Ты только дождись

- Очнись!… Очнись, пожалуйста!… Я прошу тебя, если ты притворяешься, то не надо!… - тихий нежный мужской голос с мольбой обращался в пустоту. В палате стает душно, она наполняется огромным количеством печали и отчаяния, что скатываются по белоснежным стенам прямо к ногам. Воздух стал таким тяжелым и невыносимо горячим - как только он попадал в легкие, то сразу словно превращался в каменные глыбы, что мешали дышать. Глаза уже не могли источать слезы, от них на покрасневших щеках оставались светлые полосы и лицо было пропитано влагой. Губы дрожали, как у напуганного ребенка и беззвучно пытались выговорить "прошу, открой глаза..." но не получалось. Из них доносились лишь тихие всхлипы, что эхом разносились по пустой больнице. Молодой парень сидел на краю кровати. Он был так красив, но его лицо словно кричало о том, насколько он печален в душе, как больно ему находиться здесь сейчас. Санитары позволили ему остаться на время, но скоро прийдет час, и его выведут оттуда. До этого момента он не спустит глаз с того, на чьей кровати он сейчас сидел. Ни за что в мире он не отведет свой взгляд от бедного худого лица, что было таким прекрасным, но таким... неживым. Парень то и дело клал свою горячую ладонь на холодную руку и надеялся почувствовать пульс, но безуспешно. За окном начали опускаться сумерки и в коридоре начали слышаться шаги врачей, что направлялись к ним в палату. Парень не сдвинулся с места, даже не повернулся на вошедшего санитара, а просто продолжал смотреть на того, кто бездвижно лежал в постели. От осознания того, что ему сейчас придется уйти, слезы с новой силой полились из карих глаз, заставляя парня чаще моргать, чтобы смахнуть их. Сегодня он потерял того, кто был ему ближе всех. Он никогда не забудет тот взгляд, с которым он смотрел на него перед столкновением. Он не виноват. Машина вылетела на встречную полосу... Он не справился с управлением и... Нет. Он не виноват. Ничто не спасло бы его. Но... он не виноват... - Я вернусь завтра. Я обещаю, я вернусь, - дрожащим голосом сказал парень, оглядываясь на кровать, на выходе из палаты. Он себя не слышал. Он ничего не видел перед собой кроме больничной койки, белых стен и друга, который больше никогда не встанет. Он не откроет глаза, не вдохнет запах сырости после дождя, не ощутит светлой кожей теплые солнечные лучи. Он не сможет чувствовать боль, холод, голод, радость, волнение... Он будет существовать только лишь в мыслях. Парень, что просидел около него почти весь день, упивался своим горем ночью, давая той неистовой боли выйти наружу, давая чувству вины захватить его полностью. Он снова и снова прокручивал в голове недавние события: - Машина... Дорога... Яркий свет... Толчок... Он не справился... Я не... Я не виноват! - душераздирающий крик в очередной раз вылетел из его уже истерзаного горла. Пальцы впутались в волосы, на лбу выступал холодный пот, остужая разгоряченное лицо, а тело содрогалось при одной мысли о лежащем в больнице любимом человеке. Внутри горел пожар, и его невозможно было потушить. Он слабел, когда рядом был он. С ним все страдания теряли свою силу и переставали с такой силой терзать разум и душу. Сейчас он хотел к нему, чтобы вновь сидеть около безжизненного тела, греть его ледяную руку своей, смотреть на бледные, покрытые фиолетовой сеткой, веки, что никогда не поднимутся. Парень ходил в его палату каждый день. Он сидел там с утра до позднего вечера, пока санитары не выводили его оттуда. Это стало ритуалом, чистой потребностью организма, и нельзя было отказывать ему в этом. С каждым днем стены палаты становились все темнее, двери начинали все больше скрипеть, чаще осыпалась штукатурка с потолков. Больница опустела и больше санитары не выводили парня. Их сейчас просто не стало. Каждое утро он приходил в это помещение, где все уже было присыпано пылью и начинали цвести стены. По ночам он больше не уходил домой. Он все время сидел. Парень забыл и оставил позади всю свою жизнь. Он видел только больничную койку и того, кто сейчас был мертв из-за него. Нет! Он не виноват! Он не мог предотвратить это. Не мог. Он все еще с лицом, красным от слез, опухшими веками, глазами карего цвета с невероятной грустью и пустотой, сидел на краю кровати и держал руку. Руку без пульса. Такую холодную и бедную, с тонкой кожей и выпирающими косточками. Он смотрел на впалое лицо, худощавое тело под тонкой тканью больничной пижамы, на светлые волосы, что уже тоже выглядели неживыми. С каждым взглядом на него, в груди резким уколом отдавалось чувство тоски, невыносимого страдания, что усиливалось с каждым разом. Все больше парня поглощала атмосфера смерти и угнетения. Но он все ждал, когда сможет вновь посмотреть в глаза своего столь любимого человека. Но напрасно. День сменял ночь и наоборот, запустевшая больница стала загнивать, стены покрывались трещинами, все осыпалось и должно было вот-вот развалиться, некоторые стекла были разбиты, все было покрыто пылью и грязью. Сегодня парень сидел на краю кровати не с пустыми руками. Он чувствовал, что что-то внутри бездыханного тела зовет его к себе, и теперь он точно знает, как унять боль и испепелить чувство вины. Он ждал. Но не смог дождаться, пока вселенная даст ему еще один знак. В руках он держал охотничий нож. Острый. Он казался парню спасательным маяком, что покажет ему дорогу. Лезвие сияло серебром. От него исходил ледянящий холод и запах смерти. Он пропитал всю палату этим железным привкусом и сейчас произойдет непоправимое. Оно уже здесь. Около пустой кровати, в заброшенной больнице, лежал в луже крови парень, который так долго находился здесь, до тех пор, как не решился истязать свою шею охотничим ножом. Так смело, так внезапно и так... безрассудно. Ветер задувал в разбитое окно, слегка шевеля волосы на голове бледнеющего парня. Он не смог терпеть то чувство вины, ту боль от смерти, он приходил и сидел несколько месяцев около пустующей кровати, а вокруг было лишь забвение и мрак. Никто не искал его. Последними его словами было: - ...мне пора к тебе, Джонхён...