***
— хён? — чонину пятнадцать. он всё ещё вытирает руки об одежду, когда замарывается, плохо учится и смотрит порно по ночам. родители запрещают ему видеться с хёнджином, говоря о том, что тот портит успеваемость его сына, не дает строить великие надежды и «крадет» его на целые выходные. — да, мелкий? — хван скрещивает ладони в замок и кладет их на живот. в июльский день жарко, но ночью — другое дело. всё, что парни могут слышать сейчас, валяясь на полу заброшенного дома — это сверчков, слабое уханье сов и собственные голоса, эхом отдающиеся от заплесневелых на половину стен. — три года разницы, ты задолбал, — беззлобно говорит ян, а потом переворачивается на бок и смотрит прямо на хёнджина, который пялится в разбитое окно, не моргая. — ты влюблялся в пятнадцать лет? а хван усмехается, вздыхает и прикусывает внутреннюю сторону щеки. влюблялся ли он в свои пятнадцать? — ни разу. — но… — я не влюблялся ни разу, чонин. тебе стоило повернуться и посмотреть на своего друга, хёнджин.***
хёнджин злится. сам не понимает, на что. вернее, понимает, но не признает этого никогда в своей жизни. и чем он, собственно, заслужил такое наказание, как ян чонин? — встретимся завтра, рюджин! — чонин обнимает темноволосую девушку, широко ей улыбается и поворачивается к хёнджину, который, казалось, ещё чуть-чуть и сгорит. — чего такой кислый, хён? — и тебе привет, — хван садится в машину с мрачным выражением лица, пока ян, веселый, как никогда, запрыгивает на переднее пассажирское сиденье и напевает под нос какую-то вирусную песню. ему шестнадцать, парень расцветает, как сакура по весне, при этом становясь всё более и более… мужественным? теперь он сбегает с хёнджином из дома реже, часто уходит на «тусовки» к каким-то новым друзьям, которые позже оказываются вовсе не друзьями, выкуривает свои первые сигареты и постепенно отдаляется. хвану это не нравится однозначно. — мама снова попросила подвезти меня до дома? — ян даже не слушает ответа, только делает звук на магнитоле громче и качает головой в такт музыки. хёнджин горит. он горит изнутри, совершенно не может смотреть на человека, сидящего рядом с ним, и при этом не чувствовать тяжесть в груди, как после того, когда наворачиваешь весь стол. у него каждый раз ладошки лижет тупое волнение, но парень никогда не признает, почему. нет, чонин, она никогда не просила подвозить тебя до дома.***
хёнджин не может смотреть на чонина, это слишком больно.***
хван замирает с тарелкой ягод в руках. он не может сдвинуться, не может даже моргнуть, тело словно налилось свинцом, а в душе всё ещё хуже. перед ним стоит чонин. чонин, которому семнадцать, который вырос так, что теперь, кажется, даже выше своего хёна, который смотрит уже далеко не детским взглядом и который слишком возмужал за прошедший год. и волосы его теперь покрашены в красный, яркий такой, как огонь. — ч-чонин? — а голос дрогнет. голос дрогнет, а сердце колотится в разы чаще, и хёнджин готов вырвать его из груди, лишь бы это всё не чувствовать. — ого, хён, ты… изменился? — чонин не улыбается. он держит за руку какую-то девушку, которая неловко переступает с ноги на ногу. она красивая, с грустной улыбкой подмечает внутри себя хван и сглатывает, молясь, лишь бы никто не заметил потускневшего взгляда. ему двадцать, ему нельзя. ты тоже. — ага, знаю. — встретимся завтра у меня, хорошо? мы не виделись целый год, а сейчас мне нужно уйти. — конечно. — до завтра! хёнджин засовывает клубнику из тарелки в рот и не чувствует ничего, кроме вселенского разочарования. в себе. тебе тоже больно, хён?***
хёнджин просыпается от звонка. чужой номер высвечивается на дисплее, но даже это не мешает хвану раздраженно выдохнуть. — если вы не по делу, тогда запирайтесь на все замки ночью. — хён? — тихий голос на другом конце заставляет моментально взбодриться и приподняться на локтях. — чонин? — можешь приехать, пожалуйста? я у нашего места. и хван едет. гонит, как ошалелый, а всё потому, что какой-то школьник позвал. и тихим таким, грустным, почти разъедающим сердце голосом. что с ним не так? с ним всё не так. на часах перевалило за два утра, что ян мог делать в заброшенном доме так поздно, еще и без хёнджина? больше всего он боится застать там его и его подругу, знает, что поранится. крепко сжимает руль, паркуется на обычном месте и быстрым шагом пробирается мимо деревьев, пару раз наступив в небольшие ямки и, кажется, повредив левую ногу. идиот? идиот. торопится, а когда доходит, останавливается у двери. зачем он это делает? ну и в задницу, влетает в дом и находит чонина, сидящего у стены с бутылкой дешевого мохито. тот медленно приподнимает голову и смотрит на хёнджина трезвым, совсем не затуманенным взглядом. — я думал, ты не придешь. — ты идиот, я испугался, — хван выдыхает с облегчением, находя, что его друг в порядке. внешне. — я в порядке, просто тебя хотел увидеть., а вот это ты зря, думает хёнджин, но всё равно подходит и садится рядом с ним. — мы виделись сегодня, — хван смахивает волосы со лба, а потом зачесывает их назад, совсем не видя, как чонин прикрывает глаза и морщится. — мы не виделись целый год, потому что ты, жопная дырка, учился, — у чонина в груди пустота, которую заполнить может только один человек. — я скучал по тебе. хёнджин надеется, что его стучащее сердце ян не чувствует, потому что тогда провал. еще он надеется, что руки у него дрожат от холода, а не вселенской любви к семнадцатилетнему мальчику, который с виду кажется таким холодным теперь, а внутри весь кипит. — я тоже.