Преграда

Просторный зал сверкает богатым убранством. Предметы мебели кричат о своей дороговизне, редкости и кажется, что это не столик пред тобой, а экспонат, украденный из местного музея. Несмотря на режущее богатство обстановки, всё выглядело уютно и отчуждения не вызывало. Видно, что этим озаботился сам Цинсюань, тщательно подбирая мелочи по своему идеальному вкусу. Спонсировал, разумеется, Уду. Пэй Мин рассеянно улыбается, слушая привычное ворчание товарища. Широкой спиной он откинулся на светлую обивку дивана, но ноги подвинул ближе к себе, не рискуя вновь ступать на ковёр. В воспоминаниях всё ещё чётко отображался тот убийственный взгляд Уду, которым он пришиб Пэя к месту, стоило лишь коснуться ногой мягкого ковра. Он редко бывал в гостях у этого Самодура, но каждый раз сопровождался новыми открытиями. Чашки — ценой двух зарплат Пэя. Кресло — стоимостью в однокомнатную квартиру на окраине. А на те обои в коридоре лучше не дышать — не дай небеса, если они испортятся. Уду был богат. И своё богатство он не стыдился демонстрировать в окружающих его вещах. — Дружище,— наконец-то Пэй подаёт голос, устав сидеть без дела и любоваться симпатичным растением непонятной породы у окна,— ты можешь выполнить одну из моих просьб? Уду слышит беззаботный голос и прекращает разливать кофе по чашкам — напитки крепче в своём доме он мало кому предлагает. Заинтересованность чувствуется меньше подозрительности. Старший Ши недоверчиво, но вопросительно поднимает брови, даже не находя нужным вслух задать вопрос. Хотя заранее готовится озвучить отказ, ведь именно в нём нуждалось большинство просьб, идей и предложений Пэя. Отказать ему и самого мужчину отговорить от пришедшей на ум мысли. — Ты можешь снять перчатки? — Зачем? Безоговорочный отказ утихает, а на его место восходит слабое любопытство. Уду бросает беглый взгляд на свои руки, облаченные в кожаные перчатки, плотно прилегающие к коже. Обычно, будучи дома, он снимает их сразу и не вспоминает до следующего выхода за границы собственной крепости. Но с приходом друга за компанию, Уду просто позабыл об этом. — Хочу узнать, так ли они нежны на самом деле, как представляет это моё воображение,— задорная ухмылка ползёт по губам и Пэй наконец чувствует себя в своей тарелке. Тонкие перчатки его нервировали. Редкие ласки со стороны Уду он мог получить только сквозь этот предмет, а он забирал с собой немало ощущений, первоначально дарованных лишь одному Пэю. Перчатки воздвигали преграду. И поджигали любопытство Мингуана. — С чего бы мне это делать? — сухо, как бы без интереса спрашивает Уду, продолжая разливать кофе. Другим людям этот тон мог бы показаться холодным, отталкивающим, но Пэй был проницательным человеком и слишком хорошо знал друга. Он без усилий увидел в опущенном к столу взгляде — интерес. Холодный тон звучал фальшиво, когда глаза казались такими тёплыми. Они как южные моря утягивали и зазывали навеки утопиться. Пэй был бы не против, но сегодня у него иная цель. — Ну же, шисюн, я ведь обижусь, если ты это не сделаешь. — Обижайся. Мне то что? — И как после этого я могу считать тебя своим другом? Ши Уду наблюдает за Пэем и его показной игрой. Беззаботные уговоры лишь смешат, улыбку приходится сдерживать с трудом, но от Пэя не ускользает вид еле заметно дрожащих уголков губ. Ши Уду с первых слов знал, что выполнит просьбу Пэй Мина. Пэй Мин тоже это знал. Но они не могли проигнорировать маленькую традицию привычных уговоров. Это стало их нерушимым обрядом, о котором оба знают, но молчат. — Хочешь, чтобы я снял перчатки? — Да. — Так сделай это сам. На секунду Пэй теряется и только после широкая улыбка осветляет его лицо в ответ на веселую ухмылку Уду — улыбался тот редко. Кофе остаётся забытым. Ши Уду присаживается на ближайший стул и с скрипом в сердце молчит о новом ковре и ногах Пэя на нём. Но Генерал Мингуан летать ещё не научился. Другой возможности добраться до друга у него не нашлось. Он присаживается на пол, у ног Уду и слышит усмешку со стороны чужого лица. Надо же, наслаждается. Но Пэй не может позволить себе ехидных комментариев. Не сейчас уж точно. Когда под тонкой игрой в лёгкую атмосферу ему доверили нечто настолько личное. Он мог видеть дрожь на кончиках пальцев Ши Уду и точно знать, как тот обеспокоен. Водяной Тиран, казалось бы, состоял из сплошного льда, а в глубине он скрывал каменное сердце. Любой знакомый с ним человек скажет, что этот тип не обладает слабостями. Его натура непробиваема и чувства подобного человека задеть невозможно. Кусок пластика будет нежнее и чувствительнее Уду. Но Пэй знал, что это не так. С момента их сближения он находил всё больше слабых мест Уду, о которых тот скрывал, которых тот стыдился. Пэй узнавал те мелочи, что радуют его друга, позволяя безразличным глазам загореться почти детским восторгом. В такие моменты отличия между лицами братьев Ши становятся почти неразличимы, но про себя Пэй отмечает, что старшему улыбка идёт куда больше. Или это кажется так лишь ему одному? Уду терпеть не может слабости. Но Пэю он доверчиво раскрывает их на протянутой ладони и чувствует небольшой