***
Человечество твердит, что дискриминация исчезла, что теперь ни один человек, ни одно меньшинство не станет притесняться. Но нет. Как бы кто ни копался в своем или чужом генетическом коде, как бы не менял его «настройки» и не переписывал «код», многие вещи просто не меняются. И, как бы то ни было, это нормально. Для нас, для людей. Возможно, это часть того, что и делает нас людьми. Настоящими. Это наталкивает на мысль — быть может, не так уж сильно мы отличаемся от идеальных? — Мы закончили, — молодой человек отвлекся от своих размышлений и обратил внимание на свою необычно взволнованную напарницу, как-то немного смешно высунувшую голову из-под приподнятой дверцы. Он усмехнулся, глядя на эту картину и кивнул ей, в сотый, нет, в тысячный раз прокручивая план в голове. Все было готово. Дверца еле слышно закрылась. Брэй лег на поверхность крыши и снова утонул в воспоминаниях, наблюдая за заходом солнца. Все было готово.***
Посуда без конца ударяется о пол. Сын терпеливо ждет, когда родители закончат, с каким-то страхом пересчитывая собранные ими деньги в кошельке. Это нал, который редко кто берет, им редко кто-то вообще пользуется, но получить чип, будучи неидеальным почти невозможно. Шелест купюр отдавался неприятным звоном в ушах под крики разъяренных родителей. Ближе к концу нарастала необъяснимая тревога и волнение. Как так вообще получилось? Разве они не должны были отпраздновать это событие вместе? Почему мама вдруг так разозлилась, почему отец смотрел на него с таким сожалением или почему папа захотел скрыть от матери собранные деньги? Столько разных вопросов крутилось в голове, не давая сосредоточиться. Приходилось снова и снова пересчитывать, а родительские крики все только усложняли. Мальчик уже давно перестал вслушиваться в то, о чем они толкуют. Дерганная улыбка скользнула по его лицу. Они собрали нужную сумму. Он ощутил какую-то странную радость, вовсе на нее не похожую, в глазах скользнуло облегчение, но это быстро сменилось совсем иным чувством: сердце резали грусть и боль, воспоминания и сожаления нахлынули бурей смывая все остальное со своего пути, вечные споры родителей, крики, побои, а главное — сильнейшее одиночество. Он прикусил губу и чаще задышал. Нельзя плакать. Папа сказал, что нужно быть сильным. Но накопленные эмоции не могут сдерживаться вечно. Все кончается, как кончился и самоконтроль. Они волной охватывали и разливались по всему телу. Сердце словно стало каменным и тяжелым, заставляя своего носителя согнуться, обхватив плечи, тихо всхлипнуть от нахлынувших слез, сдерживая резкий порыв крикнуть. Так громко, как только можно, чтобы то неприятное чувство вышло вместе с этим криком, оставляя после себя лишь спокойствие и легкую грусть, перерастающую в облегчение и осознание, которое дает все ответы на все вопросы. Или не дает, но уж точно так будет легче.***
Брэй хмыкнул на плохое окончание такого прекрасного воспоминания, глядя мерцающие огни в небе — то было одно из немногих мест, где их еще можно было хорошо разглядеть — которые будто бы были на таком небольшом расстоянии, что их можно поймать, забрать себе и никому не показывать или наоборот продать подороже в какой-нибудь музей невероятных масштабов. Хотя, люди уже и это научились делать. Теперь человечество — сказка, но с плохим концом. И об этом он точно позаботится.