Полуночники

      — Ошиблась дверью?       Мицури едва не взвизгнула, увидев среди полутьмы бликующие рельефы обнажённой спины в неверном пламени свечи. Сидевший на футоне Кёджуро обернулся, лукаво глядя на неё здоровым глазом. Девушка в мыслях трижды дала себе по лбу, вспоминая, что вторая дверь слева, а не та, к которой в задумчивости тянется рука. Если только опасный магнетизм между ними не в первый раз проникает в глубины бессознательного.       — П-прости! — она развернулась на пятках, чувствуя, как заходится сердце. Боги, ну что за наглость врываться в чужие комнаты в чужом доме! Хорошо ещё, что к нему, а не к Шинджуро-сану, иначе стыда бы не обралась. — Я сейчас же уйду!       Кёджуро за её спиной тихо рассмеялся, судя по шороху, надевая верх юката.       — Так ты и вправду комнату перепутала, — и в его голосе звучало столько неприкрытого разочарования, что замершая Мицури обернулась, округлив и без того огромные глаза.       А он предполагал какую-то другую версию её появления?       Ренгоку сидел в прежней позе, только уже лицом к ней, тонко улыбаясь. Юката было не запахнуто, открывая любопытному взору линию стального пресса и крепкую грудь. Пол заколебался, сердце вновь предательски ёкнуло, а щёки запылали, точно жаровни. Степень интимности обстановки зашкаливала.       «Как я хочу куда-нибудь провалиться...»       — Я л-лучше пойду, — Мицури споткнулась на втором слове, тщетно пытаясь собрать в кучку мысли вместе с чувствами. Неважно, что ей доводилось видеть его (и не только его) без рубашки средь бела дня: сейчас она всё равно бессовестно пялилась, и он это понял.       — Почему? Я не против поболтать, — и в довершение всего ровный, бархатный тон действовал не хуже демонической магии. — Если ты спать не торопишься, Мицу-чан.       Конечно, Мицури не стоило бы поощрять столь вольное поведение, но что она сделает? Не погрозит же пальцем большому мальчику — тот скорее поцелует его, чем перестанет заигрывать. Во всяком случае, когда в прошлый раз она в порыве смущения закрыла ему ладонью рот, бессовестный Кёджуро-кун так и поступил.       — Ты ведь понимаешь, неприлично.       — Поэтому ты уже две минуты топчешься в дверях.       Повисшую тишину нарушили вздох неподдельного утомления и шорох ткани. Ренгоку легко поднялся с футона, даже не утруждаясь запахнуть юката и перестать светить перед ней, такой невинной и неискушённой, красивым телом. И Мицури не без досады признала, поджав губу: если он сейчас настоит (а он настоит), она останется хоть до петухов, наплевав на факт страшного попрания этикета. Кёджуро же, в несколько широких шагов преодолев разделявшее их расстояние, бережно поймал шершавыми пальцами хрупкую, такую же изгрызенную тренировками кисть.       — Идём, не смущайся.       Сжал, и без всякого видимого усилия увлёк Мицури за собой к слегка разворошённому футону. А у той ноги стали как ватные, и в ушах стучала кровь. Она, уже исключительно для проформы, неуверенно протянула, на секунду упираясь пятками в пол:       — А вдруг кто-то войдёт?.. Такой будет стыд...       — Не переживай. В отличие от нас, отец с Сенджуро спят сном праведников, — уже опустившийся на матрас Кёджуро во второй раз настойчиво потянул пойманное запястье, и девушка, со вздохом покорившись, уютно устроилась в гнездышке из сложенных в позе лотоса ног. Её крепко обняли, усмехаясь в волосы. — Так что уж коли ты мне попалась, никуда теперь не денешься.       — А я и не убегу. Мне всё нравится, — хихикнув, прижалась алеющей щекой к крепкому мужскому плечу. Аккуратно отделила от мягкой огненной гривы толстую прядь, накрутила ту на палец, выпустила скользящим движением и опять поймала. Кёджуро, вздохнув, прижался влажным лбом к её шее, и пальцы на талии несильно собрали в складки светлую ткань.       — Удачно ты ошиблась всё-таки. Я весь день придумывал, как застать тебя одну, — сухие губы оставили у основания шеи жаркий след, переходящий в приятный холодок, и Мицури рефлекторно вздрогнула от простого, но по-прежнему непривычного жеста, тоненько прыснув.       — Ой, щекотно, не надо! — вжимая голову в плечи, выпустила золотистую прядь, утыкаясь лицом в пахнувший хвойным мылом ворот юката и уходя от нового поцелуя в то же место.       — Серьёзно? А так? — Кёджуро гибко извернувшись, подхватил под подбородок её лицо и повернул то на слабый свет. Мицури прижмурилась одним глазом, икая от смеха и наигранно стараясь не даться, но ему удалось урвать ещё поцелуй в висок, у самой линии розовых волос.       