* * *
В то время как остальные участники валяют дурака в зале для практики, Хёнджин усаживается перед Чаном, руки старшего притягивают его ближе почти автоматически — это не ново для них, обниматься вот так, когда хёнджинова спина прижата к груди Чана. — Устал? — он спрашивает с усмешкой. — Ага, — подтверждает Хёнджин прежде, чем залпом выпить половину бутылки с водой. — Не так ужасно, к слову. Я протяну ещё пару часов. Их ребята собрались вокруг телефона Чонина, смеясь над видео или чем-то в этом духе, Чан не уверен точно. Он чувствует хёнджинову ладонь, поднимающуюся по ноге, как она сжимается, достигнув бедра. Чан едва ли не вздрагивает и кидает испуганный взгляд на остальных, но спины тех повернуты точно к лицам их двоих, и в помещении раздаются смешки над тем, что ребята смотрят. Никто даже мельком не глядит на них. Хёнджин ёрзает напротив него и поворачивает голову, чтобы посмотреть на своего лидера, и оу, он так близок. Настолько рядом, что Чан может почувствовать крохотные вздохи, касающиеся собственных губ, и они оба вспотевшие, что должно отвращать, но это не так. Их взгляды продолжают метаться от губ к глазам пару секунд, но для Чана эти мгновения приравниваются к вечности. Хёнджин оправляется от наваждения первым, поворачивается корпусом, чтобы прижаться спиной к Чану снова, как раз за секунду до того, как Феликс двигается в их сторону с целью показать видео, просмотренное ребятами. Чан смеётся на волне с остальными, но если бы кто-нибудь спросил попозже, что ему показали, он бы не вымолвил ни слова в попытках спасти себя. Как Хёнджину удаётся выглядеть таким бесстрастным, словно не он только что чуть не поцеловал Чана втайне от группы? Как может стеснительный, неискушенный Хёнджин, которого неделей ранее никто даже не целовал, быть таким наглым и бесстыжим? Боже, Чан никогда в своей жизни не хотел испортить кого-то столь же сильно.* * *
Выходя из кафетерия компании, с лотками, полными еды, они вдвоём над чем-то шутят с Джисоном и Чанбином. Этот дуэт невероятно забавный — Чан благодарен за все приступы хохота, подаренные ему их обычным дурачеством. Подобное несомненно бодрит его дух, и только Господь знает, как он нуждается в хорошем настроении в эти дни. Чанбин вдруг тормозит напротив лифта и стремительно жмёт кнопку вызова. — Мы забираем этот, а вы — тот, кто быстрее доедет до нашего этажа, те принимают душ первыми всю неделю! — Эй! Нечестно! — Хёнджин огрызается на них, прежде чем рвануть к соседнему лифту. — Вы уже нажимаете кнопку! — «Вы уже нажимаете кнопку», — Джисон передразнивает парня капризным голосом. — Не мы такие, жизнь такая: сокрушайся на игру, а не игроков! Хёнджин зубоскалит: — Я буду винить игроков, если захочу! Чан всё ещё смеётся в сторонке, но принимает правила их сомнительной игры и запрыгивает в лифт незамедлительно, надавливая на кнопочку закрытия дверей. Им предстоит подняться ещё на несколько этажей, так что как бы между делом он открывает верхний контейнер, чтобы попробовать урванный десерт — тирамису считается редкостью в кафе, и необходимо прийти действительно рано, чтобы получить всего-то шанс для покупки кусочка. Ровно когда он собирается поднести палец к своему рту, хёнджинова рука материализуется словно из ниоткуда и ловит его запястье — Чан не может и осознать, что происходит, как его палец оказывается во рту младшего. В голове короткое замыкание, и он не в состоянии предпринять хоть одно действие, только замирает в шоке, пока разум снабжает мысленной картиной кое-чего другого в этом рту. Хёнджин устраивает шоу, смыкая свои безупречные губы вокруг пальца и удерживая чаново запястье обеими руками. Старший вполне уверен, что выглядит комично, застыв на месте, пока Хёнджин вертит языком и засасывает его палец в рот целиком, будто это леденец на палочке. Теперь его член подрагивает