страх. Вдруг настанет момент, когда больше нечего будет демонстрировать другу? Ничто его не удивит, все тайны раскрыты, а спрятанные желания вывернуты наизнанку. Пэю станет скучно, он исследует всё, что ему было доступно и даже то, что было запрещено — он развернется и покинет Уду, унеся с собой в кармане ещё одно разбитое сердце. У Ши Уду мало страхов. И он боится стать "очередным". Одним "из". Пэй ласково улыбается, проводя пальцами по запястью с бледной кожей, на которой так отчётливо прорисовываются узоры синих вен. Он не стремится ни к одному из тех исходов, которые в периоды подавленного настроения успел придумать Уду. Пэй Мин просто желает быть рядом, дарить любовь и получать её в ответ — как можно дольше. Его губы касаются нежной кожи и рука ощутимо вздрагивает — видимо, от непривычки к чужим прикосновениям. Пэй не останавливается, продолжая покрывать открытый участок мимолётными поцелуями, ощутимыми как прикосновение ветерка. Зубы цепляются за серебряную застёжку, громко клацая по ней. Несложный механизм поддаётся и перчатка слабеет на ладони, после без труда её удаётся снять. Кисть руки мягкая, нежная после долгого пребывания скрытой от глаз. Пэй не спешит к ней касаться, позволяя первое время лишь рассматривать. Длинные пальцы с короткими ногтями. Они заметно ухожены и это забавляет — Уду так старается следить за руками, но всё равно прячет их от лишних глаз. — Что тебя рассмешило? — слышится настороженный голос Уду и его пальцы заметно напрягаются. Он собирается отдернуть свою руку, но вовремя оказывается остановлен сильной хваткой Пэя на запястье, которому секунды назад дарил нежнейшую ласку. — Ничего. Сиди дальше смирно. — Указывать мне вздумал? На бурчание Пэй Мин просто не обращает внимание. Его товарищ любил ворчать по любым пустякам и это стало обычной возможностью наслаждаться этим голосом. Мингуан продолжает рассматривать полученную ладонь с нескрываемым любопытством. Пускай Уду знает, что он интересен, пускай радует своё самолюбие. Пэй лишь поспособствует этому. Он видит гладкую кожу и чувствует запах нанесенных травянистых масел. Холмы костяшек выглядят слишком заманчиво, но большее внимание заслуживают напряжённые от волнения вены. — Почему ты носишь перчатки? — Я неоднократно объяснял тебе. Можешь не врать, что забыл. К чему этот вопрос? — Я лишь хотел услышать твой взволнованный голос. — Ты!.. Уду хочет отстраниться, но подобная прихоть уже не в его силах. Он не может устоять перед тягой этого мужчины и чувствует себя жалким. Повелся, как и многие другие, на харизму Пэя. Чем он лучше теперь тех девушек? А Пэй неспеша опускает лицо ниже и утыкается носом в середину ладони, как ласковая собака, просящая одобрения у своего хозяина. Уду чувствует, как всё в его теле перевернулось вверх ногами от этого жеста. Он становился слишком слаб при Пэй Мине и это бесило. Мингуан погладил раскрытую ладонь кончиком носа и поцеловал в середину. Он чувствовал исходящую дрожь и принимал это как комплимент. Тыльная сторона оказалась под дождем повторных ласковых поцелуев, встречающих каждый миллиметр кожи по несколько раз. В итоге Пэй осмелел. Наблюдая за реакцией друга из-под полуприкрытых ресниц, он провел кончиком языка от большого до указательного пальца и с удовольствием увидел, как на бледных щеках румянец вспыхнул с большей силой, а небесные глаза дрогнули. — Прекрати. — Нет. Пэй тихо смеётся и крепче сжимает запястье. Он чередует поцелуи с ловкими движениями языка вокруг пальцев и обхватывает два из них губами, заключив в плен своего горячего, влажного рта. Именно в этот момент, к неожиданности Пэя, со стороны Уду раздаётся стон. Тихий, приглушённый, и если бы не внимательный слух, он бы остался незамеченным. Лицо Уду, скрытое второй, более свободной рукой, пылало горячее любого костра. Казалось, что он не выдержит этого и закипит изнутри — насмерть. Пэй усмехнулся про себя. Надо же, как долго он упускал эту очевидную деталь. Он мог лишь предполагать, что Уду обладает нежными руками, но не думал, что они окажутся чувствительными настолько. Поэтому Мингуан продолжает ласки, получая в ответ на свои действия дрожь, глубокие вздохи и полное прекращение попыток вырваться. Уду смирился и отдался в своё право получать удовольствие. А Пэй увлёкся, полностью посвящаясь своему делу. Он целовал, лизал и даже осмелился укусить. Костяшку большого пальца, не сильно, только прихватив её зубами, но это стало гранью. Он становится таким же слабым при мысли об Уду. И упускает момент, когда другая, ещё обтянутая перчаткой, рука грубо хватает его за подбородок и тянет повыше. Пальцы сжимаются с силой на контуре челюсти и вполне возможно могут остаться еле заметные, быстро исчезающие следы. Сквозь кожаную преграду его влажные губы гладят и касаются к щеке. — Генерал Мингуан, Вы неплохо справляетесь со своим ртом. Не покажете мне в более подходящей обстановке, на что ещё могут быть способны Ваши губы? — Я надеюсь, в твоей спальне нет таких же дорогостоящих вещей, а иначе я просто побоюсь лечь на эту постель. Уду только закатывает глаза под ласковый смех друга и улыбается ему в ответ.