Возможно ли рассеять тьму?

Львица медленно переступала с лапы на лапу, ступая в темноту грота пещере, где её совсем не было видно, и иногда оглядываясь по сторонам, явно пытаясь взглядом кого-то найти. А слышала она только лишь собственное сердцебиение и дыхание — не только свое — того к кому она пришла.  — Неужели наша новая королевушка соизволила смиловаться и прийти к своему братцу? — послышался в глубине пещеры язвительный с оттенком насмехательности голос, а через пару секунд на львицу уже взирали пара оранжево-коричневых очей. Та лишь остановилась и только усмехнулась.  — Что ж, по какому делу я пришла — ты правильно угадал, но вот то, кто именно к тебе пришёл — не угадал, — раздался из её уст голос вовсе не его сестры, а совсем другой особи. Львица внезапно взяла в пасть одну лиану, свисающую с потолка пещеры, и потянула её на себя. Листья и лианы в множественном числе стали слетать на каменный пол, открывая место большой прощелине откуда свет осветил всю пещеру. Наконец собеседники смогли разглядеть друг друга. В трех метрах от львицы на плоском булыжнике со спокойной мордой, но с вечной уже практически год насмешкой в глазах, молодой лев с окончательно выросшей алой гривой, чёлкой, зачесанной назад, золотистой шерстью и завараживающими оранжево-коричневыми очами. В нём было всё идеально, включая и телосложение, и мускулы, но вот всё это омрачала лишь одна деталь — шрам с двумя полосками вверху и одной внизу, пересекающими весь левый глаз и покоящиеся на нём вот уже почти целый год. А вот перед самцом предстал образ львицы с фиалковыми глазами, кремово-бежевой шерстью, чёлкой и с привлекательной фигурой, что стало для него чем-то вроде сюрприза, ведь он уж подавно никак не ожидал увидеть её.  — Что, не ожидал увидеть меня? — спросила тем временем она совершенно спокойно, но со свойственной ей ухмылкой. Он только лишь усмехнулся, не ответив ничего, ведь она — дочь Зиры, именуемая самым подходящим ей именем со значением «воительница» — была безусловно права, хоть Кайон этого не показывал. Его губы исказились в хищном оскале, а сам он лёг, удобно устроившись на плоском булыжнике, и, подперев одной своей лапой щёку, спросил:  — И зачем же, скажи мне на милость, ты решила прийти ко мне?  — Я пришла по просьбе Киары, — протянула она, невзначай оглядывая взглядом пещеру, затем снова остановив свой взор на льве, — С её слов могу сказать, что она уже не может даже разговаривать с тобой из-за твоей вечной язвительности и угнетающей мрачной атмосферой вокруг тебя, поэтому она подумала и попросила меня с тобой поговорить, так как помнила про наш с тобой… давний роман, — последнее слово она произнесла с неприязнью и отчужденностью, будто никаких романтических отношений между ней и этим — так невероятно изменившегося за этот мимолетно пролетевший год, львом никогда и не было. Кайон усмехнулся. Он прекрасно знал и с точной памятью помнил все месяцы, недели, дни и моменты, проведённые им с Витани. Это было ещё до того, как яд зла Ушари окончательно одурманил его сердце и разум. Он помнил, как его упрашивали тогда родители, семья, друзья, Витани и Рафики пойти к Древу Жизни и там исцелиться от зла и помнил, как тогда беззаботно отмахнулся лапой со словами «всё будет в полном порядке», тогда ещё своим добродушным сердцем думая, что зло обойдёт его стороной, но… даже он сам тогда и не мог предположить, как его решение изменит дальнейшие события последовавшего года и всей его жизни. Но он ни разу не пожалел о нём, уверенно думая, что это даже к лучшему.  — О, да, помню я этот наш роман, — протянул он с ярко выраженной язвительностью и ядом в голосе, — Правде же я превзошёл самого себя, когда расстался с тобой сразу же после этой шутки «ты выйдешь за меня?», до сих пор со смехом вспоминаю выражение твоей мордочки в тот момент. Витани прекрасно почувствовала, что его слова задели колющим ощущением её сердце, но не обратила этому особого внимания, продолжая остоваться предельно спокойной.  — Что, уже наконец-то перестала ко мне что либо чувствовать? — усмехнулся он. Наступило минутное молчание, после чего она ответила ему:  — Нет, просто я смерилась уже с тем, что полюбила такого дурака, как ты, — покочала головой Витани.  — Полегче с выражениями, я же всё-таки при…  — Принц? Ты уже подавно не принц, Кайон, — перебила его львица со свойственной ей насмешливостью в своих словах, — ты перестал им быть, когда начал отдаляться от своей семьи и когда родился сын Киары и Кову — Кива. Неужели забыл про него…  — Этот жалкий комок шерсти ни какой не принц! — неожиданно вскипел Кайон, но затем довольно быстро успокоился. Сестра короля подождала несколько секунд, после чего возразила:  — Но всё же он является принцем и ты, кстати говоря, не имел права не прийти тогда три месяца назад на церемонию его представления. Бывший гвардеец, на плече которого уже достаточно давно не было этого знака головы рычащего льва в солнечном диске, лишь равнодушно хмыкнул.  — Я не львенок, чтобы мне указывали, что делать, так что на это мне как-то наплевать, — ответил он, отвернув голову в сторону, но буквально через пару секунд снова повернул её к своей собеседнице, — Слушай, Вит, а как тебе такое предложение: помочь мне стать новым, совершенно замечательно-великим королём этих земель, а? В такт со своими словами он встал и медленно стал кругами обходить её.  — Я не поведусь на твои глупые предложения, Кайон, так что можешь не стараться, — спокойно ответила Витани, боковым зрение следя за львом. После её слов он снова обошёл её кругом и сел прямо перед ней, гляди ей в очи.  — Неужели тебе никогда не хотелось власти? Никогда не хотелось стать королевой, а я могу тебя ею сделать, чтобы властвовать над этими землями, чтобы твоя родная мать с гордостью взирала на тебя с небес? — спросил он с поднятой левой бровью. Витани просто отрицательно покочала головой.  — Я хотела, чтобы она мной гордилась — это правда, и я это не отрицаю, но от неё я этого ни разу не получала и не получу, она даже к нам с Кову относилась больше, как к воинам, нежели, как к родным детям, — ответила она довольно просто, — А королевой я никогда не хотела стать, особенно прайда, который с распрастертыми объятиями принял меня и мой прайд. Кайон даже не удивился её ответу, а наоборот, разочаровался в нём.  — Неужели тебе не надоело быть такой до омерзения вечно доброй? — спросил он в следующее мгновение, — Да я никогда в жизни не поверю, чтобы львица, которую всю жизнь учили убивать, ненавидеть и выживать, готова отказаться от своей настоящей злой сущности ради этой вшивой жизни в кругу всех этих львиц и львов, строящих из себя таких добреньких и невинных, что аж плюнуть каждому в морду хочется! Витани молчала насколько минит, но затем с усмешкой спросила его:  — А тебе не надоело быть вечно злым и язвительным? Разве ты забыл, что зло — это самое ужасное чувство, от которого надо избавляться? Разве ты забыл, кем ты был до всей этой твоей чуши? Ты был лидером Львиной Гвардии, Кайон, ты был принцем, ты был…  — Вот именно, что я был, — перебил он её, — но после укуса Ушари ядом зла я наконец прозрел в чём состоит моя настоящая сущность, а именно из, такого сладкого и приятного для каждого злодея, зла. С губ Витани сорвался утомлённый с оттенком отчаяния вздох, а затем она снова заглянула в очи Кайона, пытаясь найти там хоть крупинку, ещё не поглощенного злом, добра.  — Ты же знаешь, что ты совсем не такой, ведь так? — спросила она, — Ты знаешь кто ты и в чём твоё предназначение, так зачем же тебе думать, что ты самый настоящий злодей, если это совсем не так? На этот вопрос ответа не последовало. Кайон просто промолчал, глядя сквозь Витани в одну лишь точку. Внутри него появлялись странные чувства, отчего по телу пробегали множество мурашек, которые он, даже при всём своём желании, просто не мог подавить. Он хотел что-то сказать или что-то сделать, но ком в горле не дал ему сделать первое, а лапы, которых будто кто-то удержив, и оцепенение в теле не давали сделать второе. В пещере повисло молчание, после чего через пару минут Кайон глубоко вздохнул и с непривычной ему тяжестью в голосе ответил:  — Я не знаю. Просто не знаю. Да и никто не знал. Витани пару минут терпеливо следила за его фигурой, медленно уходящей снова в темноту и ложащейся на один плоский булыжник. Снова повисло молчание, но Витани и без лишних слов поняла, что его надо оставить одного, чтобы он как следует обдумал её слова. Она развернулась и с тихим вздохом пошла к выходу из пещеры. Возможно ли окончательно рассеять тьму чёрной тучи зла над головой Кайона? — на этот вопрос Витани не знала ответа, но зато она точно знала, что всеми силами будет стараться или хотя бы попытаться это сделать.