Собака по кличке Rossiya

      – Что ты знаешь о зоофилии? – задумчиво тянет Канада, вальяжно откинувшись на спинку дивана и потягивая молочный кофе, сдобренный кленовым сиропом, конечно же. И глядя куда-то в сторону. Америка давится своим пончиком и сгибается пополам, выпучивая глаза так, что они становятся видны из-под сползших набок темных очков. Канадец выглядит серьезным, будто разговаривает о войне. США лупит на него глазенки и с крайней осторожностью ставит на низкий столик почти опустошенную коробку с пончиками, предчувствуя долгий и, может быть, даже душевный разговор. – Are you okay? – аккуратно интересуется он, продолжая наблюдать за братцем. Канада выглядит спокойным и даже несколько отрешенным. – Например, ты знал, что собаки очень долго и бурно кончают, а еще в конце у них набухает узел, так что после извращенных игр ты еще долго не отделаешься от сцепки?.. Тон такой, будто он – специалист, преподающий студенту механику. Кто, блять, вообще говорит о таком за чашечкой кофе? Их многоуважаемые родители будут недовольны. Даже если сейчас они не живут вместе и разбросаны по разным концам света. Почти по разным. В гостиной повисает тишина, и слышно, как ветки вековых сосен скребут о крышу их загородного дома, который братья арендовали вместе на летние каникулы, когда кончилась учеба. В целом, обоим тут нравилось. Озеро, лес и пение птиц по утрам. Запах и освещение, как в канадских сериалах для подростков. Но внезапно Америке кажется, что он что-то упускает, и США с запозданием чуть скашивает глаза, прослеживая взгляд брата. Тот смотрит прямо на развалившуюся у подножия дивана огромную – американец всегда поражался размерам этого существа – русскую борзую. Глаз единожды дергается, но США молчит и терпеливо ждет разъяснений. Тут Канада чуть заметно улыбается, не сводя глаз со своего «любимца», и опускает руку к полу, чуть наклоняясь вперед корпусом. – Псс, Россия… Собака мгновенно вскидывает голову на оклик, будто и вовсе не дремала все это время, как казалось изначально, и смотрит на канадца большими преданными глазами. – Тц, чел, ты меня пуга… - заикается было США, но братец будто специально игнорит его, или в самом деле не обращает внимания, полностью увлеченный псом. Россия. Что за дурацкое имя. Даже не «Раша»! «Rossiya»! Америка с самого начала был против того, чтобы брат заводил живность, а тем более собак, которых американец отчего-то с детства на дух не переносил. Нет, хоть убейся у него на глазах, доказывая свою идиотскую точку зрения, которая вхер никому не сдалась, но коты куда лучше! Такие большие, пушистые, толстые, ленивые коты, которые только и делают, что спят, жрут и орут. Как-то раз Канада посмеялся над предпочтениями США и сказал, что «питомцы часто похожи на своих хозяев» и «нам нравятся те, кто похож на нас или напоминает нас». После этого Америка не разговаривал с ним месяц. Да потому что пошел он в жопу вместе со своими псами. Псы – вонючие, нечистоплотные, жрущие всякую гадость и отвратительно громкие существа. А тем более США не импонировал нынешний пес канадца. Да вы только посмотрите на него – это ведь даже не собака, так, кусок шерстяной коряги! Чего только стоит этот мерзко длинный горбатый нос и полный тупой раболепности взгляд. – Иди ко мне, малыш. – в голосе Канады в этот момент, как и во все похожие, было столько неприкрытой бесстыдной нежности, что вкупе с недавними словами брата о зоофилии вызвали у США извращенные образы в голове и приступ тошноты. Россия, этот шерстяной ублюдок, тут же радостно подскочил и послушно сел у ног хозяина, принимаясь тыкаться тому носом в колени. Канада счастливо взвизгнул и принялся тормошить пушистые собачьи щеки, едва не целуя тому нос. В ответ пес издал этот непонятный звук признательности и умиления и принялся робко вылизывать тому лицо. Радости канадца не было предела, как у ребенка, открывшего рождественский подарок. В стороне Америка просто сидел, и на его позеленевшем лице читалось вселенское отвращение к этой картине. И где-то внутри зарождалось нечто темное, которое он упорно игнорировал вот уже… на протяжении многих лет. Но США никогда в этом не признается даже самому себе. – Fucking shit, только не говори мне, что… - начал он, все еще не в состоянии отвести взгляд от такого счастливо улыбающегося братца, который