в штанах, и чёрт, он действительно, совершенно не нуждается в стояке прямо сейчас. Он почти готов потерять рассудок, когда Хёнджин прикрывает глаза и издаёт непристойный стон, но в ту же минуту влажный жар его рта исчезает, сменяясь прохладным воздухом от кондиционера, что бьёт по чановой коже. — Вкуснятина, — подытоживает Хёнджин и покидает пространство как ни в чём не бывало, когда лифт останавливается. Чан позволяет себе дополнительные минуты замешательства, прежде, чем ему предстоит собраться. — Чего застрял, двигаться будешь? Да, он будет. Не в предпочтительном и желанном смысле, но будет.* Они, кстати, выигрывают у Чанбина с Джисоном с отрывом в пять секунд, так что его водные процедуры хотя бы будут проходить под тёплой водой в эту неделю.* * *
Когда всё происходит, Чан даже не ожидает подобного поворота событий. В одну минуту он сидит в студии, работая над композицией, которую намеревается включить в будущий мини-альбом, а в другую слышит щелчок дверного замка, чувствует, как его кресло поворачивают, и встречает на своих коленях изнывающего без ласки юношу. — Хёнджинни, что ты делаешь? Хёнджин почти скулит, его лицо искажается в очаровательной гримасе обиды. — Ну, ты, очевидно, не собирался делать шаг навстречу, так что теперь я должен его совершить. Чан остаётся безмолвным. Это заставляет младшего ёрзать на его коленях, беспокойного и тревожного от тишины. — Или если ты больше меня не хочешь, ты можешь просто сообщить. Я не стану злиться, обещаю, — он бормочет, и чаново сердце ухает вниз. — Хёнджинни, нет, — Чан перемещает его с колен прямиком к дивану рядом, утягивая вниз. Он не отпускает ладони Хёнджина, и их ноги соприкасаются; по-странному успокаивающе. — Ты же знаешь, что это не так. — Правда ли это? Чан вздыхает. — Конечно правда. Ужасно хочу, Хёнджинни. — Тогда почему ты ничего не делаешь? Я не оставляю надежд, как бы, соблазнить тебя, но чувство, будто ты неуязвим. Чан и думать не мог, что сможет ужаснуться сильнее на этой неделе, после всего, что произошло, но Хёнджин не перестаёт доказывать обратное. — Неуязвим? Что угодно, но не это, — он уверяет со страдальческим выражением лица. — Количество неуместных стояков, что ты даровал мне за эту неделю, может стать рекордным. Я всего-то стараюсь быть ответственным в этой ситуации. — Хён, мне не нужна твоя ответственность. Если ты хочешь меня так же, как я тебя… Я имею в виду, что, конечно, нам стоит быть осторожными в какой-то степени, нельзя глупить и палиться… Но почему бы и нет? Чан мог бы перечислить тысячу причин, почему нет. И всё же — самый великолепный парень сидит напротив него, упрашивая сдаться в своих принципах. Ни одна из причин не играет роли, ведь он желает Хёнджина больше всего на свете. Он подается вперед раньше, чем может остановить себя, тепло, исходящее от Хёнджина притягивает словно магнит. Он в самом деле никогда не забывал, каково это — целовать Хёнджина, но открывшиеся жадность и жар — определённо что-то новенькое. — Наконец-то, — младший выдыхает прямо ему в губы, и Чан использует этот момент, чтобы углубить поцелуй. С лёгкостью можно сказать, что у Хёнджина не было подобного опыта ранее, тот слишком жаждущий и грубый, но вскоре Чан находит способ направить его без слов, стоит только взять инициативу на себя, и тот следует. Парень вновь оказывается на его коленях, только в этот раз куда удобнее, на диване вместо офисного кресла. Одна его ладонь находит место на чужом затылке, легонько оттягивая пряди волос; Хёнджин едва ли не тает в его руках, рвано дыша через нос, но ни в коем случае не прерывая поцелуй. Под руководством Чана тот вскоре втягивается в процесс и отвечает медленно, глубоко — Боже, его сводит с ума, как быстро Хёнджин обучается и насколько чудесно его целовать. Он хочет растянуть момент удовольствия, правда, но руки