— Да хоть голым веди эфир, ей-богу

— Рубашка или свитшот? Питерский красавец, Арсений Сергеевич Попов, имел отменный вкус стиля и всегда с легкостью и особой утонченностью подбирал наряды к каждому мероприятию. Сегодня же он метался от черной рубашки к зелёному свитшоту, затем возвращался к рубашке и снова кидал взгляд на другой предмет одежды. И так продолжалось уже третий час подряд, а эфир вот-вот должен был начаться. Сегодня Арсений вновь бармен, активно пропагандирующий здоровый образ жизни в виде приготовления алкогольных напитков. Его суетливые метания из стороны в сторону тихо наблюдал русоволосый молодой человек. Он украдкой делал быстрые снимки на смартфон, пока Арсений неистово бегал по комнате. — Милый, — наконец не выдержал Антон Шастун и подошёл к Арсу, — да хоть голым веди эфир, ей-богу. Никто не смотрит, какой напиток ты там делаешь, в какой одежде или в чьей квартире. Клянусь, зрителям нужен только ты сам. Парень обхватил своими теплыми ладонями лицо Арсения и, наклонившись, оставил легкий поцелуй на его скуле. Хотя бы это должно было взбодрить бармена. — Слушай, а я придумал! — вдруг воскликнул Попов; небесно-голубые глаза загорелись опасными огоньками. — Я надену твою футболку. И это были ни вопрос, ни просьба, просто фраза, да еще и сказанная таким тоном, что теперь она не подлежит обсуждению. Шастун коротко хохотнул: — Ты в своем уме? Думаешь, в этой тарабарщине нет людей, которые не заметят, что на тебе моя футболка? Наверняка, я с ней уже где-то высвечивался. — Да прикольно будет, — не унимался Арсений. Он подошел к Шастуну вплотную и обнял за шею, запуская пальцы в беспорядочно лежащие волосы. Глаза Попова выражали почти детскую мольбу, словно он, семилетний, выпрашивал брата взять его с собой купаться. И, конечно же, он знал, что Антон перед такой фишкой не устоит. Никто бы не смог устоять, однако только воронежцу разрешалось видеть настоящего Арсения. Мягкие губы Арсения прошлись по уже успевшей стать такой родной коже Антона, горячий язык оставлял влажные дорожки на шее и ключицах парня, пока шаловливые пальчики питерского графа поползли по остальной части тела. Одним движением руки белая футболка Шастуна улетела прочь, а Арсений с особым остервенением впился губами в грудь парня, несильно прихватывая кожу зубами. Антон выдавил из себя глухой стон и резким толчком прижал Арсения к ближайшей стене. Кажется, одна из висящих картин едва не свалилась на пол, но благополучно удержалась. Длинные пальцы избавили мужчину от рубашки, пуговицы которой даже не были застегнуты, что сильно облегчило Шастуну работу. Только парень с наслаждением начал целовать любимого, как где-то в углу зазвенел будильник, напоминающий о скором начале прямого эфира. Антон издал жалобный стон и грустно уткнулся лицом в шею Арса. Он тихо выругался, пока Арсений аккуратно гладил его по макушке, словно успокаивая капризного ребенка. От этой мысли брюнет улыбнулся. — Любимый, пора, — через время мягкий голос разрезал тишину, и Шасту пришлось повиноваться. Он с самым несчастным выражением лица направился к дальнему дивану. Пока Арсений надевал белую футболку и поправлял прическу, Антон Шастун размышлял: «Нет, не надо вести эфиры нагим. Ты мое сокровище, только я могу видеть тебя таким».