Её зовут Софи

Меня зовут Софи, только Софи, пожалуйста, и никак иначе. Я прихожу в бар вечером, заказываю алкоголь и ни с кем не знакомлюсь, потому что всё ещё люблю своего мужа. Люблю и боюсь вновь его увидеть. Он говорил во сне, пел странные куплеты, рассказывал истории, слишком абсурдные, чтобы выдумать их наяву. Чаще всего он говорил о суде, хотя иногда проскакивали и другие темы — что-то о еде, о времени, о глупых королях и злых королевах. Несколько лет назад мой муж получил срок за мелкую, как он говорил, кражу, возможно, это слишком отразилось на нём, въелось глубоко под кожу, в разум, в сердце. Разумеется, я знала о его прошлом, но предпочитала не слышать ядовитые слова за спиной. Он обещал исправиться и держал это обещание, к тому же, недостатка в деньгах мы не чувствовали, потому что наш маленький шляпный магазин в таком же маленьком и уютном городе процветал. Когда я услышала от мужа имя «Алиса» в первый раз, то, как и все женщины, подумала об измене. Подумала и тут же оттолкнула эту мысль — он почти не выходил из мастерской, а если и покидал свой творческий оплот, то я всегда была рядом — верною женой, помощницей в магазине, собеседницей и опорой. Вероятно, Алисой звали одну из молоденьких покупательниц, пытавшейся флиртовать в надежде получить скидку. Когда во сне он произнёс это имя, затем ещё раз и ещё, позвал её куда-то, я насторожилась. Не могла понять, что связывает моего мужа с этой таинственной Алисой, где он мог с ней встретиться, потому что постоянных посетительниц звали (я опрашивала соседей, не желая говорить об этом с мужем) Саманта, Бэт и Эбби — и никакой Алисы. Но он продолжал разговаривать с ней, теперь уже не только во сне — даже днём муж мог замереть, уставясь уверенным взглядом в пустоту, и говорить с ней, звать, смеяться. Не было даже ничего романтического — просто беседа двух людей, двух знакомых, коротающих время вместе. Разгадка пришла внезапно. Когда он позвал «милую маленькую Алису» на чаепитие, я поняла, что это та девочка, которая заходила к нам неделю назад. Странная, даже глупая мысль пронеслась у меня в голове, но я чувствовала, что это правда. Против воли я продолжала вслушиваться в его бред, раньше казавшийся милым. Он упомянул какого-то зайца, и я снова поняла, о чём речь. На каминной полке у нас обычно стояли подарки посетителей за особенно милые шляпки, и среди засохших уже букетиков сидел, чуть скособочившись, тряпичный заяц. Глазки-пуговицы, немного кривая выкройка, нервный шов — очевидно, что шил ребёнок. Ничего пугающего, но я почувствовала необъяснимую дрожь. Я стояла над игрушкой с портняжьими ножницами, понимая, что её нужно уничтожить, и не могла. В тот день муж впервые поднял на меня руку. Он не дал разрезать дьявольскую игрушку, а на моей щеке расцвёл багровый синяк. Но мой вскрик будто вернул безумца на мгновение в реальный мир. Он тут же обнял меня, начал извиняться, повторять: «Сонечка, мышка моя, прости, прости… " Он всегда называл меня так, на иностранный манер. Стук в дверь прервал его слова, и я поспешила принять посетителя. Вернее, посетительницу, маленькую, нарядную девочку. Алису. Я отшатнулась в попытке закрыть дверь, но Алиса взглянула мне в глаза и тонким, звенящим голосом спросила: «Вам не понравился мой подарок?» — Нет! — закричала я, — Нет! Уходи! Рабочий день кончился, мы закрыты! — я выгнала девочку, опасаясь почему-то её касаться, и почти выдохнула с облегчением, но в самом конце улицы Алиса обернулась и проговорила: «А ведь это была не кража. А убийство.» И пропала в темноте весеннего вечера. Меня трясло, мысли путались и метались, по лицу текли слёзы и пот, я упала на диван, слыша такую жуткую теперь речь мужа. Пожалуйста, пусть это всё окажется сном, причудливым кошмаром, после которого просыпаешься на мокрой подушке, но сном, а не реальностью! Я не хотела просыпаться утром, мне снился нормальный, счастливый мир, и промелькнула мысль — а что, если?.. Но голос мужа вытащил меня из сна. Пошатываясь, я прошла в кухню и отпрыгнула, отшатнулась, но он меня не заметил. Он смотрел вскользь, поверх меня, мыл чашки (Какие чашки? Когда он успел их испачкать?) и разговаривал с Алисой: «Как спала? Что приснилось?» Он говорил это так же, как и вчера, как неделю, месяц назад, как все эти годы нашей счастливой жизни, но ей, не мне. Я объяснила, что хочу отнести шляпки тем, кто живёт далеко (впрочем, вряд ли он услышал меня), и выбежала из дому. Я не могла больше оставаться в одном доме с сумасшедшим человеком и, возможно… Возможно, с убийцей, если Алиса права. Да, вероятно, я плохая жена, ведь я бросила мужа в такое трудное для него время. Но едва я начинала думать, что вернусь, спина и шея покрывались леденящим липким ужасом, он обволакивал меня, обездвиживал, забирался в голову и грудь, темнил мир вокруг. Я сидела на холодной скамейке в парке и не знала, что делать, я, всегда находившая решения в трудных ситуациях. В обыденных ситуациях. Наконец я пообещала себе, что найду врача и хотя бы выслушаю его мысли. Но для этого нужны были деньги. Значит, нужно было вернуться. На столе были расставлены чашки, наши фамильные бокалы, каждый чуть треснутый с краю, маленькие узорчатые блюдца и несколько чайников. Кое-какая посуда была расколота, но вряд ли он это замечал. Справа от него, прижатый спинкой стула к столу, сидел заяц, тряпичный заяц с маленькой дырочкой на груди от моих ножниц. Остальные два места были свободны. Он взял чашку, покачал её, слушая бульканье напитка, и обратился к пустым стульям: "Что общего, дорогие Соня и Алиса, между вороном и письменным столом?" Я почувствовала холод, будто снова наступила зима. Соня? А он продолжал: "Впрочем, неважно. За ваше здоровье, моя мышка!" и, поднимая чашку, глядел на место, где обычно сидела я. Как бы ни странно прозвучало, но я взмолилась, чтобы это оказался призрак, мой двойник, которого видит лишь мой муж, что угодно, но чашка не двигалась. Стояла жуткая, невозможная тишина. Тянулись секунды. Чашка не сдвинулась. Он взял её свободной рукой и соединил, звякнув, со своей. Мир обрушился. Я отступила, отошла на шаг, ещё на шаг, ещё, пока не почувствовала взмокшей спиной дверь. И выбежала, прочь, прочь от дома, от страшных звуков, образов и событий, а чашка звонила и дребезжала внутри моей головы. Меня зовут Софи, и только так. Я не знаю, что делать, я боюсь, и, кажется, я тоже начинаю сходить с ума.