словно живут отдельной жизнью, освобождая парня от футболки в одночасье. Он пользуется моментом налюбоваться столь прелестным видом Хёнджина, что уже такой разгоряченный и заведённый от небольшой сессии поцелуев — внезапно Чана окатывает волной осознания, насколько Хёнджин неопытный и невинный на самом деле, и тогда нечто первичное просыпается в нём, отчего хочется довести дело до конца и испортить младшего окончательно, пока тот не станет абсолютно развращенным. Но он откладывает это в долгий ящик. Сей момент его не покидает стойкое желание обратить всё внимание на Хёнджина. — Теперь ты, Чан-хён, — упрашивает тот, и в самом деле, кто Чан такой, чтобы отказать ему? Его кофта и футболка сдёрнуты одним движением, брошены куда-то на пол. — Хён, ты такой… сексуальный. Чан тушуется, хотя и наслаждается тем, как парень на него смотрит. Он хорошо осведомлён, как его тело выглядит, он знает, что все посещения тренажёрного зала определенно окупились, но хёнджинов взор на него — нечто совершенно иное. Это ощущается непривычно чувственно. Интимно. У него не находится достаточно времени на пребывание в облаках, ведь тело пробирает дрожь, как только Хёнджин переключается на его шею, целуя её. Он настолько твёрд в собственных брюках — попросту не имеет шансов не быть, когда младший так прижимается к нему, горячий и привлекательный — и Хёнджин, должно быть, всё чувствует, судя по тому, как продолжает слегка толкаться вперёд. Разум полнится возбуждением, Чан обхватывает ягодицы Хёнджина руками и тянет того ещё ближе, направляя, наконец, для должного трения. Ощущения чертовски восхитительные. — Вот так, детка, — Чан шепчет в нежное местечко у основания шеи, где она переходит в плечо, наращивая темп, что заставляет Хёнджина дрожать. — Блять, ты такой красивый. Он абсолютно уверен, никто из них не продержится долго: Хёнджин ввиду неопытности, и Чан помнит, каково это — заниматься чем-то отдалённо напоминающим секс в первый раз, тем более с другим человеком; а он сам, потому что ужасно озабочен и возбужден происходящим. Мелкий дразнил его на протяжении целой недели и теперь наконец-то здесь, практически плавящийся в его руках, это доводит Чана до исступления. И, чертовщина, эти звуки. Слышать тихие вздохи и скулёж Хёнджина через телефонную трубку — горячо, но ни в какое сравнение с живым звуком. — Хён, могу я… — он ощущает, как тот говорит, прижимаясь губами к шее прежде, чем Хёнджин отстраняется и глядит ему в глаза. — Можно я прикоснусь к тебе? — Потрогай меня, Хёнджинни, — отвечает он, прекращая движения, чтобы младший мог дотянуться до его штанов. Как только он чувствует длинные пальцы на своём члене, то знает — он на грани; прекрасно ощущать, как кто-то другой касается тебя спустя столько времени. В любой другой ситуации он чувствовал бы неловкость от того, что уже готов кончить, но прямо сейчас ему попросту до лампочки. — Я тоже хочу тебя коснуться, разрешаешь? Хёнджин издаёт протяжный и умоляющий стон. — Прошу, да, пожалуйста… Ах! — он безмерно рад, что студия снабжена звукоизоляцией стен, ведь их бы услышал любой в обратном случае. Хёнджинов член точно как сам юноша — длинный, изящный, стройный. — Хён, это так, ах, так прекрасно… — Иди ко мне, — он выдыхает, и в ту же секунду губы Хёнджина вновь прижимаются к его, тот целует Чана так, словно от этого зависит жизнь. Это чертовски идеально. То, как Хёнджин извивается на его бёдрах, как чужие сдавленные стоны приглушаются его собственным ртом напротив, как его рука поворачивает каждый раз, когда добирается до головки члена Чана. Трение немного грубое, отчего Чан разрывает поцелуй с целью облизнуть ладонь, пока Хёнджин наблюдает за его действиями затуманенными глазами. Чан притягивает его чуть ближе и отдёргивает чужую руку, чтобы взять оба их члена в собственную ладонь, и чёрт, то, как