Из груди непроизвольно вырвался порывистый вздох. Лицо горело: то ли от влажной жары в комнате, то ли от близости мужчины, который так нагло взял её в оборот, не встречая серьёзного отпора. Ренгоку, медленно оглаживая пальцами абрис челюсти, поцеловал одну тёмную родинку под нижним веком, потом вторую, и Мицури совсем обмякла, наклоняя голову. Доверчиво-вопросительно смотрела в глубину медно-золотистой радужки, опустив плечи, а когда он наклонился, явно ища губами её губы, сама решительно подалась, заключая в ладони его лицо и целуя горячо, почти жадно.       Идти на поводу у собственных желаний было волнующе приятно.       Мысли спутались, подёрнулись дымкой, оставляя только жар ночи и эйфорические в своей чувственности прикосновения влажных губ, то и дело терявших друг друга. Мицури даже не заметила, как её рука, оголённая по самый локоть собравшимся в гармошку рукавом косодэ, обвилась вокруг крепкой шеи, прижимая волосы, а другая цепко ухватилась за спину юката.       В сущности, неважно, настолько свободно они себя ведут: Мицури давно всё решила, а потому перестала стесняться в открытую заявлять о глубине собственных чувств. Забывалась, скользила руками по чужому телу, податливо выгибалась, а ладони сами собой оказались под воротом шершавой ткани, находя старые рубцы и играющие под кожей мышцы. Дрожавшая свеча неожиданно потухла, растворяя пламя в горке горячего воска, и комната резко погрузилась в непрозрачную темень, в которой первые пару минут пришлось искать друг друга на ощупь.       — Если мы не остановимся, получится, как в прошлый раз, — улыбка Кёджуро, пробивавшаяся в севшем голосе, отдавала предупреждающей серьёзностью: не на шутку разыгравшаяся Мицури уже успела так распахнуть его юката, что оно оголило до локтя правую руку. И всё-таки терпеливо ответил на очередное касание губ, прежде чем поймать её пальцы. — А мне ещё смотреть твоим родителям в глаза.       Мицури, замерев с запрокинутой головой и приоткрытыми губами, в упор встретилась с игривым тёмно-медовым взглядом. Моргнула и вдруг зарделась, потупившись: сознание любезно подкинуло пикантное воспоминание о ней в очаровательном цветастом юката, которое раскрылось и смялось во всех интересных местах, и о нём — без верха, со встрёпанной огненной шевелюрой и жадным блеском в глазах.       Со стыда бы ей сгореть в тот вечер, но нет: жива до сих пор, уверенно наступая на те же грабли.       Хотя, вообще-то, он сам виноват.       — Тогда, Кёджуро-кун, перестань неприлично целоваться, — она надула губы, смущённо-возмущённо глядя испоблодья. Сам ведь растравляет, а потом призывает к порядку, словно это Мицури — главная зачинщица. Нечестно, совсем нечестно.       — О. А раздевать меня, значит, очень прилично. М, Мицури? — лукаво протянул тот и, выпустив её пальцы, плавным движением обнял за талию, сцепляя кисти в некрепкий замок. Их лица оказались так близко, что ей на мгновение почудилось, будто он вновь собирается её поцеловать. Мицури сглотнула, машинально облизнув губы.       — Д-да вовсе я не...       За стенкой, но по ощущениям — едва ли не над ухом, раздался натужный скрип раздвижных дверей, сменившийся тяжёлым, ленивым топотом, а потом — глухим ударом, словно на доски уронили мешок с камнями. За пределами комнаты громко и смачно выругались, и всё это — за считанные секунды. Мицури, узнав Шинджуро-сана по одному только зычному проклятию в небесный адрес, подавилась воздухом, с перепугу вывалилась из объятий Кёджуро, пихнув того в грудь, потеряла равновесие и с писком бухнулась спиной на футон, по пути чуть не зарядив Ренгоку пяткой в единственный видящий глаз.       Повисла немая пауза. А потом взрыв хохота окончательно разбередил тишину спальни, и Мицури, привстав на локтях, ошарашенно наблюдала, как Кёджуро тщетно пытается успокоиться и утирает выступившие в уголках глаз слёзы. Его сиплый шёпот потонул среди надрывного смеха.       — Ты меня чуть не убила...       Двери сёдзи внезапно разъехались, и в проём просунулась злющая спросони физиономия Шинджуро. Мицури, едва завидев его, одним махом села на футоне, прижимая к груди руки и чувствуя, как от лица медленно отливает вся краска. Желание провалиться куда-нибудь под пол вспыхнуло с новой силой.       — Кёджуро, какого де... А она что тут делает?       Ночь медленно переставала быть томной.