сейчас, в эту самую гребаную минуту, как и все минуты, часы, годы до этого, посылает тонны обожания какому-то облезлому плешивому псу, а не ему, Америке, дорогому брату… - Что ты ебался с этой псиной. О-о, нет. Такого удара по своему самолюбию и воображаемому либидо он не выдержит. Канада… они с самого детства были практически неразлучны. Ходили в один горшок, спали в одной совмещенной из двух кровати; США все еще помнит, каким слюнтяем был Кан в пять, восемь, десять лет, и его вечно приходилось защищать от дворовых мальчишек, успокаивать после ссор родителей, нагло привирая, что у них в семье все в порядке и волноваться по поводу мелких стычек Франции и Великобритании не стоит. Когда семья все же распалась, именно Америка успокаивал ревущего Канаду, который надолго впал в прострацию и даже отказывался идти в колледж, не видя смысла жить дальше, если даже те, кто казался самым близким и надежным, вероломно предают и уходят из их жизней. Только США оставался рядом, что бы ни случилось. Всегда. В любую погоду в доме и за его пределами. Родители уже не важны. Дети стали свободными, самостоятельными. Теперь они могут все. Тем более – вместе. Так какого черта Канада все еще ведет себя так, будто не может больше доверять людям, и оттого заводит себе собаку, преданную и послушную игрушку, которая останется рядом до конца дней? «Я не знаю, как буду жить дальше, когда Россия вдруг умрет». – шептал канадец таким голосом, осторожно положив голову на плечо брату, пока Америка молча сжимал кулаки до скрипа диванного пледа под пальцами. Опять?.. Что ты несешь, черт возьми? Какая Россия? Эта жалкая псина, которой ты отдаешь все то, что с самого начала было предназначено Америке? Не собака позволяла плакаться себе в рубашку длинными зимними ночами. Не собака вытирала тебе сопли и говорила, что все будет хорошо, и что он всегда будет рядом. Не собака, в конце концов, бросила все дела, чтобы поехать с тобой этим летом, остаться в загородном доме далеко от цивилизации, в то время как должна была впахивать как лошадь на трех подработках для студентов. Это все Америка. Это он сделал. – Аме? – негромко окликает Канада, поднимая глаза и вдруг замечая американца, сидящего перед ним, опустив плечи и отвернувшись к окну. – Что-то случилось? Ну уж нет, он не покажет слабости. Не покажет… – Хватит строить из себя бесстрашного брутального ковбоя, бади*. – хмурится Канада, выпрямляясь и убирая руку с холки России, отчего тот, будто чувствуя настроение хозяина, послушно отстраняется и поднимает внимательный взгляд карих глаз на США. Америке хочется плюнуть ему в эту отвратительно длинную волосатую морду. Он был приверженцем движения за защиту животных, но в этом случае скорее сам бы расчленил эту дворнягу где-нибудь в подвале, запихнул в багажник и останки закопал ночью в лесу. А Канаде сказать, что его питомца сбила машина. Потом еще раз проехалась сверху, и еще – и так до тех пор, пока тело не стерлось о шершавый асфальт так, что не осталось и волоска. – Америка, я знаю этот взгляд, – хмыкнул канадец, внезапно поднимаясь с дивана, в пару шагов преодолевая расстояние между ними и присаживаясь на подлокотник кресла, в котором сидел брат. – Не отнекивайся. Мне всегда было интересно, отчего ты так ненавидишь Росси, мм?.. Америка показательно отворачивается, когда ладонь канадца плавно опускается ему на плечо. Уголки губ Кана едва заметно вздергиваются. О, он догадывался. Оттого, признаться, и завел этот разговор про зоофилию. Реакция братца превзошла все его ожидания. Внезапно Америка вздрагивает, чувствуя горячее дыхание, касающееся его ушной раковины. Канада вдруг оказывается слишком близко. Настолько, что по американским законам США имел полное право обвинить его в домогательствах, успешно выиграть суд и засадить того на пару веселеньких лет. – Братец ревнует меня к моей собачке? – мурлычет в ухо Канада, и назвать его прикосновения дружескими уже никак не получается. США хмурится и слабо отпихивает наглую руку, а в следующее мгновение уже вскакивает с кресла и кидает на канадца полыхающий взгляд. – В какую игру ты со мной играешь, мелкий засранец? – возмущенно и с напускным холодом шипит США, делая пару шагов назад и складывая руки на груди. Уверенности и энтузиазма не прибавляет и Россия, сидящий в стороне, но упорно