даже знает больше: как бился тонкий форфор, а сестра кричала — молча, как тщательно она обрабатывала раны и как маскировала уставшее помятое лицо под слоем косметики, вежливости и улыбок.       Сколько же это было улыбок — бессчётное количество…       И то через что её пришлось пройти — не то что она заслуживает. То, через прошли они все вместе — тот ужас и страх… Он закончился. И теперь, будет ли у них все хорошо, долго и счастливо?       Но Хакурю не верит в сказки, как и Хакуэй.       На пороге его встречает ясный взгляд небесных глаз. Хакуэй еще немного помятая от сна, смотрит прямо на него. Парню кажется, что после всего что случилось её глаза, стали насыщенно ярче, будто осколки лазурного небо. Они распарывают его душу своей чистотой.       — Хакурю? — голос у неё, чуть сипловатый от сна, но все такой же нежный и мягкий — или это дорисовывает его воображение? Хакурю не знает. Он делает шаг, протягивая руки. Губы растягиваются в улыбке, а сердце ухает куда-то вниз от счастья, боясь нарушить миг, замирает.       Сестра…       Вот она, живая, теплая, немного помятая ото сна… будто и не было всех этих трех лет ужаса. Будто и не было Арбы_черт_её_побрал, ни пропавшего без вестей придурка Синбада, ни войны, почти не уничтожившей и едва не распотрошивший этот мир. Хакуэй, милая сестрица, все та же, как много лет назад, когда еще была просто Принцессой, а он Принцем.       Не было никакой боли, ни шрамов, ни ненависти. Возможно ли вернутся в эти времена обратно?       — Ты что это плачешь? — Хакуэй хмурится и порывается встать, пока не оказывается прижатой к постели объятьями братца.       — Что такое, Хакурю? — Хакуэй кладет свою ладонь на его плечо, улыбаясь от неожиданной нежности.       Парень молчит, сгребая под ладонями слои шелковых одеял, теплое тельце сестры, сильнее пряча лицо в её плече.       Жмурит глаза, пока в тьме не расползается багряный цвет.       Можно ведь?       Мысль побеждает.       И Хакурю припадает с поцелуем, жадным и глубоким, к губам своей сестры.