хёнджиновы глаза закатились назад — самая жаркая вещь, что он когда-либо лицезрел. Он следит, зачарованный тем, как младший, абсолютно потерянный в ощущениях, вбивается в его кулак. Вокруг глаз ещё сохранилось немного макияжа с шоукейса, проведённого ими ранее, губы у того потемневшие и блестящие от слюны, брови сведены, когда парень достигает оргазма. Зрелище, которое хочется запечатлеть в памяти до конца жизни, решает старший. — Чанни-хён, хён… Пожалуйста, — лепечет тот, голос повышается на тон с каждым словом. — Мне так хорошо, хён, я сейчас… Всё, что Чан делает — это прислоняется вплотную и лижет один из очаровательных сосков Хёнджина, тут же чувствуя, как бедра младшего ослабевают и трясутся. Стон, что Хёнджин выдаёт, когда кончает — что-то совершенно порнографическое, он громкий, высокий и такой блядски развратный. Это нечто, и ощущение, как тёплая сперма парня попадает на чанов живот и, о Боже, капает на его орган — всего двух вещей достаточно, чтобы довести его окончательно. Он вздыхает и стонет, а рука Хёнджина присоединяется к собственной, надрачивая до тех пор, пока он не чувствует себя истрачено и чрезвычайно чувствительно. Когда всё проходит, он поднимает взор, встречаясь глазами с Хёнджином; тот по-прежнему выглядит головокружительно в самом положительном значении качества, отчего Чаново сердце словно подпрыгивает внутри, а руки потряхивает, так что он притягивает юношу в объятия, ведь это представляется единственным действием, на которое он сейчас способен. — Иу… Хён, это отвратительно, мы оба такие липкие, — Хёнджин капризничает. Слишком мило. — М-м, плевать. Я хочу обниматься, — он мурчит парню в висок, оставляя мягкий поцелуй на этом местечке. Хёнджин ворошит его волосы пальцами, такое простое действие сродни райскому блаженству — Чан всерьёз мог бы уснуть прямо здесь и сейчас, но в действительности они должны привести себя в порядок поскорее и отправиться домой. Спустя несколько минут он сообщает, что пора собираться, и отвешивает шлепок по хёнджиновой заднице для верности. — Поднимайся, пойдём домой. Младший хихикает и крадёт ещё поцелуй, а затем встаёт в поисках каких-нибудь салфеток.* * *
— Можно поспать с тобой сегодня? — спрашивает Хёнджин, когда они ступают на порог общежития. Увидев лукавую ухмылочку Чана, тот ударяет его в плечо. — Хё-ё-ён, не в этом смысле! Просто… Обниматься. Чан озирается вокруг и, убедившись, что каждый в своей комнате, быстро чмокает Хёнджина в губы. — Обниматься я мастер. Они умываются отдельно и оперативно. Чанбин даже бровью не ведёт, видя их вдвоём, забирающихся в чанову кровать, поскольку это и так довольно обычно для их коллектива. Они втроём переговариваются и подшучивают над чем-то некоторое время, пока Чанбин не засыпает. Чан скрывает смешок в районе плеча Хёнджина, когда слышит первое сопение — никогда не наскучит тот факт, насколько оно громкое. — Хён, — Хёнджин шепчет, глазея на потолок. Чан смотрит на него, опираясь на локоть. — М-м? Даже при слабом лунном свете он отчётливо видит, как Хёнджин пунцовеет. — Ты же не продолжишь меня игнорировать, так? И то, что я чувствую по отношению к тебе… Верно? Свободная рука Чана устраивается на хёнджиновой шее, большой палец нежно поглаживает по линии челюсти и подбородку. — Ни в коем случае. Ты с ума меня сводишь, Хван Хёнджин, — он утверждает с улыбкой, получая очередной шлепок по плечу. — Прекрати быть таким слащавым, ах, в самом деле, что мне с тобой делать?.. Чан фыркает вновь. — Эй! Я серьёзен. Хёнджин уже выглядит сонным, словно вот-вот уснёт, поэтому он укладывается обратно, прижимаясь поближе к чужому боку и перекидывая ногу через него, обвивает конечностями, будто коала. Прежде чем он позволяет сну похитить себя, он различает хёнджинов ответ, что тот шепчет сквозь несносный храп Чанбина: — Хорошо. Я тоже серьёзен.