наблюдающий за ними своими темными собачьими зенками. Америка готов зашипеть и на него, как вздыбленный кот, чтобы псина убралась уже куда подальше, но русская борзая был не из робкого десятка – весь в своего хозяина. Это он только казался милым и невинным. Только посмотрите, как Канада вовсю надвигается на собственного брата сейчас, как какая-то голодная кобра. Его ореховые, отливающие теплым медом в отблеске солнечных лучей, падающих из окна, глаза завораживали. Рядом с таким Канадой Америка быстро терялся и становился не тем-самым-героем-спасающим-вселенную-в-каждом-голливудском-фильме, но превращался в обычного подростка-неудачника, не умеющего общаться с противоположным полом. Хотя в случае Америки он как раз таки с противоположным полом чувствовал себя прекрасно, как рыба в воде. Проблемы у него были с определением гендера и сексуальной ориентации – причем не только у самого себя, но и у всех знакомых. Тут Канада внезапно замер. В глазах его промелькнуло что-то неопределенное, вроде того чувства, когда тебя предал самый близкий, и ты до сих пор не можешь в это поверить. Он раздраженно дернул головой, и с лица его слетела еще секунду назад плавающая игривая улыбка. – Играю? – протянул Канада, бегло окидывая брата взглядом, таким, что кажется, будто тебя окатили холодной водой. – Ты уже сам запутался в своих играх, братик. Я всегда был серьезен по отношению к тебе. Теперь пришла очередь его отворачиваться и складывать руки на груди. Америка в недоумении уставился на него, кожей чувствуя вмиг повисшее в воздухе напряжение. Он прекрасно знал это чувство. Предстояла ссора или хорошенькие разборки. Будто почуяв общее настроение, Россия на полу поднялся и принялся переводить обеспокоенный взгляд с одного на другого, едва слышно издавая скулеж животного, не понимающего, отчего злится его хозяин. Тяжелый вздох после продолжительной паузы. Америка не любил ссориться. Он всегда старался свести на минимум и обезопасить ситуацию, которая могла привести к острому столкновению интересов. – Кан, я… - еще один вздох. Он пытается подобрать слова и бегает глазами по полу, будто в поисках подсказки. – Я не хочу ссориться с тобой. Никогда не хотел. Но я не… не совсем тебя понимаю. Почему ты вдруг заговорил об… о собаках? – Аме смущенно чешет щеку, внутренне подключая все способности своего майнда*, чтобы понять, что вообще происходит и чего от него хотят. – И это твое странное поведение, – он краснеет еще больше, потому что, если США хорошо разбирается в намеках, – а он разбирается отлично – то, что делал Канада, было именно намеком на близость, – Немного сбило меня с толку, окей?.. Он возносит к этому большому парню, способному нависнуть над ним не хуже айсберга, полный надежды взгляд. Как бы он хотел, чтобы они могли разговаривать прямо, без всех этих плясок вокруг да около. Как… психотерапевт с пациентом. Но черт бы побрал непрофессиональные отношения, в которых нужно было догадываться самому, ловя косые взгляды, полутона, и разгадывая шарады из чужого поведения. Канада какое-то время молчит и не смотрит на него. США начинает накручивать себя и переживать еще больше. Даже Россия на полу замолкает и робко укладывает голову на лапы, словно боясь пошевелиться лишний раз. – Сбило с толку?.. – тихо тянет наконец Кан. – То есть, все это время ты ничего не замечал?       Он восхищался этим парнем с самого детства. Смотрел на него как на пример для подражания, как на старшего брата, чье одобрение он должен получить любой ценой. Они были неразлучны в детстве, потому что, ну, знаете, они были детьми в не самой лучшей семье, которая мало того, что трещала по швам, так совсем скоро еще и раскололась окончательно. Но счастье не может длиться долго, даже такое ненадежное, как у них. В подростковом возрасте они все кардинально меняются, и в их глазах меняется и мир вокруг. У США появлялись все новые и новые друзья, он обрастал связями, и совсем скоро дружба с маленьким братцем уже не казалась ему сокровищем, за которое нужно цепляться всеми лапками. Канада предвидел это. Он понимал США, и у него тоже появлялся новый круг знакомых. Так получилось, что к тому времени, как нужно было выпускаться из старшей школы, они жили почти раздельно – каждый своей маленькой жизнью, полной всякими своими прелестями и темными пятнами. Но образ заботливого, умного и почти что всемогущего США, заботившегося о нем, никак не хотел выходить из головы. Канада загонял это чувство подальше, стараясь наслаждаться короткими встречами и традиционными семейными ужинами на Рождество и День Благодарения, но, в конце концов, возвращался к пустоте в том месте своего сердца, которое обычно занимал брат. Его там не было. Его вообще почти не было в жизни канадца с момента их поступления в старшую школу. И теперь США смеет спрашивать: «Что не так?». Он даже завел пса в надежде заменить им брата, и Россия, надо сказать, неплохо с этим справлялся – теперь Канада не видел своей жизни без этого умного и понимающего комка шерсти. Америка большими детскими глазами смотрел на Кана и не понимал. Что творилось у него в голове все это время? Что он хочет услышать от него? Чего Америка мог не заметить? Канадец чувствовал себя паршиво, стоя там и сжимая кулаки до побелевших костяшек. Но он ведь не может бегать все время, правда? Стоит быть честным хотя бы с самим собой и иметь мужество перестать бегать и просто признаться. Так их жизнь станет легче. Возможно, Америке это не понравится. Но он ведь был главным, кто ратовал за свободу сексуальных меньшинств, он – голос всех тех, кто испытывает чувства, но боится сказать о них. США говорил: «Не бойся. Даже если тебя отвергнут – будет лучше, если ты скажешь и перестанешь носить с собой этот груз недосказанности и собственных снедающих эмоций, в которых не можешь разобраться». «Скажи – и тебе помогут понять». «Если будешь молчать – ничего не измениться». Не изменится… Канада долго думал над этими словами. Изменения ведь не всегда происходят в лучшую сторону. Но стоять на месте, пока все живое движется вперед – смерти подобно. Жесточайшее преступление против собственной природы. Он тяжело вздыхает, запрокидывая голову. Хочет сесть на диван, но передумывает – слишком напряжен. Готов в любую секунду сорваться с места и убежать. Хватит бегать, кленовый сироп. Толку от этого не будет. От себя не убежишь. – Мне нужно сказать кое-что. – наконец жестко чеканит Канада, жестом показывая, что лучше присесть, но сам остается стоять. «Вот так бы и сразу». – с облегчением и в то же время неким волнением думает США, внимательно и незаметно следя за ним. – Ты же знаешь, я всегда рад выслушать. – искренне улыбается Америка своей самой чистой и не актерской улыбкой, которую канадец у него только видел. Присаживается на диван и хлопает рядом с собой. От его мягкого тона и вмиг изменившегося лица Кану тут же становится намного легче, так, что он готов робко улыбаться сам. Он немного думает и все-таки садится рядом с братом. Чем ближе – тем доверительнее контакт, тем больше расположение. Канада хочет сказать нечто в духе «обещай, что твое отношение ко мне не изменится», но он понимает, что будет подло с его стороны требовать такое. США не обязан притворяться, что все хорошо, если это на самом деле не так. Он складывает пальцы в замок и утыкается в них взглядом. США смотрит на его профиль, давно положив очки на стол, так что теперь его взгляд ощущается на коже острее. Эти глаза, летнее безоблачное небо… не каждый удостаивался чести видеть их. И когда кто-то из близких друзей ловил прямой контакт американского взгляда, без черных пластиковых стекол, то самой подкоркой сознания начинал ценить эти моменты чуть больше обыкновенного. Еще один глубокий вдох-выдох. Канада прикрывает глаза, думая о том, каким он на самом деле может казаться раздражающим. Нет, правда. У него куча недостатков. Он не может нормально постоять за себя. Вечно тихий, отмалчивается всюду, никого не хочет беспокоить. Полная противоположность Америки. Они не смогут быть вместе. Потому их дорожки и разошлись, помнишь?.. …Слишком разные. От этого осознания в носу мгновение щиплет, и хочется впасть в меланхолию. Но Канада обещал самому себе стать сильнее. Давай, это не страшно – четыре слова и все. И будь что будет. Главное, что он избавится от этого груза, даже если на какое-то время придется скинуть его на плечи США. One. Two. – Я гей. Сказал это так просто. Сам от себя не ожидал. Стало немного легче. Америка все еще смотрит на него, но из-за того, что канадец полностью увлечен разглядыванием собственных заусенцев на пальцах, он не видит выражения голубых глаз. Но это еще не все. Three. – Я гей и я… люблю тебя. Тишина длится мгновение и тянется вечность. Канада будто проваливается в долгожданный бассейн, и уши затапливает водой, чтобы он ничего не слышал. Глаза сами закрываются, будто он хочет уснуть и желательно не просыпаться до тех пор, пока брат не исчезнет из его поля зрения. Стук сердца эхом отдается в ушах. Пес рядом даже не вскидывает головы – и Кан понимает, что все сделал правильно, не выпалив признание слишком эмоционально. Даже сейчас, сам того не осознавая, Россия поддерживает его, и за это Канада готов отдать ему жизнь. Так хочется обнять сейчас этого белого медвежонка, спрятать лицо в его шерсти и представить, что случившееся признание – только его сон или планы-мечты, которые никогда не претворятся в жизнь. Но сидящий рядом Америка, к несчастью, реален как никогда. – Т-ты… - хрипит он после продолжительного молчания, и Канаде его голос кажется странно счастливым и немного удивленным, что никак не вписывалось в его представления о реакции брата на такое откровение. – Ты серьезно это сейчас? Только не смей говорить, что пошутил! – вдруг накидывается на него Америка, шутливо раздирая ногтями кожу на предплечьях. Так он любил делать, когда его переполняли эмоции, а США не знал, через что их выразить. Канада, не ожидавший такого, резко бьет его по рукам и вперивает в американца неверящий взгляд. США на секунду даже пугается и отскакивает от него. Глаза Канады горят чем-то почти безумным. – Что?.. – хрипит Канада. – Ты… перестань шутить, придурок, я серьезно… – И я серьезно. – не терпящим возражения тоном чеканит США. Внезапно канадец замечает, что все это время брат незаметно сокращал между ними расстояние, подползая ближе, так что теперь у того перехватывает дыхание от того, насколько интимной стала ситуация, пока они тут болтали. – Я серьезно. – повторяет Америка нарочно, и только теперь, кажется, с Канады спадает оцепенение. Он, не отрываясь, смотрит в глаза напротив, которые все приближаются, словно маятник гипнотизера. И опускает веки с дрожащими ресницами, только когда чувствует осторожное прикосновение теплых губ к своим. «I love you». Неизвестно, кто из них это прошептал, но именно на этих едва различимых словах собака на полу вскидывает голову с коротким скулежом. И смотрит снизу вверх на то, как ее хозяин целуется со своим братом. Диван чуть прогибается под ними, когда парни укладываются, забираясь на него с ногами. Америка, тяжело дыша, покрывает шею Кана длинными поцелуями, так что наверняка останутся пятна. Канадец все еще с трудом верит в происходящее, и ему ничего не остается, кроме как поддаться и позволить США вести. Но когда американец, почувствовав волю, уже пробирается тонкими холодными ладонями под клетчатую рубашку брата, одновременно исследуя языком его ушную раковину, Канада вдруг чувствует прикосновение к ладони чего-то мокрого и холодного. А мгновение спустя Америка на нем взвизгивает, и с пола доносится тихое утробное рычание. – Ватэфак, Кан, приструни свою псину! – вскрикивает США, и Канада, уже догадывающийся, в чем дело, переводит взгляд вниз, на Россию, который в этот момент зацепил зубами футболку американца и тянул ее на себя, как собачий канат для игр. Канадец секунду молчит, но все же не сдерживается и прыскает, и вот уже валится на диван и хохочет. Россия, замечая, что хозяину нравится, только с большим усердием налегает на футболку американца, и тот отчаянно воет, пытаясь вырвать ее из мертвой хватки собаки. Но внезапно этот веселый гам из визга Америки, хохота Канады и задорного рычания России с пола прерывает жуткое «РРРВАК». Кан резко замолкает, боясь представить, что сейчас будет с США. Россия порвал его любимую футболку с логотипом «NATO»: из его пасти свисает здоровенный клочок черной ткани. Собака, конечно же, виноватой не выглядела и будто только гордилась своей победой, тут же отставая от американца и победно усаживаясь перед диваном так, чтобы хозяин его видел. One. Two. Three. – КАНАДА! Я пущу твою скотину на ковер для своей гостиной, а голову повешу перед камином, клянусь демократией!!! Канада с гоготом слетает с дивана и несется прочь от преследующего его братика. Россия, разозленный тем, что на его человека кричат, с пронзительным лаем несется за США. Хорошо, что в этой глуши у них нет соседей.